Огненные тени

— Я в полном тупике, — признался он. — Сегодня я уже пытался позвонить по телефону — связь не работает. Вот уж никак не мог подумать, что в наше время можно оказаться в снежном плену… Готов обсудить любое предложение, — добавил он, помолчав.
— Неужели ты ничего не предусмотрел на случай заноса? — недоверчиво спросила Элида.
— Ну-у… видишь ли, до сих пор меня ни разу не заносило снегом.
По спине у Элиды пробежали мурашки, не имевшие никакого отношения к холоду.
— Будем делать костер? — с преувеличенным энтузиазмом спросила Элида.
— Что-то надо делать в любом случае.
— Тогда не стоит откладывать.
Логан, ворча что-то о правилах противопожарной безопасности, собрал кору и щепки, Элида — стружки и опилки, а когда костер был готов, она взяла у Логана спички, подожгла лучину и раздула пламя, прикрывая огонек ладонями.
— Класс! — покачал головой Логан, глядя почему-то на ее обтянутые джинсами ягодицы.
— Спасибо, — сверкнула улыбкой Элида и села на корточки, грея руки около разгорающегося пламени.
— Школа герл-скаутов?
— Нет, уроки мужа.
Логан бросил чурку в огонь и осторожно опустился на брезент предусмотрительно расстеленный Элидой на ледяном цементном полу.
— И чему же еще он тебя научил? — спросил Логан, отогревая руки над огнем.
«Двусмысленный вопросик», — с усмешкой подумала Элида.
— Научил охотиться, научил свежевать оленя так, чтобы шкуру можно было пустить на…
Она осеклась, чуть не проговорившись, что Симон де Леон научил ее делать мокасины и мягкие сапожки из оленьих шкур. «Ах, Симон», — подумала она, и ей вдруг до сердечной боли захотелось, чтобы вернулись старые, счастливые времена их совместной жизни.
Логан мельком взглянул на нее, увидел искаженное мукой лицо, опущенные плечи, застывший взгляд и устыдился своей бесцеремонности.
— Извини, — прошептал он виновато. — Я веду себя как последняя сволочь, бередя твои раны ради собственного любопытства. — Он отвел у нее со лба выбившуюся прядь волос и осторожно обнял Элиду.
— Ничего страшного, — откликнулась Элида, на минуту прикрыв глаза. — Просто мы с Симоном жили душа в душу, и, когда он умер, я никак не могла понять, зачем осталась жить. Сначала думала, что лишь из чувства долга, а совсем недавно мне начало казаться, что дело в другом. Просто жизнь дана нам не для страдания, а для счастья, и ради ушедших ты должен прожить ее радостно и счастливо.
Она смахнула с лица выступившие слезы и улыбнулась.
— Когда приходится говорить о Симоне, мне и теперь бывает немного больно, но еще… еще меня наполняет чувство светлой благодарности, и от этого становится легче жить. Так что не надо извиняться, Логан, — ни к чему.
У Логана дрогнуло сердце. Он вдруг ощутил, что любая боль и любая радость этой миниатюрной женщины — его боль и его радость. «Я люблю ее», — подумал он, и все сразу стало на свои места, и он понял, почему с первого дня эти карие глаза так околдовывают его.
— Если тебе надо выговориться, я готов слушать, — сказал он, хотя понимал, что не так легко ему будет это делать.
И Элиду словно прорвало. Она говорила и говорила, умалчивая о тех сторонах супружеской жизни, которые имели отношение к тайне ее племени, и в ревнивых глазах Логана незнакомый ему мужчина представал рыцарем без страха и упрека.
— Он, кажется, был парень что надо, — сказал Логан, когда Элида смолкла.
— Да, пожалуй, — кивнула Элида. Она посидела, а потом, увидев, что огонь угасает, потянулась за новой чуркой, перегнувшись через колени Логана. Логан поймал ее за руку.
— Костер гаснет, — неожиданно оробев, прошептала Элида.
— Я сам, — хрипло сказал Логан и поднялся. Подбросив в костер дров, он сказал: — У меня в столе чай. Пить будешь?
— Да, не откажусь.
— Тогда я сейчас вернусь.
Он ушел, и вновь послышался вой вьюги за окном. Элиде снова стало страшно, и она, вскочив на ноги, стала собирать все, что годилось для костра, чтобы хоть как-то отвлечь себя от пугающих мыслей.
— А чай не так уж плох, — сообщил Логан, сбегая по лестнице с термосом в руках. — Горячий и сладкий. И вообще, ничего страшного пока что не произошло. Метель утихнет, и мы снова попробуем открыть двери.
Он поставил термос и обнял ее.
— Если бы в этом был хоть какой-то толк, — возразила она, вырываясь из его утешающих объятий, чтобы смахнуть со щеки слезы.
Улыбнувшись, Логан большим пальцем вытер слезинку на ее щеке, потом приподнял ее подбородок и начал медленно опускать свой рот.
— Логан, я…
— Тсс! — выдохнул он, легонечко касаясь своими губами ее рта. Он хотел ее только утешить, но, едва ощутив вкус ее губ, забыл обо всем на свете.
— Я хочу тебя, — пробормотал он. — Ты мне разрешишь любить тебя?
Останься в Элиде хоть капля здравого смысла, она бы отпрянула, выхватив из костра горящую головешку, и любым мыслимым или немыслимым способом вырвалась бы из этой ловушки. Но ее руки уже жили самостоятельной жизнью, обвиваясь вокруг талии Логана и привлекая его большое, сильное, жаркое, несмотря на холод, тело ближе к себе. С губ Логана слетел тихий стон.
— Пойдем!
Он поймал ее за руку и повел к брезенту, потом, подбросив топлива в костер, начал раздевать ее: осторожно, медленно, не сразу управляясь со всеми этими «молниями», пуговицами и застежками, а закончив, опустился перед ней на колени.
Не отрывая глаз от ее сияющего тела, он ласкал ее шелковистую кожу, впервые ощущая, как полные груди наполняют ладонь, как напрягаются соски от прикосновения его больших и ласковых пальцев. Закрыв глаза, он продолжал свое исследование женственных линий ее тела. А потом его ладони властно легли на ее ягодицы, и мягким, но решительным движением он привлек Элиду к себе.
Со слабым протестующим вскриком она попыталась остановить его, но что-то помешало ей сопротивляться.
От костра веяло жаром, и язык и пальцы Логана творили самую сладостную из пыток, когда-либо существовавших на свете.
— Логан… — прошептала она, впившись ногтями в его плечи. — Логан, пожалуйста!..
Логан еще крепче сжал ее в кольце своих рук, и волны наслаждения одна за другой начали растекаться по ее телу, захлестывая сознание.
А когда руки разжались, она ощутила себя щепкой, потерявшейся в штормовом море, и жалобно вздохнула, точнее — всхлипнула. Логан тем временем лихорадочно раздевался, а потом нежно опустил ее перед собой на брезент.
— Ты невероятно красивая, — прошептал он хрипло, покрывая поцелуями губы, щеки, веки, пульсирующую голубую жилку на шее.
Элида изнемогала от желания хоть как-то выразить свои чувства, но, кроме банального «спасибо», на ум ничего не приходило. О, как ей хотелось крикнуть: «Я люблю тебя!» — и только руки, порывисто ласкающие тело Логана, пытались донести до него эти слова, но произнести их она не могла.
— Никогда не думал, что смогу любить женщину так, как люблю тебя, — бормотал на ухо Элиде Логан, жадной рукой раздвигая ее ноги и прокладывая путь к средоточию ее женственности. — Я так хочу тебя, что самому страшно становится.
— Ничего не бойся, — нетерпеливо прошептала она, ощущая себя крохотной и хрупкой в его объятиях.
— Ты просто невероятная, — хрипло пробормотал Логан и властно овладел ее губами, в то время как руки стиснули ее груди.
— Я больше не могу, — выдохнула она, когда он оторвал свой рот.
Хриплый смех вырвался из груди Логана, и он опустился на нее всем своим большим, жарким телом, чувствуя, как она дрожит и извивается под ним, приближая мгновение развязки.
— Логан? — протестующе вскрикнула она, убедившись, что он не торопится.
— Люби меня, Элида! Люби меня!
Руки его поймали ее ягодицы, и Элида выгнулась всем телом, стремясь ему навстречу.
— О, Логан! — закричала она, когда он осторожным, но решительным движением наполнил ее. — Йах бис сит сач!
Логан почти не слышал ее, лихорадочно, удар за ударом вознося ее и себя на гребень блаженства и забытья, содрогаясь в самой сладкой из всех мук на свете…