Кольцо и роза, или История принца Обалду и принца Перекориля

 
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой Бетсинда подает грелку
Когда маленькая Бетсинда вошла к Спускунет, чтобы закрутить ей волосы в папильотки, та была в столь добром расположении духа, что, как ни странно, принялась ее хвалить.
— Ты мило причесала меня нынче, Бетсинда, — сказала она. — Я, помнится, обещала тебе что-нибудь подарить. Вот тебе пять ши… нет, вот тебе хорошенькое колечко, я его нашла… я его когда-то носила. — И она отдала Бетсинде найденное ею во дворе кольцо. Девушке оно пришлось как раз впору.
— Ну в точности то, что носила принцесса, — сказала она.
— Какой вздор! — ответила графиня. — Оно у меня сто лет. Подоткни-ка мне получше одеяло. А теперь, поскольку ночь очень холодная (за окном и впрямь валил снег), можешь пойти к милому Перекорилю и, как положено доброй служанке, согреть грелкой его постель. Потом можешь распороть мое зеленое шелковое платье, подновить к утру мой чепец, заштопать дыру на моем шелковом чулке и тогда уже идти спать, Бетсинда. Да смотри не забудь подать мне в пять утра чашку чая!
— Пожалуй, сударыня, надо бы согреть грелкой постели обоих принцев, заметила Бетсинда. Но в ответ она только услышала:
— Хр-р… пуф-пуф! Рр-р… брр… паф! — Спускунет спала мертвым сном.
Надо вам сказать, что опочивальня ее сиятельства находилась рядом с королевской, а по соседству от родителей спала принцесса. И вот душечка Бетсинда пошла за углем на кухню и набила им королевскую грелку.
Она и всегда-то была доброй, веселой, обходительной и пригожей, девицей, а в тот вечер была в ней, должно быть, особая прелесть, ибо все женщины в людской принялись всячески бранить ее и шпынять. Ключница назвала ее спесивой нахалкой; старшая служанка спросила, как ей не стыдно ходить в бантах да локонах — срам, и только! А кухарка (во дворце держали и повара и кухарку) сказала своей помощнице, что никак она в толк не возьмет — ну чего в ней особого, в этой кукле! Зато мужчины, все до одного — кучер, лакей Джон, паж Побегуль и Мусью, камердинер понтийского принца, — как увидели ее, так вскочили с места и закричали:
— Лопни мои глаза!
— О, господи!
— О, небеса!
— О, ciel! [7]
— Что за красотка эта Бетсинда!
— Руки прочь! Ваши дерзости неуместны, сброд вы этакий! — восклицает Бетсинда и уходит прочь со своей грелкой.
Поднимаясь по лестнице, она слышала, как принцы гоняют шары в бильярдной, и сперва согрела постель Перекориля, а потом направилась в спальню гостя.
Едва она покончила со своим делом, как в комнату вошел Обалду и при виде ее завопил:
— О! А! У! Ах, какая красо-о-у-тка! Ангел! Розанчик! Бутончик! Ну позволь мне быть твоим обал… душечкой!.. Убежим, убежим в пустыню! В жизни я не видел газели, чьи темно-синие очи так радовали бы мой взор. О богиня красоты, не отринь мое чистое сердце! Оно преданней того, что бьется в груди солдата! Будь моей подругой, повелительницей Понтии! Мой король-отец согласится на наш брак. А что до этой рыжеволосой Анжелики, так мне на нее теперь наплевать!
Если час лихой придет,
Жарче угля ревность жжет.
— Отойдите, ваше высочество, и, прошу вас, ложитесь спать! — говорила Бетсинда, не выпуская из рук грелки.
Но Обалду не унимался.
— Нет, никогда! — кричал он. — До той поры, пока не стану мужем прелестной скромницы, что во дворце здесь служит! Глаза твои сражают наповал — понтийский принц к ногам твоим упал.
И он продолжал в том же духе и был так нелеп и смешон, что Бетсинда, большая шутница, не удержалась и ткнула его грелкой, отчего он, разумеется, завопил уже совсем другим голосом: «О-о-о!!!»
Он поднял такой шум, что его услыхал Перекориль и выскочил из соседней комнаты узнать, в чем дело. Едва он увидел, что происходит, как в гневе кинулся на Обалду и с такой силой подбросил его ногой, что тот подлетел к потолку; он проделывал это до тех пор, пока у гостя не растрепались все кудри.
Бедняжка Бетсинда не знала, плакать ей или смеяться. Гостю, наверно, приходилось туго, и все же на него нельзя было смотреть без смеха. Когда Перекориль перестал его подбрасывать и он отошел в угол, потирая бока, что, по-вашему, сделал его противник? Упал на колени перед служанкой, схватил ее за руку и стал просить ее не отвергать его чувств и немедля выйти за него замуж. Представляете, каково было Бетсинде, которая боготворила Перекориля с тех самых пор, как впервые малюткой увидала его в дворцовом саду!
— О божественная Бетсинда! — говорит принц. — Как мог я пятнадцать лет жить с тобой бок о бок и не замечать твоей красоты! Ну какая женщина в Европе, в Азии, в Африке, в Америке и даже в Австралии, если б она была уже открыта, посмеет с тобой сравниться? Анжелика? Фи! Спускунет? Фу! Королева? Ха-ха! Ты моя королева, моя Анжелика, ведь ты и есть настоящий ангел.
— Что вы, принц, я всего лишь бедная служанка, — отвечает девушка, но лицо ее сияет от счастья.
— Разве не ты ходила за мной, когда я был болен и лежал всеми покинутый? — продолжает Перекориль. — Разве не эта нежная ручка оправляла мои подушки, приносила мне жареного цыпленка и желе?
— Что правда, то правда, милый принц, — соглашается Бетсинда. — А еще, ваше высочество, коли уж на то пошло, я пришила вашему высочеству пуговицы на сорочке, — сообщает бесхитростная девушка.
Не спастись от Купидона
Даже тем, на ком корона.
Когда бедный Обалду, до смерти влюбленный в служанку, услышал это признание и увидел, сколь недвусмысленные взгляды бросает она на Перекориля, он зарыдал навзрыд, стал рвать на себе волосы и рвал их до тех пор, пока, точно паклей, не усыпал ими всю комнату.
Бетсинда давно уже бросила грелку на пол, а когда увидела, что между принцами вот-вот вспыхнет новая, еще более ожесточенная ссора, почла за лучшее убежать из комнаты.
— Ну чего ты ревешь, губошлеп несчастный, и дерешь на себе патлы там, в углу! Ты мне еще ответишь за то, что обидел Бетсинду. Да как ты смел стать на колени перед пафлагонской принцессой и целовать ей руку!
— Никакая она не пафлагонская принцесса! — вопит Обалду. — Она будет понтийской принцессой! Ни на ком другом я не женюсь!
— Ты жених моей кузины! — рычит Перекориль.
— Опостылела мне твоя кузина, — заявляет Обалду.
— Ты мне ответишь за эту обиду! — выкрикивает в бешенстве Перекориль.
— Я тебя укокошу!
— Я проткну тебя насквозь!
— Перережу тебе глотку!
— Вышибу тебе мозги!
— Оторву башку!
— Пришлю на заре секундантов!
— Пристрелю тебя пополудни!
— Мы еще встретимся! — кричит Перекориль и трясет кулаком перед носом Обалду; схватив грелку, он облобызал ее, — ведь она побывала в руках Бетсинды, — и кинулся вниз по лестнице. И что же предстало его глазам? На нижней площадке стоял король и говорил Бетсинде разные нежности. Его величество уверял, что услышал шум и почувствовал запах гари и вот вышел посмотреть, что случилось.
— Верно, принцы курят табак, сэр, — говорит Бетсинда.
— О, прелестная служаночка, — заводит король ту же песню, — выкинь из головы всех принцев! Обрати взор свой на почтенного самодержца, который некогда был недурен собою.
— Ах, сэр, что скажет ее величество! — восклицает Бетсинда.
— Ее величество!.. — Король разражается смехом. — Да мы ее вздернем. Или я не властитель Пафлагонии? Разве нет у меня веревок, топоров, палачей и плах? Разве под стенами замка не бежит речка? Пли у нас недостанет мешков, чтобы зашивать в них жен? Скажи мне только: «Я твоя», — в мешок зашью супругу я, — тебя достойна роль сия!