Кольцо и роза, или История принца Обалду и принца Перекориля

— Это не к спеху. Делу время, а потехе час. Перекориля я навещу после обеда. А сейчас займусь делом — поеду к ювелиру, закажу ожерелье и браслеты.
Принцесса же поднялась к себе и велела своей служанке Бетсинде вытащить из сундуков все наряды.
А о Перекориле они и думать забыли, как я про обед, съеденный год назад.
А наш Храбус, как на грех,
Вел себя не лучше всех!
 
ГЛАВА ВТОРАЯ,
рассказывающая о том, как Храбус получил корону, а Перекориль ее потерял
Тысячелетий десять или двенадцать тому назад в Пафлагонии, как и в некоторых иных государствах, еще не было, по-видимому, закона о престолонаследии. Во всяком случае, когда скончался венценосный Сейвио и оставил брата опекуном своего осиротевшего сына и регентом, [3] сей вероломный родственник и не подумал исполнить волю покойного монарха. Он объявил себя королем Храбусом XXIV, устроил пышную коронацию и повелел отечественному дворянству присягнуть себе на верность. И пока Храбус устраивал придворные балы, раздавал деньги и хлебные должности, пафлагонское дворянство не очень беспокоилось о том, кто сидит на престоле; что же до простого люда, то он в те времена отличался подобным же равнодушием.
Когда скончался венценосный Сейвио, его сын Перекориль был еще юн годами, а посему не очень огорчился утратой короны и власти. У него было вдоволь сластей и игрушек, он бездельничал пять дней в неделю, а когда немного подрос, мог ездить верхом на охоту, а главное — наслаждаться обществом милой кузины, единственной дочери короля, — и бедняга был рад-радешенек; он ничуть не завидовал дядиной мантии и скипетру, его большому, неудобному, жесткому трону и тяжелой короне, которую тот носил с утра до ночи.
Взгляните на дошедший до нас портрет Храбуса, и вы, наверное, согласитесь со мной, что подчас он, должно быть, порядком уставал от своих бархатных одежд, горностая, бриллиантов и прочего великолепия. Нет, не хотел бы я париться в этой жаркой мантии с такой вот штукой на голове!
Вот сидит наш Храбус слева, 
А напротив — королева.
Что касается королевы, то в юности она, наверно, была миловидна, и, хотя с годами несколько располнела, черты ее, как легко заметить на портрете, сохранили некоторую приятность. А если она и была охотницей до сплетен, карт, нарядов и лести, то будем к ней снисходительны: ведь мы и сами немало этим грешим. Она была добра к племяннику; и если чувствовала порой укоры совести из-за того, что муж ее отнял корону у юного принца, то утешалась мыслью, что пусть его величество и захватчик, но человек приличный, и после его смерти Перекориль воссядет на престол вместе со своей нежно любимой кузиной.
Первым министром был старый сановник Развороль; он с горячей душой присягнул Храбусу на верность, и монарх доверил ему все заботы о делах государства. Ведь Храбус только того и хотел, что тратить побольше денег, слушать льстивые речи, охотиться день-деньской и иметь поменьше хлопот. Было бы вдоволь утехи, а как расплачивался за это народ, монарха ничуть не заботило. Он затеял войну кое с кем из соседей, и пафлагонские газеты, разумеется, возвестили о его славных победах; он повелел воздвигнуть свои статуи по всему королевству, и, конечно, во всех книжных лавках продавались его портреты. Его величали Храбусом Великодушным, Храбусом Непобедимым, Храбусом Великим и тому подобное, ибо уже в те давние времена царедворцы да и простой люд знали толк в лести.
Как он правил много лет,
Кто такая Спускунет…
У этой королевской четы было одно-единственное дитя — принцесса Анжелика, которая, разумеется, казалась настоящим чудом и своим родителям, и придворным, и самой себе. Все говорили, что у нее самые длинные на свете волосы, самые большие глаза, самый тонкий стан, самая маленькая ножка и что румянцем она превосходит всех знатных девиц Пафлагонии. Но красота ее, как утверждала молва, бледнела перед ее ученостью, и гувернантки, желая устыдить ленивых питомцев, перечисляли им, что знает и умеет принцесса Анжелика. Она играла с листа труднейшие пиесы. Умела ответить на любой вопрос экзаменационного вопросника. Помнила все даты из истории Пафлагонии и других стран. Знала французский, английский, немецкий, итальянский, испанский, древнееврейский, греческий, латынь, каппадокийский, самофракийский, эгейский, а также понтийский. Словом, была на редкость образованной девицей, а фрейлиной и наставницей при ней состояла строгая графиня Спускунет.
Спускунет — ужасно родовитая дама. Она так горделива, что я принял бы ее, ну, по меньшей мере, за княгиню, чей род восходит ко дням всемирного потопа. Но особа эта была ничуть не лучшей крови, чем многие другие спесивые дамы, и все здравомыслящие люди смеялись над ее глупой кичливостью.
Она была всего-навсего горничной королевы в бытность ее принцессой, а муж этой графини служил в семье принцессы старшим лакеем. Однако после его смерти, вернее, исчезновения, про которое вы скоро узнаете, Спускунет принялась так обхаживать свою августейшую хозяйку, так подлещивалась к ней и угождала ей, что стала любимицей королевы, и та (от природы весьма добродушная) даровала ей титул и назначила наставницей дочери.
А теперь я расскажу вам о занятиях принцессы и о ее прославленных талантах. Умом ее бог не обидел, а вот прилежания не дал. По правде говоря, играть с листа она совсем не умела; просто разучила две-три пиески и всякий раз притворялась, будто видит их впервые. Она отвечала на полдюжины вопросов из книги мисс Менелл, только надо было заранее договориться, о чем спрашивать. А что до языков, то учили ее многим, но, боюсь, она знала по две-три фразы на каждом и лишь пускала пыль в глаза. Вот рисунки ее и вышивки были и впрямь хороши, только она ли их делала?
Все это заставляет меня открыть вам правду, а посему обратимся к прошлому, и я поведаю вам историю Черной Палочки.
И волшебный дар подчас
Хуже пагубы для нас.
 
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
из которой вы узнаете, кто такая Черная Палочка и еще многие другие влиятельные особы
На границе Пафлагонии и Понтии обитала в те времена таинственная особа, которую жители обоих королевств звали Черной Палочкой, потому что она всегда носила с собой длинный жезл из черного дерева, а может, просто клюку; и на ней она летала на Луну и в другие места по делам или просто так, для прогулки, и творила с ее помощью разные чудеса.
Когда она была молода и только-только научилась волшебству у своего отца-чародея, она колдовала без устали, носилась на своей черной палочке из королевства в королевство и одаривала сказочными подарками то одного принца, то другого. У нее были десятки царственных крестников, и она превратила несметное множество злых людей в зверей, птиц, мельничные жернова, часы, брандспойты, сапожные рожки, зонты и просто во что попало; словом, она была одной из самых деятельных и назойливых особ во всем колдовском цехе.
Впрочем, порезвившись тысячелетия эдак два или три, Черная Палочка, по-видимому, наскучила этими забавами. А может, она сказала себе:
— Что проку, что я на сто лет усыпила эту принцессу, прирастила кровяную колбасу к носу того олуха и приказала, чтоб у одной девочки сыпались изо рта жемчуга и бриллианты, а у другой — жабы и гадюки? Сдается мне, что ото всех моих чудес столько же вреда, сколько пользы. Оставлю-ка я лучше при себе свои заклинания, и пусть все идет своим чередом! Были у меня две юные крестницы — жена венценосного Сейвио и жена светлейшего Заграбастала. Одной я подарила волшебное кольцо, другой — чудесную розу. Подарки эти должны были придать им прелести в глазах мужа и сохранить им до гроба мужнину любовь. Но разве дары мои пошли им на пользу? Ничуть не бывало! Мужья потакали им во всем, и они стали капризными, злыми, ленивыми, тщеславными, хитрыми, жеманными и считали себя краше всех на свете, даже когда превратились в смешных, безобразных старух. Они чванились передо мной, когда я приходила их навестить, — передо мной, феей, которая знает все тайны волшебства и может одним мановением руки обратить их в обезьян, а все их бриллианты — в ожерелья из луковиц.