Летные дневники. часть 3
Как год, так неприятность. Правда, покажите мне такого пилота, у которого не было бы ошибок. Сам Слава Солодун при мне мостился в Симферополе на военную полосу. А уж он-то командир — таких еще поискать.
Что, победителей не судят? Я себя сужу всегда. Мастер…
Ну, а так слетали в Москву нормально. В Перми пришлось садиться на дозаправку из-за большой загрузки. Как садились, я описал.
Договорились за два трапа и пожарную машину, чтобы дозаправиться, не высаживая пассажиров. Зарулили на перрон, за бортом -35 с ветерком. Долго ждали трап, наконец, он показался.
Трап мчался — не проскочил бы. Четыре мужика пихали его, аж искры из-под копыт. Водитель тянул за руль, как упирающегося осла. Когда дополз, приткнулся под углом к двери — еле можно выйти, и то с опаской, не провалиться бы в щель.
Бедные вы, наши трапы. Кто вас только изобрел на наше горе. И ведь есть же автотрапы на горбу у УАЗика, те зимой хоть сами ездят. Но мы со времен первых Ил-18 эксплуатируем это аккумуляторное дерьмо, боящееся снега, мороза и порывов ветра. Так же и электрокары для перевозки багажа.
А надо-то совсем немного. Трапы — на автомобильном шасси. И багаж возить на автомобилях или мини-тракторах. И стоять этой технике надо в теплом гараже… которого нет, и не ждите…
Так вот, один трап с горем пополам дотолкали, и мужик из ПДСП, отдуваясь, клялся, что второй замерз намертво. Была глухая ночь; громадный пожарный «Ураган» стоял рядом, направив страшной мощности пенную пушку на самолет; мороз 35 градусов — керосин факелом-то не подожжешь… Заправлять всего 12 тонн, это 15 минут дела.
И мы решили: ну какая разница, один трап или два. На случай пожара второй трап не спасет, только передавят и перекалечат на нем друг друга на ступеньках. Есть эффективные надувные трапы, от них будет больше толку. Инструкцией всех ситуаций не предусмотришь. Плюнули, и я разрешил заправлять.
Через час мы улетели.
20.12. В Шенефельде упал наш Ту-134, минчане вроде бы. В газетах соболезнование немцам. У нас — молчание. А вокруг экипажа, убившего Самору Машела, создается ореол чуть ли не героев. С честью выполнили свой долг. Это в прессе. У нас — опять тишина.
Вчера слетали в Алма-Ату, спокойный рейс. Опять — в который раз — в Алма-Ату на 324-й. Но шалишь — бетоноукладчика там уже нет, котлован зарыт и забетонирован.
Я узнавал, что надо для восстановления талона. Только представление, характеристику, подпись командира отряда. Не хочу унижаться перед Медведевым, и не оформляю. Захочет — сам оформит или меня пнет. А мне — не надо, обойдусь. Представляю, с каким лицом он будет мне подписывать и какие назидательные слова процедит. А между строк: понял, как плевать против ветра?
Никак не приучу себя, забываю перед выпуском шасси проверить балансировочное положение руля высоты. Не хватает внимания. Значит, пусть помогает экипаж. Настраивай, командир. Пусть все следят.
23.12. Москва. Последний рейс в этом году: 26-го кончается годовая медкомиссия.
До Москвы летел я. Весь полет против ветра, весь полет не снимал руку с газов, затягивал режим, как мог. Какой-то умный дурак придумал этот прогрев при температуре ниже -20, и мы, мало того, что рулили дома на старт 9 минут, — так к сожженной полутонне добавили еще полтонны на прогрев двигателей. И весь полет я наверстывал растраченное впустую топливо.
В Домодедове работал курс 137, мы готовились с прямой, прикидывая, что все же уложимся в остаток 6 тонн, как положено. Но курс сменили на 317, пришлось крутить чемодан, однако я до последнего затягивал режим, держа на эшелоне М=0,81.
Круг постарались не растягивать, вовремя снизились, выпустили шасси (не забыв про положение руля высоты) и механизацию; экипаж работал на пределе своей квалификации. Выжали все, газу практически не добавлял до глиссады. Сели — остаток где-то около 5 тонн.
Как объяснишь дяде, что выжато все. Сам Медведев, небось, оставил бы 4 тонны, а как ему объяснишь, что 33,5 т при взлетном весе 100 т — мала заправка. И еще эти дурацкие ограничения по потолкам в зависимости от веса, введенные после катастрофы в Карши. Я плюнул на них и занял 11600 при весе не 82, а где-то 85 тонн. И сразу ослабел встречный ветер, а за бортом температура получилась -75 градусов. При -75 летать на нашем лайнере нельзя; ну, записали -69.
Пожалуй, занятая вовремя высота полета 11600 спасла нам полтонны. И после всех перипетий, после заруливания на домодедовскую стоянку, стрелка, наконец, устойчиво показала остаток 5500, что и требовалось доказать. На ВПР было 6 тонн, а 500 кг ушло на заруливание по бесконечным домодедовским дорожкам.
Вот так, нарушая параграфы, выжимаем из машины все, что можем.
Но если бы пришлось уходить на запасной, я бы с чистой совестью дотянул до Горького на сэкономленном топливе. Дотянул ли бы с четырьмя тоннами Медведев?
Новый начальник управления, поразмыслив, рассудил, что не дело это — летать на Ту-154 на 3600 км без посадки. И правильно, на Москву нужна промежуточная посадка. Либо Ту-154М. А то вечно двадцать пустых кресел возим, не проходит загрузка. Не считая риска сесть без топлива. Это самообман, и Медведев это прекрасно понимает.
24.12. Назад летели ночью. Как всегда, в АДП начались мелкие пакости. Первое: в Абакане туман, запасные Томск, Кемерово. Значит, надо топлива на тонну больше. Справились о загрузке: полная, под 100 тонн взлетного веса. Но опыт подсказывал, что 100 тонн из Москвы никогда не набирается. Пошел в центровку, утряс вопрос, дал команду на дозаправку, сбегал наверх, купил кефирчику домой; подписали, вооружились — и на самолет.
Посадка заканчивалась. Дозаправили нам не тонну, а почему-то только полтонны, но нам и надо было где-то 600 кг. Ладно. Взлетели.
Машина попалась бревно бревном: два с половиной часа угол атаки на 11100 никак не уменьшался ниже 4,5 — и это при -75 за бортом; естественно, истинная скорость 820, ветерок помогал лишь до Шаранги, а там стал неустойчивый; лишь от Хантов чуть подхватило.
Я все затягивал газы, машина не хотела держать «М», и так мы и болтались на углах атаки 4,5 и М=0,82-0,81, а расход не падал ниже 6000 кг/час. Дозаправленные полтонны давно истаяли. Оборачивалось так, что дома на ВПР остаток будет не положенные 7 тонн, а дай бог, пять. Но я упрямо затягивал режим.
Кемерово закрылось сразу после нашего взлета из Москвы. Томск закрылся, когда мы были на траверзе Колпашева. Абакан вообще туманил с вечера. И у нас не осталось запасных. Тогда для полноты счастья затуманило Емельяново: 1000 м, минимум.
Думать тут было нечего. Раз не оправдался прогноз двух запасных, официально выбранных мною при принятии решения на вылет, я, согласно НПП, имею право садиться при погоде хуже минимума. А это — предпосылка, нервотрепка, разбирательство, да еще под Новый год, да еще крайний мой рейс.
Но все обошлось. Видимость дома улучшилась до двух тысяч, Леша зашел и сел. Правда, я все опасался, что он не учтет сорокаградусный мороз: потребный режим всего 78–76, да морозная инверсия, да вертикальная из-за попутной тяги 5–6 м/сек, да еще с его низким выравниванием… Держал руки наготове. Он, и правда, после пролета торца снижался с той же вертикальной, по-вороньи; я не утерпел, и мы поддернули штурвалы одновременно. Я тут же отпустил руки, и Леша мягко досадил машину.
Остаток получился 6,5 т, расчетный.
25.12. Два года прошло после катастрофы Фалькова. Утихла боль, и теперь, проезжая на автобусе мимо места падения, мы уже спокойно смотрим на этот лесок, на вновь зазеленевшие после пожара сосны, на нет-нет да и мелькающие в пахоте вокруг леса кусочки металла. Эмоции утихли, разум сделал выводы. Все-таки это был этап.
Теперь мы готовы к аварийной ситуации на взлете, продумываем действия на случай пожара, вынужденной посадки. Врасплох нас уже не застать.