Новиков-Прибой
К утру 15 мая русская эскадра как организованная сила перестала существовать. В результате частых уклонений от атак японских миноносцев русские корабли рассредоточились по всему Корейскому проливу. Только отдельные корабли пытались самостоятельно прорваться во Владивосток. Встречая на своём пути превосходящие силы японцев, они смело вступали с ними в решительный бой и вели его до последнего снаряда. Геройски сражались с противником экипажи броненосца береговой обороны «Адмирал Ушаков» под командованием капитана 1-го ранга Миклухо-Маклая и крейсера «Дмитрий Донской», которым командовал капитан 2-го ранга Лебедев. Эти корабли погибли в неравном бою, но не спустили своих флагов перед врагом.
Утром 15 мая отряд контр-адмирала Небогатова был окружён японскими кораблями и, не вступая в бой, сдался противнику. Только крейсер «Изумруд» прорвался, но, не дойдя до Владивостока, сел на мель и был взорван командой. У острова Дажелет японцам сдался также миноносец «Бедовый», на котором находились раненый Рожественский и несколько офицеров его штаба, снятых ранее с миноносца «Буйный».
О том, как Небогатов сдал японцам остатки разбитой эскадры, Новиков-Прибой рассказывает в «Тягостной главе». Она действительно очень тяжёлая — эта глава. Читать её не менее больно, чем главы, в которых рассказывается о гибели кораблей.
Бывший контр-адмирал Небогатов в письменных показаниях следствию объяснял свой поступок так:
«…будь у меня в распоряжении настоящие океанские броненосцы, а не перегруженные углём береговые суда, я ушёл бы во Владивосток. Имей я более лучшее вооружение, хотя бы равное с японским, я вступил бы в бой и мои офицеры и моя команда сумели бы умереть в бою вместе со мною. К несчастью, обстоятельства сложились иначе. На нас лежало проклятие за чужую вину. С точки зрения моих судей, приговоривших меня к позорному наказанию, я должен был взорвать суда в открытом море и обратить две тысячи людей в окровавленные клочья. Я должен был открыть кингстоны и утопить две тысячи людей в течение нескольких минут. Во имя чего? Во имя чести Андреевского флага… Но этот флаг является символом той России, которая в проникновенном сознании обязанностей великой страны бережёт достоинство и жизнь своих сыновей, а не посылает людей на смерть, на старых кораблях для того, чтобы скрыть и утопить в море своё нравственное банкротство и хищение, своё бездарное служение, ошибки, умственную слепоту и мрак неведения элементарнейших начал морского дела. Для представителей такой России я не имел права топить людей».
И если внимательно читать «Цусиму» Новикова-Прибоя, можно увидеть, что он ни в коем случае не берётся судить Небогатова: он не обвиняет и не оправдывает адмирала — он ему глубоко сочувствует. И это человеческое, искреннее, горестное сочувствие передаётся читателю, заставляя его страдать вместе с несчастным адмиралом, на долю которого выпала необходимость тяжелейшего выбора и ответственности за него. Но вот как узнали о сдаче в плен на «Орле»:
«По распоряжению Сидорова пробили боевую тревогу.
В это время старший сигнальщик Зефиров доложил:
— Ваше высокоблагородие, на „Николае“ поднят сигнал по международному своду.
— Какой? — спросил Сидоров.
Справились по книге свода сигналов и ответили:
— „Сдался“.
Сидоров раскрыл рот и на несколько минут как будто онемел. По-видимому, то, что он услышал, с трудом усваивалось его помутившимся сознанием. Он с таким напряжённым вниманием рассматривал то Зефирова, то офицеров, словно впервые решил изучить лица этих людей. Потом тряхнул забинтованной головой и промолвил:
— Не может этого быть!
Ещё раз проверили сигналы — сомнений не было.
Сидоров согнулся, схватился за голову и спросил самого себя:
— Ну, Константин Леопольдович, что ты теперь будешь делать?
И, никого не стесняясь, громко зарыдал, беспомощный, как покинутый ребёнок».
А в это время в изоляторе бредил Николай Викторович Юнг.
Вскоре на броненосец поднялись японцы, с чем никак не мог смириться Вторник, который пропутешествовал на «Орле» от Ревеля до Цусимы и стал свидетелем страшной морской битвы. «Подняв бурую шерсть и оскалив зубы», он лаял на победителей с невообразимой яростью. И никто не мог заставить его замолчать.
Юнгу оставалось жить недолго, все это понимали и пытались, как могли, скрыть от него то, что теперь над броненосцем «Орёл» поднят флаг врага.
Описание последних минут жизни настоящего морского офицера, всю жизнь свято преданного России и флоту, — станет одним из самых сильных моментов «Цусимы» Новикова-Прибоя. Сколько там таких моментов…
На следующий день, 16 мая, Николая Викторовича Юнга, с разрешения японцев, похоронят по морскому обычаю.
Из «Цусимы»:
«…мёртвое тело, зашитое в парусину, покрытое андреевским флагом, с привязанным к ногам грузом, было приготовлено к погребению. Оно лежало на доске, у самого борта юта. На сломанном гафеле развевался приспущенный флаг Восходящего солнца. После отпевания два матроса приподняли один конец доски. Японцы взяли на караул. Под звуки барабана, игравшего поход, под выстрелы ружей мёртвое тело командира скользнуло за борт.
Спустя полчаса японский офицер вручил Ларионову, как единственному штурману, оставшемуся на броненосце, небольшой квадратный кусочек картона. На нём была выписка из вахтенного журнала. Выписка указывала место похорон командира:
„Широта 35°56′13 северная. Долгота 135°10′ восточная“».
Русский флот потерпел самое масштабное и самое унизительное поражение за всю свою историю. Из огромной эскадры лишь трём русским боевым кораблям удалось достичь Владивостока, ещё четыре были интернированы в иностранных портах, остальные либо погибли, либо сдались в плен; из восьми вспомогательных судов было потеряно три.
Из огромного количества публикаций о Цусиме (принадлежащих и строгому перу специалистов, и лихому, эмоциональному — дилетантов) хочется выделить профессиональный и серьёзный труд «Российские мемуаристы и историки о роли человеческого фактора в Цусимском сражении 14–15 мая 1905 г.» (Лихарев Д. В., Тамура А. Российские мемуаристы и историки о роли человеческого фактора в Цусимском сражении 14–15 мая 1905 г. // История и современность. 2008. № 2). Позже возникнет необходимость обратиться ещё к одной работе доктора исторических наук Д. В. Лихарева — «Как создавалась „Цусима“ А. С. Новикова-Прибоя» — тоже как к весьма авторитетному источнику.
В научной статье «Российские мемуаристы…» её авторы, пытаясь суммировать всё, «что было написано в России и СССР за прошедшие сто лет по поводу Цусимского сражения», выделяют в качестве главных причин поражения русского флота следующие:
«1. Подавляющее превосходство технических и боевых элементов японских кораблей над кораблями 2-й Тихоокеанской эскадры.
2. Некомпетентность и бездарность русского морского командования и прежде всего лично З. П. Рожественского, персональные просчёты которого и явились главной причиной поражения.
3. Недостатки в моральной и боевой подготовке плавсостава русского военного флота, как офицеров, так и матросов».
Говорить об итогах Цусимского сражения невыносимо больно любому мыслящему и чувствующему россиянину, даже столетие спустя. В истории любого народа есть заветные, вызывающие чувство гордости и благоговения названия. Куликово поле, Бородино — символы русской гордости и славы. Цусима — символ национального позора и великой скорби. Российский флот понёс невиданные и невосполнимые потери. Число погибших моряков — более пяти тысяч.
Б. Галенин в уже упоминаемой книге «Цусима — знамение конца русской истории» выявляет между первым (у Чемульпо) и последним (у Цусимы) морскими боями Русско-японской войны черты «генетического» сродства.
Он сравнивает с «Варягом» и «Корейцем» те «цусимские» корабли, которые тоже не сдались врагу. Считая подвиг «Варяга» «святым в своей безупречной чистоте для любого русского сердца», Галенин называет броненосцы «Князь Суворов», «Александр III», «Бородино» лучшими эскадренными броненосцами всех времён и народов. Они вместе с «Варягом» были лучшими «по боевому духу и готовности идти до конца», как положено морякам.