День святого Жди-не-Жди

Дамы ожидали.
Пока мужчины участвовали в Полуденном Празднике, женщины готовили бруштукай. Совместные утехи должны были начаться только с игрой в Весенник, уже после обеда.
Итак, дамы ожидали.
Госпожа Лё Бестолкуй принимала госпож Зострил, Капюстёр, Набонидиху-мать и Набонидиху-супругу; а еще барышень Эвелину Лё Бестолкуй и ее кузину Лаодикею [54]. Короче говоря, все женские сливки Родимого Города.
И все эти дамы ожидали.
Тем временем их мужья, цвет родимогородской элиты, накачивались фифрыловкой, дабы устранить вредное воздействие каолиновой пыли. На медленном огне в большом фамильном котле варился бруштукай. Часы пробили двадцать семь ударов полвторого.
— Господа скоро прибудут, — сказала госпожа Лё Бестолкуй.
— Да уж пора бы, — проворчала бабка Паулина. — У меня сосет под ложечкой.
Когда старуха голодна, то готова грызть даже дверные ручки. Барышни посмотрели на нее с ужасом и вздрогнули, когда она проворчала еще раз:
— У меня сосет под ложечкой.
Барышни ошарашенно разглядывали ложечку.
— Господа скоро придут, — неубедительно повторила госпожа Набонид.
— А не выпить ли нам по капельке портвейна, — предложила госпожа Лё Бестолкуй. — Конечно, это выглядит немного по-туристически, но Мандас уговорил моего мужа купить одну бутылочку. По капельке, не больше.
— Давайте, — проворчала бабка Паулина.
И дамы принялись цедить свою капельку портвейна, находя, что вкус у него совсем недурственный.
— Хррр, — внезапно хрякнула госпожа Набонид-мать.
Все замолчали. Старуха живет на далекой ферме у самого предела холмистой знойности. От одной этой мысли на душе становится тревожно.
— Плохо было б, если б мой сын не одержал победу.
— Разумеется, — сказала госпожа Зострил, не раздумывая (подумала она про себя).
— Мой сын — мэр, — отчеканила прародительница.
Вновь воцарилась глупейшая тишина. В бокал госпожи Капюстёр упала бессознательная муха.
— Какой ужас! — вскричала она. — Муха!
— Я дам вам другой бокал.
Госпожа Лё Бестолкуй торопливо выполнила обходительное обещание. Старуха презрительно оглядела жену поставщика. Подумаешь, муха! Поддеваешь пальцем и давишь об стол. Вот как надо с мухами! Тьфу! Как вырождается род! Воспользовавшись легким переполохом, вызванным кончиной домашнего насекомого, барышни встали и отошли к окну пошептаться.
— Я ее боюсь, — сказала Эвелина.
— И я, — сказала Лаодикея.
— Она наверняка пожирает маленьких детей!
— Какая ты глупая, Эвелина. Послушай, неужели нам придется терпеть ее весь день?
— Ну уж нет! Ты что, шутишь?
— Но ведь она будет с нами на ужине у Набонидов.
— А черт! Черт, черт, черт!
— Было бы неплохо, если бы она напилась. Заснула бы где-нибудь в уголке.
— Вот-вот. Скажем Полю, чтобы он ее напоил.
— А вдруг она начнет буянить?
Обе задумались.
— Смотри-ка, вон идут Бонжаны, — сказала Лаодикея.
— Видела? Манюэль на нас посмотрел, — сказала Эвелина.
— А знаешь, он очень приятный парень.
— Неважно одет.
— Хррр, — внезапно раздалось у них за спиной. — Что вы там высматриваете, крошки?
Эвелина пробормотала несколько бессвязных слов.
— Небось шептались о своих ухажерах, а? — спросила бабка, раздувая ноздри.
— Вот они! — закричала Эвелина, судорожно тыкая пальцем в сторону группы господ, которые решительно направлялись к нотариусу, а именно: Зострил, Капюстёр, Лё Бестолкуй, Поль Набонид и мэр.
— Вот они! — закричала старуха. — Идут! Наконец-то можно приступить к бруштукаю!
Она засеменила в сторону ватерклозета.
— Я боюсь эту гнусную грызлу, — сказала Лаодикея.
— Смотри, как шикарно выглядит Набонид со своим автоматом, — сказала Эвелина.
— Прекрасно одет.
— Наверное, сильный, если такой высокий.
— Поль нас увидел.
— Он не такой высокий, как его отец.
— Смотри-ка, а Жана с ними нет.
— Наверное, он еще не спустился со своих гор.
— Почему он не вернулся к празднику?
— Какие элегантные сапоги.
— Слушай, а почему нет Жана?
— Спроси у Поля. Ах! Набонид уже поднимается.
Они отошли от окна. Вскоре вошли мужчины, они громогласно гуторили и гоготали.
— Наше почтение, сударыни и барышни, — поприветствовали они.
Их речь была гладкой и все еще влажной от фифрыльного возлияния.
— Чокнемся с дамами, — сказали они, опустошая бутылку импортного портвейна.
— Что скажешь, дорогая супруга, госпожа Лё Бестолкуй, — крикнул переведатель, — готов ли бруштукай? Мы изрядно проголодались.
— Правильные слова, господин Лё Бестолкуй, — сказала старая Набонидиха, успевшая вернуться. — Я ждала вас с нетерпением. Так хочется есть! Я бы не отказалась от глоточка портвейна.
— Господин Набонид, — хором затараторили дамы, — говорят, вы были великолепны.
— Шестьдесят шесть тысяч предметов из фарфора, — объявил изрядный подхалим Лё Бестолкуй.
— Триста семнадцать тысяч подставок для яиц, — подчеркнул не меньший жополиз Зострил.
— Мне бы так хотелось побить посуду, — вздохнула Эвелина.
— Замолчи! — крикнула ей мать. — Как тебе не стыдно?! Воспитанная девушка такого никогда бы себе не позволила.
— Скверно ты себя ведешь, — пророкотал отец.
— Не будем об этом, — снисходительно проронил Набонид.
Он исподтишка поглядывал на барышню, вылизывая последние капли своего портвейна.
— Господин Набонид, — спросила одна из дам, — кого вы прочите в победители сегодняшней игры?
— Есть серьезный шанс у Бонжана, — ответил мэр. — Умен, обладает воображением и — не будем забывать — гибкой кистью.
— А Роскийи?
Завязалась дискуссия. Поль и барышни отошли к окну и принялись болтать. Через какое-то время у дома переведателя затормозил мул с запыленным седоком.
Всадник помахал рукой, после чего в два счета ускакал.
Эвелина отметила, что это был сельский почтальон.
— Чего это он?
— Я и сам удивляюсь, — ответил Поль.
— Но ведь это он вам подал знак? — спросила Лаодикея.
— Мне? Вам, наверное, померещилось!
— Поль, не грубите, хи-хи!
— Кто здесь говорит о сельском почтальоне? — жестикулируя, спросила бабка.
— Никто, — ответил Поль.
На сем объявили, что бруштукай готов.
При всеобщем неописуемом восторге Набонид от имени Родимого Города вручил Бонжану Триумфальный Приз Весенника. Не желая никоим образом умалять достоинств предыдущих победителей, можно без малейшего преувеличения сказать, что никогда еще подобный успех не был до такой степени заслужен. Никогда еще артистизм и проникновенность в суть игры не достигали таких высот. Даже соперникам Бонжана пришлось единогласно признать его неоспоримое превосходство. В нескольких словах Набонид напомнил присутствующим историю Триумфального Приза со дня его основания до настоящих дней. Грянули аплодисменты, оркестр резанул первые доли «Покорителей Кучевых облаков».
— Ну, в общем, это надо обмыть, — сказал дядя.
— Ах! Папа сегодня опять нафрякается, — прошептал Роберт.
Было нелегко подступиться к победителю, у которого фанатичные туристы выпрашивали автографы. Мачут и Мазьё заметили дядю Обскара и направились к нему, увлекая за собой своих дам.
— Каков ваш братец! Какой триумф!
— Ну, в общем, это надо обмыть, — сказал дядя.
Именно этого от него и ждали.
С трудом удалось оторвать Бонжана от почитателей.
— Ах! Здорово, папа! Ты был на высоте! — сказал Роберт.
— Здорово! — сказал Манюэль. — Папа, ты — настоящий ас.
— Дети, дайте я вас обниму, — изрек Бонжан.
От волнения он чуть не прослезился.
— Ну, в общем, это надо обмыть, — сказал дядя.
Брат обнял и его.
— Пошли к Ипполиту?
У Ипполита плотная толпа уже успела набраться фифрыловки. Входящего победителя встретили восторженными воплями. Дядя сразу заказал несколько бутылок. Тут Мазьё и Мачут обнаружили, что их дамы затерялись в толпе.