День святого Жди-не-Жди
— Пойдемте, друг мой?
Тут, проявив необычайное мужество, слово взял Спиракуль.
— А нам-то чего уходить? Еще не конец.
— Еще не конец, — подхватил Квостоган.
Этого мнения придерживались и другие. Раздался шепот. Некоторые встали.
— Подождите, подождите! — крикнул Пьер. — Я еще не закончил. Подождите!
— Садитесь, — крикнул кто-то. — Он будет говорить.
Даже Набонид не пошевельнулся.
Пьер открыл несколько раз рот, не издав при этом ни звука. Наконец объявил:
— В качестве заключения я хотел бы затронуть вполне определенную и конкретную тему: положение несчастных рыб, когда их вытаскивают из влажной стихии.
Все рассмеялись.
Когда все ушли, Пьер почувствовал, что его охватила смертельная скорбь.
Дамы пребывали в столовой.
— Сегодня вечером он ведет себя довольно скверно, — сказала Жермэн.
— Почему скверно? — спросила Паулина. — Сегодня праздничный день. Все развлекаются.
— И все же, маман, как ему не стыдно такое вытворять? Разве вы не заметили?
— Что именно?
— Он все время зажимает малышку Эвелину в укромных уголках. А ведь это его будущая невестка!
— Ха! Так ведь пока еще не невестка.
— Если бы Поль видел!
— А нечего шляться где попало! Куда он опять подевался? Когда ты помолвлен, то уж будь любезен, присматривай за своей невестой, так-то!
— А малышка Эвелина ему это позволяет! Я видела, как он щипал ее за подбородок. Да-да, за подбородок!
— Ха, если это доставляет ему удовольствие. Это его право.
— И все же, маман. Все же…
Восторженные крики: «Ах! Какой красивый! Зеленый!», раздавшиеся в соседней комнате, возвестили о начале фейерверка. Старая Набонидиха налила себе стаканчик строгача.
— За ваше здоровье, доченька.
Госпожа Набонид опустила голову.
— И все же, — повторила она, вздыхая.
— Ах! Какой красивый! Белый! — заорали по соседству.
— Он — ловелас. Я готова его простить, и все же, когда речь идет о будущей невестке…
— Никто и не собирается просить у вас прощения, — отрезала старуха. — Он делает, что хочет. Мой сын — не такой, как другие, пора бы, доченька, это понять.
Госпожа Набонид вздохнула.
— А скандал с Пьером…
— Шалопай заслуживает хорошей взбучки. Читать речь, подумать только! Сопляк! Пробестолкуйничал там всю стипендию, а теперь приехал разглагольствовать о каких-то рыбах! Пф! Он заслуживает хорошей взбучки.
Она допила строгач.
— Пойдемте, доченька, посмотрим фейерверк. Его организовал ваш муж и мой сын. Этим нужно гордиться.
Госпожа Набонид, вздыхая, встает и идет за старухой. Они выходят на балкон и присоединяются к гостям: дюжине знатных лиц обоих полов.
Совсем рядом с Эвелиной стоял Набонид.
Он стоял совсем рядом с ней.
— Ах! Ах! Ах! — закричали все при виде зеленоватой гусеницы, выползающей из искусственного созвездия.
— Великолепно! — воскликнул Лё Бестолкуй.
— Самый красивый фейерверк, который когда-либо устраивали, — сказал Зострил.
— В сороковом году был знаменитый фейерверк, — вмешался эрудит Капюстёр, — но с этим он сравниться не может.
Красочные узоры наверху сопровождались завихрениями толпы внизу, на Площади. Раздавались восклицания. Тщательно выстроенные звезды прорывались сквозь довольно густую тьму. Воздушная масса была теплая и мягкая, но слегка утомленная тяжестью запахов: толпа, алкоголь, бруштукай, пыль. Но прошедший день все же был хорош, и в эти нежные часы полной глоткой вдыхалась первая весенняя ночь.
В небе рассыпается облачко голубых искр.
— Какая красота, — сказала Эвелина своему соседу. — Голубой цвет очень красивый. Вы не находите, гспадин Набонид?
— Очень, — задумчиво ответил тот.
Эвелина взглянула на него:
— О чем вы думаете, гспадин Набонид?
— Если мы поднимемся на третий этаж, будет видно еще лучше.
Госпожа Набонид-мать почесала нос, госпожа Набонид-супруга ничего не заметила.
— Ах! Какой красивый! Красный! — фальшиво и придурковато крикнул Лё Бестолкуй.
На верхнем этаже Набонид открыл окно в кабинете своих сыновей.
— Отсюда видно ничуть не лучше, — заметила Эвелина.
— Не лучше, зато здесь спокойнее [60].
— Это правда, здесь спокойнее. Как они громко кричат. Тихая ночь — это так чудно, не правда ли?
— Несомненно. От этого становишься нежнее.
Он подергал себя за усы и, скользнув взглядом вниз, прошипел:
— А из вас получится хорошенькая невесточка.
— Не будем сейчас об этом, гспадин Набонид. Давайте лучше помечтаем.
— А-а, — заинтересованно протянул он.
И добавил:
— Вот это, по-моему, превосходно.
Речь шла о пиротехническом явлении, которое только что расплылось в атмосфере, после чего пролилось беловатыми подтеками.
— Знаете, Эвелина, — добавил Набонид, — я не особенно привык мечтать.
— Но ведь только что у вас был довольно задумчивый вид.
— Возможно, подобное происходит со мной, а сам я этого не осознаю, хе-хе-хе.
Его рассмешила эта история с привычкой, застигнутой врасплох на начальной стадии роста. И его грудная клетка задрожала, что вызвало самопроизвольное вытягивание рук, одна из которых внезапно обняла Эвелину за талию.
Эвелина легонько затрепетала, чуть слышно ахнула и, переждав сгорание фиолетовых, синих, голубых, зеленых, оранжевых и красных свечей, подытожила:
— Неужели вы лично отбирали все эти красоты, гспадин Набонид?
— Да, — сказал он и добавил: — Эвелина.
И добавил еще раз:
— Эвелина, — ниже модулируя голос и сильнее сжимая ее талию.
В этот момент несколько светящихся букетов разорвали шелк неба. В кабинете, позади них зажегся свет. Эвелина высвободилась и обернулась. Увидев Пьера, она произнесла его имя. Набонид повернулся в том же направлении.
— И что мне дали все эти книги? — усмехнулся Пьер. — Смотри-ка, словарь чужеземного языка.
— Зачем ты сюда пришел?
— Я пойду вниз, — сказала Эвелина.
— Здравствуй, Эвелина, — сказал Пьер.
Он проводил ее взглядом.
Они услышали, как она торопливо зацокала по лестнице.
— Я спрашиваю, зачем ты сюда пришел?
— Чтобы тебя убить.
— Но ты не имеешь права, — возмущенно воскликнул Набонид. — Я — твой отец.
— Я хочу тебя убить. К сожалению, я ничего не принес для того, чтобы это сделать. Ни ножа, ни ружья, ни топора, ни палки.
— В таком случае это всего лишь слова.
— Я хотел тебя об этом известить.
— Ну, хорошо, ты меня известил.
— Да, я хочу тебя убить.
— Интересно, за что?
— Ты вывел меня из себя.
— То, что ты сегодня рассказывал людям, — просто глупость.
— Не глупее твоего фейерверка.
— Но это обычай, малыш.
— Его надо пересмотреть.
— А еще что?
— Убрать тучегон.
Пораженный Набонид оперся о косяк балконной двери и закрыл лицо рукой, в которой унюхал аромат духов Эвелины. Это открытие изменило ход его мыслей, он снова — но уже вслух — подумал про ужас, а вместе с ним и о том, как избавиться от Пьера и попасть на балкон этажом ниже.
Он прочнее уперся ногами в пол, убрал с лица руку и сделал вид столь же отстраненный, сколь и решительный.
— Ну что ж! Как ты говоришь, это всего лишь слова. Тем не менее спасибо за то, что проинформировал! Я пойду к гостям.
— Я убью тебя.
Набонид двинулся вперед и прошествовал перед Пьером, у которого и в самом деле не было никакого оружия. Так целым и невредимым мэр спустился к гостям, а отец — к своей будущей невестке.
Когда фейерверк потух, гости согласились отведать шампанского — шумной, шипучей и хмельной новинки, импортированной Мандасом. Лё Бестолкуй не хотел, чтобы его дочь пробовала, но Набонид поднес Эвелине полный бокал, и та нашла напиток замечательным.
Затем они стали перебирать различные коллективные развлечения и остановились на игре «мы — валун, а в нас кристалл» [61], которая требует большого внимания. Бабка Паулина заснула. Эвелина играть отказалась. Набонид, хозяин, вызвался составить ей компанию, хотя и любил подобные забавы. Они уселись подальше от невинных игроков.