Последний коммунист

Француз торопливо сменил кассету в диктофоне. Печенкин вновь стал серьезным. 
- Есть у нас в городе Заводская площадь. Там когда-то, говорят, монастырь был, потом церковь, теперь завод хрустальный мой... Так вот, я строю сейчас на этой площади храм... Во имя Ильи-пророка... Не храм, точнее, часовню... Но какую! Хрустальную! Это седьмое чудо света будет. Или восьмое? - обратился он к секретарю-референту. 
- Восьмое, - не задумываясь, подсказал Прибыловский. 
- Восьмое. Причем там же, на площади, стоит памятник Ленину. Были разговоры снести. А как быть с теми, кто в Бога не верит, а в Ленина верит? И я сказал: "Пусть стоит!" Не мы его ставили, не нам его сносить! Снести легче всего, вы попробуйте построить... - Владимир Иванович широко улыбнулся, пожал плечами и подытожил: - Вот и вся идеология... 
Удивленно посмотрев на миску с ухой, к которой француз не притронулся, Печенкин поморщился и проговорил укоризненно: 
- А вы чего ж это? Или угощением нашим брезгуете? С дымком ведь... 
Француз залопотал, оправдываясь, но Владимир Иванович неумолимо замотал головой: 
- Нет, брат, так дело не пойдет. Я тебя уважил и ты тоже меня уважь... 
6 
- Да, это наш город, но ты не можешь появиться там без охраны, без Нилыча... - заглядывая сыну в глаза, говорила Галина Васильевна спокойно и назидательно. 
- Я не хочу слышать ни о каком Нилыче! - вы-крикнул Илья высоким детским голоском. 
- Без Нилыча тебя там сразу украдут какие-нибудь чеченцы. - Галина Васильевна была спокойна и тверда. 
У Ильи задрожала нижняя губка, и он закусил ее, готовый вот-вот расплакаться. 
Мать сочувственно улыбнулась и, положив сыну руки на плечи, предложила: 
- Давай я лучше познакомлю тебя с Дашенькой Канищевой? 
Внезапно в центре праздника возникло непонятное суматошное движение: там кто-то вдруг закричал, пронзительно и жутковато. Из стоящей в отдалении машины "скорой помощи" выскочили санитары с носилками и, как угорелые, понеслись к месту неизвестного происшествия. 
- Что? Что случилось? - встревоженно спрашивала Галина Васильевна бегущих мимо людей. 
- Француз! Журналист французский рыбьей костью подавился! - объяснили ей на бегу. 
Вытягивая шею, Галина Васильевна заторопилась за всеми, но тут же остановилась и, обернувшись, удивленно посмотрела на сына. Илья смеялся весело, заливисто, так, что слезы выступили на глазах. 
V. Насыщенный день (окончание) 
1 
Поздней ночью, когда уже выключили уличные фонари, к одной из панельных пятиэтажек придонских Черемушек, тяжело шурша шинами, подъехал черный печенкинский "мерседес". У подъезда стоял "субурбан" и темнели неподвижные охранники. Угловое на пятом этаже окно светилось желтым светом. Еще раз глянув на него, Владимир Иванович вбежал в темный подъезд. Перемахивая через две ступеньки, по-юношески легко он взлетел на площадку пятого этажа, где стоял рыжий охранник, тот, который выводил Илью из самолета. Печенкин задержал дыхание, подмигнул рыжему и спросил шутливым тоном: 
- Ну что, самбист, когда сразимся? 
Охранник смущенно улыбнулся: 
- Когда скажете, Владимир Иванович. 
Печенкин прислушался - из-за фанерной двери доносились гитарные переборы. Он легонько толкнул дверь, и она открылась. 
2 
В маленькой комнате однокомнатной квартирки стояли от пола до потолка полки с книгами, и тут же умещались во множестве мелкие предметы: сувениры из дерева, глины и металла - человечки, собачки и птицы, кораблики, фотокарточки в рамках и без. Для одной самой большой фотографии молодой, с дерзким взглядом Марины Цветаевой была устроена специальная ниша, в которой стоял букетик засохших цветов. На тумбочке в углу, где, как у всех, должен был находиться телевизор, лежал старый проигрыватель-чемоданчик и кипа пластинок рядом. На верхнем конверте был запечатлен знаменитый дирижер знаменитого оркестра, и, проходя мимо, Печенкин почему-то постучал по нему ногтем. 
На широкой старой, накрытой пледом тахте, опершись о стену, полулежала женщина лет сорока с коротко остриженными, крашенными когда-то волосами, без капли косметики на лице. И одета она была небрежно, совсем по-домашнему: в старые выцветшие бриджи и клетчатую ковбойку. На животе ее лежала старая гитара. Женщина не была красавицей, скорее наоборот, но Печенкин смотрел на нее взволнованно и робко. Она же смотрела в ответ рассеянно, с легкой ироничной улыбкой и, продолжая наигрывать какую-то мелодию, прислушивалась к ней. 
Женщину звали Геля, Ангелина, Ангелина Георгиевна Всеславинская. 
- Зря ты все-таки дверь не запираешь, - негромко, осторожно проговорил Печенкин. 
Не запира-айте вашу дверь, 
Пусть будет дверь откры-ыта, 
иронично улыбаясь, пропела в ответ Геля. 
Рядом с тахтой на маленьком треногом столике стояла початая бутылка водки, рюмка, на деревянной дощечке лежал нарезанный хлеб, а на тарелке - колбаса и соленый огурец. Печенкин смотрел на выпивку и закуску с легким изумлением, но молчал, не решаясь спрашивать. Геля, загадочно улыбалась, продолжая наигрывать ту же мелодию. 
Печенкин подошел к столику, поднял бутылку, увидел на этикетке собственное изображение и как будто немного успокоился. Водка так и называлась "Печенкин". После этого Владимир Иванович глянул в незадернутое окно, нашел вдалеке как бы парящие над городом красные неоновые буквы "ПЕЧЕНКИН" и успокоился совсем. Победно, с хрустом расправив плечи, он сообщил: 
- Спустили. 
- Куда и что? - поинтересовалась, не скрывая иронии, Геля. 
- Танкер на воду спустили, - объяснил Владимир Иванович и похвастался: Сам владыка освящал. 
Геля усмехнулась: 
- "Сам владыка..." Гляди, Печенкин, охмурят тебя попы, как ксендзы Козлевича охмурили. 
Она отложила гитару, села на край тахты и, наливая в рюмку водку, стала рассказывать: 
- Я тут в "Литературке" прочитала про одного нижегородского миллионера. Богател, богател, а потом взял и на все свои миллионы монастырь в лесу построил! И теперь сам в том монастыре простым послушником... 
- Знал я его. Лес у него покупал. Белкин его фамилия, - проговорил Печенкин, почему-то мрачнея. 
- А ты бы так смог? - лукаво улыбаясь, спросила Геля. 
Печенкин не ответил, мрачнея еще больше. 
- Смог бы? - настаивала она. 
Он нахмурился и попросил: 
- Ты такие вопросы не задавай. 
Геля с удовольствием тяпнула рюмку, захрустела огурцом и задорно сообщила: 
- А я новую песню сочинила. Знаешь, как называется? "Маленький человек пришел". 
- Споешь? - дрогнувшим голосом спросил Печенкин. 
- Нет, конечно, - еще более задорно ответила Геля, взяла гитару, заиграла уже знакомую мелодию и запела: 
Пришел маленький человек 
В утреннем небе горит последняя звезда. 
Кто он? 
Дон-дили-дон! Дон-дили-дон! 
Маленький человек, маленький человек. 
Значит, есть ему, что сказать, 
Значит, есть ему, что пропеть 
Тебе и мне. 
Дон-дили-дон! Дон-дили-дон! 
Маленький человек, маленький человек. 
Он объедет планету 
На своей деревянной лошадке 
Иго-го-го! 
Дон-дили-дон! Дон-дили-дон! 
Маленький человек, маленький человек. 
Он достанет своими руками 
Горящее сердце земли. И подбросит его 
Выше неба! 
Дон-дили-дон! Дон-дили-дон! 
Маленький человек, маленький человек. 
Веселитесь люди, радуйтесь люди 
Маленький человек пришел! 
Твой и мой. 
Дон-дили-дон! Дон-дили-дон! 
Маленький человек пришел! 
3 
В тот момент, когда Илья стал падать в сон, спальня наполнилась вдруг густым красным светом. Он открыл глаза и снова закрыл, потому что никакого красного света не было, но тут же вновь все стало красным... Илья сел на кровати и удивленно посмотрел в окно. За темными стволами сосен одна за другой зажигались большие неоновые буквы: ОКТЯБРЬ. 
Илья радостно и смущенно засмеялся. Буквы погасли. Торопливо сунув ноги в тапочки, он выбежал на балкон и вновь проследил рождение красного слова. Почти вплотную к балкону стояла сосна. Илья глянул вниз, примерился, встал на перила, ухватился за толстую ветку, перебирая руками, добрался до ствола, обхватил его по-обезьяньи и быстро спустился на землю...