Осада

— Только не «Ростовик», — с улыбкой заверил Симоновик. — Им понадобится только относительно ровное поле с четверть кленета длиной. — Он переговорил с кем-то за кадром и кивнул. — Друзья говорят, что уже видят усадьбу — места для посадки достаточно. Они сядут по ту сторону пруда.
Внезапно весь дом содрогнулся от грохота — он грянул сверху и постепенно затих. Такой рев создают только гравигенераторы — большие гравигенераторы.
— Ага, — сказал Симоновик, — судя по звуку, они уже летят. Разрешите проститься с вами. Ах да, адмирал. Я не сказал друзьям, в каком вы звании, так что знаки отличия на скафандре можете выбирать сами. Это нормально?
— Нормально, — неуверенно ответил Брим.
— И еще, адмирал…
— Да? — отозвался Брим уже с улыбкой.
— Если ЖМ-2 понравится вам так же, как ЗБЛ-4, похлопочите заодно и об его производстве. — И Симоновик отключился, прежде чем Брим успел открыть рот.
Схватив свой флотский плащ, который Барбюс уже держал наготове у задней двери — откуда, интересно, он мог узнать?! — Брим выбежал на метель как раз вовремя, чтобы увидеть три огня, возникшие в ненастном небе на расстоянии около полутора кленетов. Через несколько мгновений огни превратились в яркие солнца, и большой клинообразный объект пронесся над головой, мигая красными и зелеными вспышками. Следом накатил парализующий зубодробительный грохот, который Брим слышал еще в доме — там наверху работала пара очень больших гравигенераторов военного образца, сомневаться не приходилось. И синхронность у них чуть-чуть подкачала. Брим плотнее запахнулся в плащ и включил обогрев, следя, как неизвестный объект заложил почти вертикальный вираж на опасно малой высоте. Примерно в кленете от земли огни, снова почти пропавшие за густыми вихрями снега, выровнялись и стали снижаться. Брим стиснул зубы: на своем веку он видел немало головоломных посадок, порой даже из пилотского кресла. Воспоминания были не из приятных. Огни опускались все ниже, заливая светом всю округу. Вот они коснулись земли в вихре снега и протогравитонов, но не произвели при этом никакого звука — слышен был по-прежнему только ровный гул гравигенераторов. Постепенно он перешел на холостой режим, угловатая громада надвинулась и остановилась на…
— Колеса! — ахнул Брим.
Большие, основательные колеса — одно в носовой части, еще два — по бокам фюзеляжа ближе к корме. Неудивительно, что эта штука может сесть где угодно! Этой старинной конструкцией, наверное, вдвое тяжелее управлять при взлете и посадке. Но, видит Вут, им достаточно любой относительно ровной поверхности — почти при любом весе.
На мостике выключили опознавательные огни и порулили к усадьбе, старательно объехав бородовский пруд. Глядя на приближающийся корабль, Брим отметил, что он невелик, во всяком случае по сравнению со «Звездным Огнем» — чуть больше ста пятидесяти иралов от носа до кормы.
«Ростовик» повернул прямо к дому, и его посадочные огни рассекли вьюжную ночь тремя ослепительно яркими кругами. Корпус корабля казался мощным и массивным, как скала. Увеличив обороты левого гравигенератора, пилот развернулся на правом шасси и поставил звездолет параллельно дому.
Глаза не обманули Брима во время недавних маневров. «Ростовик ЖМ-2» действительно имел форму клина с острым краем, направленным параллельно земле. Но на этом вся его простота и заканчивалась. Бока клина были закруглены и плавно переходили в гравитонные дюзы на корме. В этих круглых гондолах, по всей видимости, помещались гравигенераторы и обширные энергетические камеры. На верхней стороне корпуса, примерно в двадцати иралах от передней кромки, помещался большой охлаждающий воздухозаборник, указывающий на то, что корабль рассчитан на долгое пребывание в атмосфере: космические радиаторы охлаждения имели совершенно другую конфигурацию. Угловатые гиперэкраны формировали очертания мостика — он начинался примерно на двух третях длины корабля и вновь обтекаемо сходил к корпусу иралах в двадцати пяти от кормы, где торчал высокий стабилизатор — еще одно указание на то, что этот звездолет, если он был таковым, среди звезд проводит очень немного времени.
Тут Брим понял действительную причину существования столь большого воздухозаборника: на носу корабля торчали два до нелепости больших разлагателя. Одни только огневые механизмы этих чудищ требовали значительного охлаждения — а уж когда они ведут стрельбу… Брим усмехнулся. Медведи явно сотворили еще одно инженерное чудо — создали нечто вроде космического краулера.
Четыре орудийные башенки, две наверху и две на днище ближе к корме, обеспечивали некоторую защиту сзади, но верхнюю пару частично скрывал стабилизатор, и все четыре задних разлагателя среднего калибра могли разве что побудить пилота «Гантейзера» быть чуть поосторожнее при атаке с кормы. Зато лигер, оказавшийся себе на беду впереди этого маленького содескийского чуда, очень быстро отправится к дальним пределам Вселенной в виде элементарных частиц.
Пока Брим всматривался сквозь гиперэкраны в цветные мигающие огоньки мостика, темный, подсвеченный снизу пилот протянул руку к верхнему краю скошенного вперед переднего экрана и отключил гравигенераторы, вызвав мерцающее облако протогравитонов. Внезапно стали слышны только вой ветра и пощелкивание остывающего металла. Брим почтительно качнул головой, вдохнув запах разогретой электроники. Может, ЖМ-2 и мал для звездолета, но здесь, рядом, в эту снежную ночь, он казался очень большим — и очень грозным!
В нескольких иралах от переднего шасси открылся люк, и из него спустили лестницу. Одновременно на мостике опустили гиперэкран, и оттуда высунулся медведь, открыв щиток своего шлема.
— Добрый вечер, господа, — пророкотал он, — мы приехали за господин Брем. Есть разрешение прокатать его.
— Да, да! — взволнованно отозвался Брим. — Сейчас надену скафандр и поднимусь к вам.
— Скафандр в библиотеке, адмирал, — спокойно заметил Барбюс. — Я помогу вам.
— Спасибо, старшина, — сказал Брим и побежал к дому. — Откуда ты узнал, что он понадобится?
— Держал ухо востро, только и всего.
— Но все-таки? — Брим сунул ноги в башмаки скафандра. — И как ты догадался, что адмиральские звезды надо снять? — Из всех знаков отличия на скафандре осталась только пилотская комета.
— Расскажу, когда вернетесь, адмирал, — пообещал Барбюс, придерживая скафандр за плечи, чтобы Брим мог просунуть руки в рукава. — Вы ведь не станете мешать работе подпольного старшинского радио, правда?
Брим, улыбаясь, влез в скафандр окончательно и застегнул пояс с кобурой.
— Нет, пока оно будет работать столь же исправно.
— Хорошего полета, адмирал, — пожелал Барбюс, подавая Бриму шлем. — Мне сдается, он даже вам принесет новые ощущения.
Брим нахмурился, пряча в кобуру личный бластер и застегивая клапан.
— Что ты хочешь этим сказать, старшина? — Он включил герметизацию, и шлем с легким шипением закрылся.
— Сам толком не знаю, адмирал. Так мне сказали — а расспрашивать недосуг было.
— По крайней мере честно. Ладно, спасибо тебе. Я всегда ценил проявление инициативы. — И Брим направился к двери.
— Я знаю, адмирал, — усмехнулся ему вслед Барбюс. — Потому и стараюсь.
Брим добежал до корабля, показал друзьям два больших пальца и полез по лестнице внутри длинной вертикальной шахты на верхнюю палубу. Помахав оттуда Урсису и Бородову, он обернулся к своим хозяевам. Один из них сидел в левом кресле, другой — на пассажирском месте между двумя контрольными пультами.
— Даша Попычев, — представился медведь, протянув мохнатую лапу. — А это второй пилот, Мишка Бжтва.
Оба медведя улыбались Бриму сквозь длиннющие черные бакенбарды. Это явно были «Дикие», которых часто упоминали содескийцы, но редко видели люди.
— Звать надо Даша и Мишка, — сказал Попычев, сдавив руку Брима в своей. — Фамилии за всю ночь не научишься говорить, а нам лететь надо. Да, Брем?
Брим, улыбаясь в ответ, обменялся столь же болезненным рукопожатием с Бжтвой.