Пузырьки

Но борьба продолжалась, и когда были испробованы все современные научные возможности, к сожалению, безрезультатно, пришлось обратиться к древним наукам, чтобы найти решение. 
Потом он сказал, что передача требует слишком много времени и средств, которые необходимо использовать в борьбе с пузырьками, так что он теперь будет сообщать только о возможных успехах в этой борьбе. Он еще раз призвал не терять мужества. Потом экран снова потемнел. 
Я очень часто думаю об этом старике. Я больше никогда не видела ни его, ни кого-либо другого. Экран все время оставался темным. Я все время спрашиваю себя, прав ли старик и будет ли мир снова таким, как прежде. Мне так этого хочется. 
5 сентября 
Другая снова подходила к окну. Странно, со временем я все меньше и меньше боюсь ее. Кроме того, она не так уж и ужасна, несмотря на множество рук. Она не такая отвратительная, как те, у кого множество ртов или носы по всему телу. 
Теперь мне ее скорее жаль; кажется, она хочет мне что-то сказать. На руках она все время держит младенца. Она непрерывно жестикулирует, и ее черные волосы развеваются на ветру. 
Затем она протянула мне малыша. Казалось, она хочет, чтобы я взяла его. Странно, он кажется вообще не изменившимся. Он таких же размеров, как моя кукла. Внезапно другая отступила от окна, потом снова протянула малыша мне. Я хорошо видела, что это не был мутант, ребенок был совершенно нормальным. Довольно пухленький и откормленный, он сучил своими маленькими ножками. Рот его был открыт, а личико сморщилось. Конечно, он плакал. Наверное, он был недоволен, что его вытащили из дома. 
Мне не хотелось опускать жалюзи; я сделала знак, чтобы другая ушла, но она осталась. Она плакала. Я видела слезы на ее лице, и она все протягивала мне малыша. Действительно, она хотела, чтобы я его взяла. Сумасшедшая! Разве я открою дверь, чтобы впустить пузырьки? Но, как ни странно, на улице не было видно ни одного пузырька. Я еще раз сделала знак, чтобы она ушла, но она не прореагировала. Я отошла от окна. 
Я постоянно думаю о ней. Мне жалко эту другую, она выглядела такой растерянной. Но не могла же я в самом деле взять этого мальчика и вырастить маленького другого. И вообще, я не знаю, как ухаживать за малышами. У меня же были только куклы, а папа мне говорил, что малыши едят не то, что едим мы. Может быть, мать-слуга знает это? Но я еще не сошла с ума. Папа будет в ярости, когда узнает об этом. Открыть! Другой! И взять маленького другого? Я даже думать об этом не должна. 
Однако странно, что у малыша нет никаких деформаций. Может быть, он еще слишком мал? Но обычно, если оказываешься снаружи и не умираешь, мутаций не приходится долго ждать. Всего несколько дней. Может быть, ему всего несколько дней? Но он так похож на мою куклу, а папа всегда говорил, что она выглядит как двухлетний ребенок. Я все спрашиваю себя, почему другая хотела отдать мне этого малыша? Может быть, она хотела защитить его от пузырьков и спасти, прежде чем он станет другим? Но от пузырьков нельзя защититься. Никто этого не может. 
7 сентября 
Я испугалась, сильно испугалась. У меня разболелся живот, и я подумала, что умру, как мама. Я ревела, и мать-слуга суетилась вокруг меня. 
Она ощупала мой живот, бормоча и утверждая, что со мной все в порядке, просто я съела слишком много яблок. Это так, но мне хотелось яблок. Она дала мне таблетку, и боль в животе тотчас же прошла. Мать-слуга разбирается во всем. 
Папа всегда знал, что нужно принять, если начинаешь чувствовать себя плохо. Но только не в отношении мамы. Он ничего не мог сделать, мать-слуга тоже не могла. 
Потому он и вышел наружу. Чтобы найти врача. Он сказал, что это необходимо, потому что по телефону звонить бесполезно, никто добровольно не выйдет из своего дома. Но он взял с собой излучатель и сказал, что приведет сюда врача, чего бы это ему ни стоило. 
Это было чистое безумие, но, несмотря ни на что, он ушел. Он просто не мог слышать и видеть, как мама кричит и держится за живот. Он ее так любил. Я думаю, это свело его с ума, потому что он знал, что ему не уцелеть, если он выйдет наружу. 
Он сделал маме укол и мне тоже, чтобы я заснула, потом он ушел. Я знаю, что не должна так думать, но было бы лучше, если бы он позволил ей умереть. Я узнала об этом от материслуги, когда проснулась. Слуги убрали ее тело, а папа так и не вернулся. 
Мне было так его жалко, что я все время плакала, и мать-слуга была вынуждена насильно заставлять меня что-нибудь съесть. Мама бы все равно умерла, да. Что бы он ни сделал. Где он мог найти врача! И что из того, даже если бы он нашел его? Я уверена, что врач предпочел бы, чтобы его застрелили, чем подвергнуться нападению пузырьков. 
Иногда я спрашиваю себя, не ходит ли он снаружи со множеством рук или ног, или у него выпали все волосы, а повсюду на черепе выросли глаза, или... Но я не хочу думать ни о чем подобном! Не хочу... Я предпочитаю думать, что папа мертв. 
И несмотря на это... Что если он однажды подойдет к окну, многорукий, как богиня Кали? Что мне тогда делать? О, папа, что мне тогда делать? 
10 сентября 
Весь день трезвонил видеофон, но я не подошла к нему. 
Когда папа еще был здесь, он всегда брал трубку и иногда звонил сам. Он всегда говорил, что нехорошо жить без связи, без контактов с людьми, и искал уцелевших. Теперь, когда большинство людей уже было мертво, когда они были растворены пузырьками, он едва ли мог кого-нибудь найти. Во многих домах поселились другие. Они мутировали целыми семьями, поэтому на экране видеофона появлялись только другие. Они были злы. Отец в таких случаях всегда отключал связь. 
Я вспомнила, как старик с экрана телевизора говорил, что несколько других помогают людям в борьбе с пузырьками. Это удивило меня, потому что папа всегда говорил, что другие ненавидят людей. Они выглядят не так, как мы, и они ненавидят нас, потому что мы нормальны, а они нет, считал папа. 
В первое время после ухода папы я отвечала на звонки, но это всегда были другие, которые тянули к экрану свои многочисленные руки и глядели на меня множеством глаз. Они ругали меня и требовали, чтобы я вышла и вылечила их. Они пугали меня. 
Однажды на экране видеофона появился человек. Женщина. К этому времени я почти перестала отвечать на звонки, но этот звонок был таким долгим, что мне захотелось узнать, кто это был. 
Женщина на экране видеофона была старой, у нее были глаза сумасшедшей. Волосы ее были грязны и растрепаны, неопределенно-серого цвета, они свисали ей на лицо, и она постоянно отводила их в сторону морщинистой рукой. Увидев меня, она торопливо сказала: 
- Прошу вас, малышка, узнайте, нет ли где-нибудь здесь врача. Я прошу вас, мне срочно необходим врач. Я звонила повсюду, но безуспешно. Помоги мне, девочка, мне так нужна помощь. Мой муж очень болен. Он умирает, а я здесь одна. Пожалуйста, помоги мне! 
Она заплакала, потом отошла в сторону, и я увидела в глубине комнаты старика, лежащего на софе. У него было опухшее, покрасневшее лицо, он с трудом, импульсивно дышал, словно ему не хватало воздуха. 
Женщина снова вернулась к экрану видеофона. 
- Ты видела? Он умирает, он умирает, он умирает! 
Голос ее захлебнулся. Я больше не могла вынести этого и отключилась. 
Затем я заревела. Я ничем не могла ей помочь, я ничего не могла сделать. Я непрерывно думала о папе, которому тоже нужен был врач. 
После этого я перестала отвечать на звонки. 
18 сентября 
Я так возбуждена, что непрерывно бегаю от телевизора к окну и от окна к телевизору. Мне не сидится на месте. 
Мать-слуга говорит мне, чтобы я успокоилась, потому что не стоит так скакать с места на место, но я думаю, что она просто придирается ко мне для проформы. Мне кажется, она тоже испытывает облегчение. И, может быть, даже понимает это. 
Вот уже в течение нескольких дней снаружи все меньше и меньше пузырьков и больше не видно других. Богиня Кали с младенцем тоже больше не приходит.