Логово

Минуту спустя, задыхаясь и отчаянно, мелко дрожа всем телом, Ли добрался до пострадавших. Мужчина был без чувств, женщина же, наоборот, была в полном сознании. Лица обоих то исчезали, то вновь появлялись в перекрестье направленных на них лучей фонариков; и мужчина и женщина были в ужасном состоянии. Кожа на лице женщины сморщилась и, потеряв свой естественный цвет, стала почти совершенно белой, сквозь нее, словно источая внутренний свет, просвечивали кости, обнажая череп. Губы ее были такими же белыми, как и зубы; черными оставались только ее мокрые спутанные волосы и глаза, похожие на запавшие глаза трупа с застывшим в них ужасом смерти. Возраст ее в данной ситуации невозможно было определить, и трудно было понять, была ли она уродиной или красавицей, но ясно было одно: женщина держалась из последних сил и скорее всего только за счет силы воли.
– Сначала возьмите мужа, – сказала она. Голос ее прерывался. – У него рана на голове, ему нужна срочная помощь, да быстрее, быстрее, шевелитесь же, черт вас побери!
Ли не обиделся на ее ругань. Он понимал, что злость ее предназначалась не ему, она помогала ей держаться.
– Хватайтесь за меня, мы пойдем все вместе. – Он повысил голос, стараясь перекричать вой ветра и грохот реки: – Ничего делать не надо, не надо пытаться достать дно ногами. На плаву им легче будет нас тащить по воде.
Казалось, она поняла, что он сказал.
Ли взглянул на противоположный берег. Лицо его попало в свет фонаря, и он прокричал:
– Готово! Тяните!
Группа на берегу стала подтягивать его на тросе вместе с потерявшим сознание мужчиной и вконец измученной женщиной.
 
7
 
Когда Линдзи вытащили из воды, она то теряла сознание, то вновь приходила в себя. В какие-то мгновения жизнь казалась ей видеозаписью, которую можно было прокручивать в любом направлении, взад или вперед, от одной картинки к другой, с серо-белыми промежутками между ними.
В то время как она, тяжело дыша, лежала у края воды, над ней склонился молодой врач с запорошенной снегом бородой и направил ей в глаза тонкий лучик света, чтобы проверить, реагируют ли ее зрачки. Он спросил:
– Вы меня слышите?
– Конечно. Где Хатч?
– Вы помните, как вас зовут?
– Где мой муж? Ему нужно… искусственное дыхание.
– Им уже занимаются. Так помните, как вас зовут?
– Линдзи.
– Прекрасно. Вам холодно?
Вопрос показался ей неуместным и глупым, но вдруг она сообразила, что уже не мерзнет. Наоборот, она почувствовала, что конечности каким-то странным и не совсем приятным образом стали теплеть. Это не был резкий, болезненный укус ожога. Казалось, ее руки и ноги окунули в какую-то жидкость, которая постепенно разъедала кожу, оголяя кончики нервов. Ей и без подсказки стало ясно, что ее нечувствительность к ночному холоду – это признак резкого ухудшения ее физического состояния.
– Носилки, быстро…
Линдзи почувствовала, как ее подняли и положили на носилки. Затем – как двинулись вдоль берега. Лежа на носилках, она видела только человека, шедшего сзади. Дрожащие огни фонариков не давали возможности хорошо разглядеть его, и в их жутковатом отсвете она могла видеть только контуры лица незнакомца и странный, тревоживший ее блеск его стального взгляда.
Бесцветное, как набросок углем, необычайно молчаливое, наполненное движением и тайной, все происходящее вокруг нее и с ней обрело оттенок кошмарного видения. Стоило ей взглянуть назад и вверх на человека без лица, как сердце ее начинало учащенно биться. Непоследовательность и противоречивость полубредового состояния увеличивали ее страхи, и вдруг ей стало казаться, что она умерла, и едва различимые, как тени, люди, тащившие ее носилки, вовсе не люди, а перевозчики мертвых, и что они несут ее к лодке, которая должна перевезти ее через Стикс в мрачную страну мертвых и обреченных.
– Быстрее…
Привязанную к носилкам, почти в вертикальном положении, невидимые ей люди тянули ее на веревках вверх по усыпанному снегом склону. По обе стороны, по колено увязая в снежных заносах, шли двое сопровождавших ее спасателей, направляя носилки и следя за тем, чтобы она не вывалилась из них.
Линдзи поднимали прямо к красным сигнальным огням. Когда она полностью окунулась в их пурпурное сияние, до ее слуха стали долетать возбужденные голоса спасателей и треск и шуршание полицейских переговорных устройств. Когда же она вдохнула в себя выхлопные газы машин, то поняла, что жизнь ее вне опасности.
«А была, видимо, на волоске от небытия», – подумала она.
Обессилевшая, находясь в полуобморочном состоянии и плохо соображая, Линдзи тем не менее расстроилась от того подсознательного стремления, которое просвечивало сквозь эту ее мысль. Была на волоске от небытия? Единственное, от чего она была на волоске, это от смерти. Неужели же до сих пор смерть Джимми – а ведь уже прошло целых пять лет – так действовала на ее психику, что ее собственная смерть казалась ей освобождением от бремени горя?
«Тогда почему же я не сдалась реке? – сама себе удивилась Линдзи. – Почему не прекратила борьбу?»
Из-за Хатча, конечно. Она была нужна ему. Ведь самой ей уже хотелось уйти из этого мира в мир иной. Но она не могла решить это за Хатча; в той ситуации, в которой они оказались, ее уход из жизни означал бы для него неминуемую смерть.
С шумом и треском носилки рывком были подтянуты к краю пропасти и поставлены на землю рядом с каретой «Скорой помощи». Лицо ее тотчас запорошил пурпурный снег.
Врач с обветренным лицом и красивыми голубыми глазами вновь склонился над ней.
– Все будет в порядке.
– Я не хотела умирать, – сказала Линдзи.
Но сказала она это не ему. Она спорила сама с собой, доказывая себе, что ее отчаяние от потери сына вовсе не перешло в тайное хроническое эмоциональное стремление соединиться с ним в смерти. Тот образ себя, который рисовался ей в воображении, не включал понятия «самоубийство», и она была неприятно поражена, что в чрезвычайных обстоятельствах именно это побуждение оказалось столь естественной и неотъемлемой частью ее натуры.
На волоске от небытия…
– Разве я хотела умереть? – спросила она.
– Вы не умрете, – сказал врач, вместе с другим спасателем отвязывая веревки от ручек носилок и готовясь погрузить ее в «Скорую помощь». – Самое худшее теперь позади.
 
Два
  
1
 
С полдюжины полицейских машин и карет «Скорой помощи» занимали два ряда горного шоссе. Для двустороннего движения – в горы и вниз – использовался третий ряд. За порядком на нем присматривали полицейские в форме. Когда мимо пронесся автобус с туристами, Линдзи почувствовала на себе взгляды прилипших к окнам пассажиров, но автобус быстро исчез в вихрях снега и в клубах выхлопных газов.
«Скорая помощь» была приспособлена для перевозки сразу двух пациентов. Линдзи погрузили на каталку с колесиками и, вкатив ее в фургон, закрепили у левой стенки зажимом с пружинной защелкой, чтобы во время движения машины тележка не ездила взад и вперед. Хатча в такой же каталке поместили справа.
Двое медиков вскарабкались вслед за тележкой и закрыли за собой широкую дверцу. Когда они шевелились, их белые нейлоновые штаны и куртки издавали трущиеся свистящие звуки, которые в узком пространстве фургона казались чересчур громкими.
Взвизгнув сиреной, «Скорая помощь» тронулась в путь. Оба медика закачались в такт движению. Опыт позволял им твердо удерживаться на ногах.
Стоя в узком проходе между двумя тележками, они оба все свое внимание обратили к Линдзи. Их имена были нашиты на нагрудных карманах их курток: Дэвид О’Малли и Джерри Эпштейн. Удивительным образом совмещая профессиональную отчужденность с заботливым вниманием, они занялись ею, изредка перебрасываясь короткими, сухими медицинскими фразами, но, когда обращались к ней, тон их незамедлительно становился мягким, участливым и ободряющим.