Фантомы

Брайс двинулся на него.
Но Кейлу досталось не так сильно, как он притворялся. Он прыгнул навстречу Брайсу и крепко зажал его своей железной хваткой.
– Ах ты, гад! – рычал Кейл, брюзжа слюной.
Его серые глаза были широко раскрыты, рот свирепо оскален, во всем его облике появилось что-то волчье.
Руки Брайса оказались прижатыми к телу, и, хотя он и сам был достаточно силен, вырваться из тисков Кейла не мог. Так, вместе, борясь друг с другом, они сделали несколько шагов назад, споткнулись и грохнулись, причем Кейл очутился наверху. Голова Брайса больно ударилась о мостовую, и на мгновение ему почудилось, что он вот-вот потеряет сознание.
Кейл ударил его, но не очень сильно, потом вдруг скатился с него и быстро пополз на карачках куда-то в сторону.
С трудом прогоняя возникшую у него перед глазами темную пелену и удивляясь, что Кейл почему-то не воспользовался преимуществом, которое имел, Брайс перевернулся и встал на четвереньки. Он потряс головой – и тут увидел, куда устремился его противник.
За револьвером.
Он лежал на щебенке в нескольких ярдах от них, мрачно поблескивая в желтоватом свете натриевых ламп.
Брайс схватился за кобуру. Пустая. Валявшийся на земле револьвер был его собственным. По-видимому, когда шериф упал, револьвер выскользнул из кобуры и отлетел в сторону.
Рука убийцы сомкнулась на оружии.
В этот момент Тал Уитмен изо всей силы ударил Кейла сзади по шее полицейской дубинкой, и тот свалился без сознания прямо на револьвер.
Присев с ним рядом, Тал перевернул Кейла на спину и проверил его пульс.
Держась за собственный раскалывающийся затылок, Брайс, прихрамывая, подковылял к ним.
– Как он, Тал? Цел?
– Вполне. Через пару минут оклемается. – Уитмен подобрал револьвер Брайса и поднялся.
– Я тебе обязан, Тал, – поблагодарил Брайс, принимая из его рук оружие.
– Чепуха. Как твоя голова?
– Пройдет. На этот раз повезло.
– Я не ожидал, что он бросится удирать.
– Я тоже не ожидал, – сказал Брайс. – Такие люди, когда их по-настоящему припрешь, обычно становятся все спокойнее, хладнокровнее и осторожнее.
– Ну, этот, видимо, решил, что для него уже все кончено.
В дверях полицейского участка стоял Боб Робин, с ужасом глядел на них и молча качал головой.
Некоторое время спустя, когда Брайс Хэммонд уже сидел за столом, заполняя бланки, в которых Флетчеру Кейлу предъявлялось обвинение в совершении двух предумышленных убийств, в открытую дверь его комнаты постучал Боб Робин.
Брайс поднял голову.
– Ну что, адвокат, как ваш клиент?
– С ним все в порядке. Но он уже больше не мой клиент.
– Вот как? Это было его решение или ваше?
– Мое. Я не могу вести дела клиента, который лжет мне буквально во всем. Не люблю, когда из меня делают дурака.
– Так что, ему прямо сейчас потребуется другой адвокат?
– Нет. Он намерен просить у судьи общественного защитника, когда ему будет предъявлено обвинение.
– Это будет завтра утром, первым делом.
– Не теряете даром времени, а?
– Только не с этим типом, – ответил Брайс.
– Правильно, – кивнул Робин. – Это очень мерзкий тип, Брайс. – Робин помолчал, а затем негромко произнес: – Знаете, я на целых пятнадцать лет отошел от католической веры. Я уже давным-давно решил для себя, что ангелов, чертей, чудес и тому подобного не существует. Я считал себя слишком образованным человеком, чтобы верить в то, будто Зло – Зло с заглавной буквы – ходит по миру на козлиных копытах. Но сейчас здесь, в камере, Кейл вдруг окрысился на меня и заявил: «Ничего они со мной не сделают. Меня не сломить. Никому. Я из этого выпутаюсь». А когда я предостерег его против чрезмерного оптимизма, он сказал: «Я таких, как вы, не боюсь. И никаких убийств я не совершал. Я просто избавился от мусора, который отравлял мне жизнь».
– Господи Иисусе, – проговорил Брайс.
Они помолчали оба. Потом Робин вздохнул.
– А что все-таки такое эти «Высокогорные инвестиции»? Как они связаны с мотивами его преступления? – спросил он.
Но, прежде чем Брайс успел ответить, в комнату торопливо вошел Тал Уитмен.
– Брайс, можно тебя на пару слов? – Он взглянул на Робина. – Если можно, наедине.
– Конечно, – проговорил Робин.
Адвокат вышел, Тал прикрыл за ним дверь.
– Брайс, ты знаешь доктора Дженифер Пэйдж?
– Она некоторое время тому назад открыла кабинет в Сноуфилде.
– Точно. Но что она за человек, ты знаешь?
– Я с ней незнаком. Слышал, правда, что она неплохой врач. Жители этих маленьких горных деревушек теперь довольны, что им не надо больше ездить к врачам в Санта-Миру.
– Я тоже с ней незнаком. Я просто хотел спросить… может быть, до тебя доходило… не выпивает ли она. Я хочу сказать… не пьет ли?
– Нет, я ничего подобного про нее не слышал. А что? Что случилось?
– Она позвонила пару минут назад. Говорит, что в Сноуфилде произошла катастрофа.
– Катастрофа? Какая катастрофа?
– Она говорит, что не знает.
– А когда ты с ней разговаривал, у нее не было истерики? – спросил, помолчав немного, Брайс.
– Голос звучал испуганно, это верно. Но истерики не было. Она хочет говорить непременно с тобой, никому другому не хочет ничего говорить. Она сейчас на третьем канале.
Брайс потянулся к трубке телефона.
– И еще кое-что, – проговорил Тал, озабоченно морща лоб.
Брайс положил руку на трубку, но не снял ее.
– Она мне сказала… – проговорил Тал. – Я просто не могу этому поверить… Она сказала…
– Ну?
– Она сказала, что там все мертвы. Весь Сноуфилд. По ее словам, единственные, кто там пока живы, это она сама и ее сестра.
 
Глава 10
 
Сестры и полицейские
 
Дженни и Лиза выбрались из дома Оксли тем же путем, каким попали туда: через окно.
Ночь становилась все холоднее. И опять подул ветер.
Они поднялись в гору по Скайлайн-роуд, дошли до дома Дженни и прихватили там жакетки, чтобы было не так холодно.
Потом опять спустились вниз и вернулись в полицейский участок. Прямо перед ним, на тротуаре, к бордюрному камню была привинчена деревянная скамья, и они уселись на нее в ожидании, пока придет помощь из Санта-Миры.
– Как ты думаешь, когда они сюда доберутся? – спросила Лиза.
– Ну, до Санта-Миры отсюда больше тридцати миль, причем по горной дороге с массой крутых поворотов. А кроме того, они должны еще принять особые меры предосторожности. – Дженни посмотрела на свои часы. – Думаю, они здесь будут минут через сорок пять. Самое большее через час.
– Ого!
– Это не так долго, голубушка.
Лиза подняла воротник хлопчатобумажной, отделанной шерстяной с начесом тканью жакетки.
– Дженни, когда в доме Оксли зазвонил телефон и ты сняла трубку…
– Да?
– Кто тогда звонил?
– Никто.
– А что ты слышала?
– Ничего, – солгала Дженни.
– Судя по выражению твоего лица, я подумала, что тебе кто-нибудь угрожал или говорил что-то очень неприятное, нехорошее.
– Ну конечно, я была очень встревожена и расстроена. Когда он зазвонил, я подумала, что телефоны заработали. Но когда я сняла трубку и услышала все ту же гробовую тишину, я… во мне как будто что-то сломалось. Вот и все.
– А потом в трубке раздался гудок?
– Да.
«Наверное, она мне не верит, – подумала Дженни. – Считает, что я стараюсь оградить ее от чего-то. Что я, разумеется, и делаю. Но как передать ей ощущение, что на другом конце провода было тогда какое-то неимоверное зло? Я и сама-то пока еще не понимаю, в чем тут дело. Кто или что слушал тогда меня по телефону? Почему он – или оно – в конце концов позволило мне позвонить?»
По улице ветром пронесло клочок бумаги. За исключением этого, все остальное было неподвижно.
По луне скользнуло и прошло легкое облачко.
Помолчав немного, Лиза сказала:
– Дженни, если со мной сегодня ночью что-нибудь случится…