Не теряй надежду

Он оставался неизменно терпелив весь следующий день, когда ей делали рентген, и даже уступил ее настойчивым просьбам не говорить ничего родителям. К счастью, она не повредила ногу. Более того, оказалось, что перелом почти сросся и ей даже пообещали снять гипс через пару недель. Вечером он приготовил обед.
Сидя с бокалом вина и наблюдая за Томом, мывшим посуду, Дайана растерянно произнесла:
— Том, что же с нами будет?
— А ты чего хочешь, Дайана? — спросил он после долгого молчания.
— Мне хочется избавиться от чувства, что ты со мной плохо обошелся. И перестать жалеть себя… Но у меня не получается. Еще я хочу тебе верить — и не могу.
— Тогда, может, пока просто потерпишь мое присутствие? — предложил он.
На губах ее заиграла странная усмешка.
— Хочешь взять меня измором?
— Нет. Просто я решил не заводить разговоров о том, что мы не сможем жить друг без друга, пока ты не выздоровеешь. Пока не начнешь задираться и спорить со мной — словом, не станешь опять той самой неподражаемой Дайаной. — Он сел рядом, и ей показалось, что в глазах его мелькнул прежний огонек.
— Идет, Том. Мне никогда не удавалось остаться в стороне от какого-нибудь соревнования!
— Так, значит, ты не возражаешь против того, чтобы я остался?
Она кинула на него уничтожающий взгляд.
— Не разыгрывай невинность, Том. Я же не могу тебя вышвырнуть, а сам ты не уйдешь.
— Извини, не уйду.
— Вот-вот, и я о том же. Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи мне, как ты стал писателем.
— Мне всегда хотелось писать. А мой отец всегда хотел, чтобы я стал адвокатом. Мы пошли на компромисс. Я прослушал курс истории литературы и курс права, но у меня так и не возникло ни малейшего желания заниматься юриспруденцией. Отец не то чтобы согласился, а просто сдался, и в итоге я стал журналистом.
Дайана удивленно подняла брови.
— Но ведь ты потерял много времени, изучая то, что тебе оказалось совсем не нужно.
— Не совсем, — отозвался он с усмешкой. — К тому же в двадцать лет писателем не станешь, я понял это, узнав жизнь поближе.
— Как так?
— Поначалу я, естественно, считал, что могу писать замечательные романы. Но сейчас я знаю, что у меня куда лучше получается вот это. — Томас махнул рукой в сторону своей книги.
— И ты хорошо зарабатываешь? Это ведь твоя третья или четвертая книга?
— Третья. Достаточно.
— И все же, — размышляла она вслух, — если ты перестанешь мотаться по свету и делать свои репортажи, тебе, наверное, будет скучно с непривычки.
— Есть время прилива и отлива в жизни. Не хочу сказать, что все журналисты таковы, но это занятие иногда может сделать человека циником.
— Который не желает иметь никаких обязательств и для которого ничего не свято.
— И который не способен на нечто постоянное. Не говоря уж о том, что многие журналисты насквозь пропитаны виски. К тому же довольно тяжело постоянно видеть самые мрачные стороны жизни и самому находиться на грани нервного срыва.
Они посмотрели друг другу в глаза. Взгляд Дайаны был очень серьезен, в его глазах тоже не было и намека на юмор.
— Но ведь ты будешь все равно постоянно разъезжать, — наконец выдавила она, — собирать материал для очередной книги.
Том пожал плечами.
— Да. Но я бы хотел делать это тогда, когда мне удобно. С тех пор как я уволился, мне сделали два предложения: вести постоянную колонку обозревателя в местной газете и писать еженедельные обзоры для одной центральной газеты. А ты против путешествий? Особенно если у тебя появится помощник, который будет тут жить и за всем присматривать?
Поморщившись, Дайана с тоской посмотрела на травмированную ногу.
— Сомневаюсь, что у меня хватит сил снова начать дело.
— Но надежда все же есть?
— Да, — произнесла она после длительной паузы. — Прости, Том, мне надо лечь. Я устала, и у меня болит голова. Конечно, я сама виновата, но…
— Хорошая мысль. Кстати, если тебе что-то понадобится, постучи в пол.
— Ладно, Том. — Она протянула руки к костылям, но он помог ей приподняться и подал их.
Когда Дайана встала, опираясь на костыли, он нежно взял ее за подбородок, поцеловал и сказал:
— Спокойной ночи, Дайана.
— Том… — укоризненно сказала она, когда он оторвался от ее губ и погладил ее по щеке. — Ты же обещал…
— Боже мой, Дайана, что бы я делал, если бы ты мне не напомнила!
— Ну уж… — Она смотрела на него и чуть не выдала себя. На нее нахлынули воспоминания о минутах их близости. Глаза Дайаны потемнели. — Вы, мужчины, неисправимы!
В его зеленоватых глазах появилась легкая усмешка.
— Если тебя это утешит, знай: мужчина внизу заснет сегодня с большим трудом. Спокойной ночи, милая.
Закрывшись в спальне, Дайана еще долго прислушивалась к доносившимся звукам. Вот он вымыл посуду, прибрал в кухне, наконец открылась и закрылась входная дверь. Лишь тогда она проковыляла к зеркалу и пристально всмотрелась в свое отражение.
На щеках все еще виднелся легкий румянец, но в глазах застыли боль и недоумение. Она осознала, что раньше тосковала о Томасе, но не смогла понять его до конца. Когда же он вновь появился в ее жизни, обида пересилила все остальные чувства.
Но теперь многое изменилось. Наверное, чувства менялись постепенно, однако, как бы то ни было, сейчас Дайана со всей отчетливостью поняла, что изнемогает от желания быть с Томом. Она приложила пальцы к губам, все еще ощущая его нежный поцелуй. Казалось, что она вдыхает его знакомый запах, как если бы он лежал рядом.
Что же мне делать? — подумала она, бросаясь на кровать и обнимая подушку. Лившийся из окошка серебристый свет луны напомнил ей ночи, полные любви.
Наутро ей удалось взять себя в руки. Вернее, так ей казалось, пока после утомительных утренних уроков она не ощутила, что умирает от желания принять душ и вымыть голову.
Дайана шепотом проклинала свой гипс, ероша рукой волосы, в то время как Том готовил ленч и разливал чай.
— Что с тобой? — спросил он через плечо.
— Я уже столько времени не могу принять ванну или хотя бы душ, — с горечью ответила она. — Даже для того, чтобы хоть губкой протереться, мне приходится заматывать ногу огромным пластиковым мешком. Вымыть голову — уже проблема.
— Ясно, — серьезно ответил Том. — Могу я хоть голову помочь помыть?
— Нет.
— Дайана…
— Сама справлюсь, — мрачно произнесла она.
— А ты уже пробовала?
— Нет, мама или Рут мне помогали.
— Ну так расскажи мне, как они это делали. Погоди-ка, я, кажется, сообразил. Рут ставила тебе стул в ванной, так?
— Да.
— Давай попробуем. Сначала ты протрешься губкой и оденешься, если боишься, что твое тело будет меня волновать, — невинным тоном предложил он.
Дайана смерила его негодующим взглядом, потом выругалась и предупредила:
— И не пытайся что-то предпринять, Том, — я могу и укусить.
— Запомню. Позови, когда будешь готова.
Насухо вытеревшись, надев зеленую хлопковую юбку и белую блузку и завернув внутрь воротник, Дайана позвала Тома.
Он пришел со стулом, усадил ее так, чтобы она могла удобно вытянуть ногу и склонить голову над ванной.
— Так, есть маленькая проблема, — сказал Томас, когда она устроилась поудобнее. — Кран не доходит до твоей головы. Как же парикмахеры обходятся?
— У них обычно есть шланг, — довольно ехидно сообщила Дайана, — а тебе понадобится кувшин.
— Конечно, какой я тупой, — поразился он, доставая кувшин. — Так, дальше что, мисс Брайс?
— Не могу поверить, что ты настолько глуп, Том! Намочи мне волосы, да постарайся не утопить меня. И теплой водой, чтобы не ошпарить и не заморозить меня! — раздраженно приказала она.
— Ну как?
— Нормально, — неохотно признала она. — Теперь возьми шампунь и вотри в волосы.
— Вот так?
Открыв глаза, Дайана заметила в зеркале его лукавую улыбку. Она вздохнула.
— Отлично, Том. Теперь можно все смыть, а потом смочи волосы кондиционером.