Подчинение миллиардеру (ЛП)

— Зависимость — это болезнь, мистер Смирнов. Как рак. Вы осуждаете человека, который болен раком?
Выражение его лица не меняется.
— Ты планируешь меня и дальше называть мистер Смирнов, даже, когда мой член будет в твоей п*зде?
Я бросаю на него разъяренный взгляд.
— Мне кажется, этот термин невероятно вульгарен и неприличен.
У него в глазах светятся смешинки.
— Какой именно? Член или п*зда?
— Последний, — стиснув зубы, отвечаю я.
Он поднимает бокал и с любопытством посматривает на меня.
— Какой термин предпочитаешь ты?
Я опускаю глаза.
— Влагалище.
Он смеется.
Я резко поднимаю голову. Смеясь он кажется моложе, беззаботнее и выглядит как-то по-другому.
— Влагалище — это попытка холодного интеллектуального разума превратить невероятно таинственную и красивую часть тела в обычный другой орган. Типа почки или печени. Влагалище, мотылек, не является подходящим сосудом для члена. Влагалище сухое. Ты не можешь его раскрыть и отсосать. Или взять пальцами, когда из него будет вытекать сок. Влагалище, именно этот термин, ты найдешь в учебнике биологии.
Он подается вперед, я завороженно наблюдаю за ним.
— Теперь, насчет п*зды. Это совсем другая игра. Она сладкая, красивая и жаждущая. Очень сильно желающая, очень жаждущая. Поэтому, если ты называешь свою п*зду влагалищем, это означает одно — ты никогда не трахалась до умопомрачения с мужчиной.
Я с гневом выпаливаю:
— Меня уже трахал до умопомрачения мужчина, большое спасибо.
— Мы скоро узнаем так ли это, да?
Он делает глоток шампанского.
— За твое образование.
Я отказываюсь присоединиться к его тосту.
В коридоре слышится какой-то шум, дверь открывается. Появляется все тот же мужчина с двумя блюдами. Он ставит передо мной глубокую тарелку с супом.
— Лук-порей и картофельный суп с крем-фрешем, — вежливо произносит он.
Я поднимаю глаза на Николая Смирнова. Он наблюдает за мной, но его взгляд прочитать я не могу. Это явно не простое совпадение.
Я поднимаю глаза на мужчину, обслуживающего нас.
— Я не хочу есть. Я не буду.
До сих пор его лицо не выражает ничего, но от моего отказа в его глазах появляется удивление. Но он тут же берет себя в руки, удивление исчезает, он хочет забрать мою тарелку с супом.
— Оставь, Григорий. — Его голос, как звук хлыста в огромной комнате.
Григорий замирает, затем выпрямляется, почтительно кивает и покидает комнату, не глядя на меня.
Я жду, пока он выйдет, а потом говорю:
— Это же не совпадение, что мне подали мой любимый суп, не так ли?
— Конечно, нет, — мягко соглашается он.
— Как ты узнал?
— Узнал мой начальник охраны.
Григорий входит с корзиной хлеба. Он протягивает ее мне, чтобы я могла выбрать, но я отрицательно качаю головой.
— Положи кусок хлеба из разных злаков ей на тарелку, — говорит Николай.
Мужчина послушно выполняет, я же сжимаю кулаки под столом. Он идет к Николаю, тот выбирает булочку, и опять удаляется. Николай разламывает булочку и запах свежеиспеченного хлеба распространяется по комнате. Мой рот наполняется слюной. Николай намазывает булочку маслом. Я перевожу взгляд с хлеба на его лицо.
— Ты собирал на меня информацию?
— Естественно. А как ты себе представляешь, смог бы я быть тем, кем являюсь, если бы ничего не про кого не знал?
Я облокачиваюсь на спинку стула, злясь.
— Что еще ты знаешь обо мне?
Он откусывает булочку. У него красивые прямые зубы.
— Я знаю, что ты принимаешь таблетки.
У меня челюсть падает вниз.
— Откуда ты знаешь?
Он жует.
— Чему бы ты поверила больше? Что мой охранник видел контрацептивы в твоей сумочке, или кто-то рылся в твоем мусорном мешке несколько недель подряд.
Я с удивлением пялюсь на него.
— Что? Ты заплатил человеку, чтобы он рылся в моем мусоре?
Он берет ложку.
— Почему тебя это так удивляет? Целый штат людей, работающих на Восточноевропейскую мафию, регулярно просматривают мусорные мешки лондонцев. Вот почему не следует разрывать свои банковские выписки на четыре части и бросать их в мусорный мешок.
Я от потрясения, даже вздохнуть нормально не могу. Он знает сколько денег на моем счету! От этого я прищуриваюсь.
— Но твой охранник не мог узнать о моем любимом супе, роясь в моих мусорных мешках, так ведь?
— Нет. Может ты упоминала об этом в своей почте или при телефонном разговоре.
Я с недоверием смотрю на него.
— Кто-то прослушивает мои телефонные звонки и читает мои личные письма?
Он перестает есть и смеется. На самом деле, смеется.
— Ты, очевидно, не восприняла откровения Сноудена серьезно. Кто-то всегда подсматривает и подслушивает, Стар. На этот раз им оказался один из моих людей. (Эдвард Сноуден – бывший сотрудник американский разведки, выступивший с разоблачением американской разведки, что все время она прослушивает и следит за президентами и известными деятелями не только своей страны, но других стран, а также за простыми гражданами. – прим. пер.)
— Подсматривающий?
— Боюсь, что мой начальник службы безопасности относится к своей работе очень серьезно.
— Перестань притворяться, что ты своими действиями не вторгся в мою частную жизнь. Он выискивает на меня информацию, потому что ты это требуешь, — гневно вскрикиваю я. Я очень разозлилась, мне даже хочется схватить тарелку с супом и вылить все содержимое на его ухмыляющееся, самодовольное, высокомерное лицо. Как он смеет рыться в моих личных письмах. В конце концов, не я ему задолжала. У меня даже дыхание становится учащенным от злости.
— В моем доме ты тоже поставил камеры? — спрашиваю я.
— Нет.
— Мне следует сообщить о твоих действиях в полицию.
Он широко улыбается.
— И что ты им скажешь?
— Я расскажу им, что ты следил за мной. Это незаконно.
Он поднимает бокал с шампанским.
— Твой муж дал мне разрешение.
— Я тебе не верю.
— Ты хочешь назвать меня лжецом?
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Стар
Его голос остается вежливым, но глаза адски поблескивают, но мне плевать.
— Да, хочу, — отвечаю я. — Я знаю, что Найджел не дал бы тебе разрешения вмешиваться в мою личную жизнь.
Он делает глоток шампанского, ставит бокал на белоснежную скатерть и поднимает на меня взгляд.
— Если ты решила поиграть в маленькую домохозяйку и зарыть голову в песок, то тебе намного лучше не бросаться такими обвинениями. Твой муж подписал контракт, в котором было четко сказано, что любой, берущий у меня в долг, будет находится под пристальным наблюдением. Включая членов семьи и друзей.
Я падаю на спинку стула, опустив взгляд на колени. Ладони вспотели и липкие. Сначала Роза, а теперь он говорит мне тоже самое. Они вдвоем дают мне понять, насколько я была наивной и глупой все это время. Я настолько безоговорочно доверяла Найджелу. Он говорил, что всегда будет ставить меня на первое место, мою безопасность, и я доверилась ему.
— Суп — хорош. Тебе стоит попробовать.
Я поднимаю на него глаза. Мне хочется сделать что-нибудь возмутительное, чтобы стереть этот самодовольный взгляд с его лица, но я боюсь. Я не знаю, как он отреагирует. Он не Найджел. Я никогда раньше не встречала такого мужчину, как он. Он как гепард, дикий и полный сил, грации, хищник.
— Я не собираюсь есть твой чертовый суп, — рассерженно заявляю я, поднимая бокал к губам, попивая шампанское. Оно холодное и вкусное.
Он кладет ложку и вытирает рот салфеткой, Григорий входит в комнату. Может он наблюдает в мониторы за своим хозяином в соседнем помещении? Молча, он забирает мой нетронутый суп. В комнате восстанавливается тишина, когда он уходит. Я демонстративно смотрю в одно из окон в темноту, окутывающую землю. Так я буду выражать свой протест. Я даже не буду на него смотреть. Буду вести себя так, как будто его даже нет в комнате. Григорий приходит и наполняет мой бокал.