Патриот. Жестокий роман о национальной идее
– А какова зона понимания?
Рогачев вернулся за стол, придвинул к себе какую-то бумагу и пробежал текст глазами. Только после этого ответил:
– Я так понимаю, что никакой официальной должности тебе давать не следует. И знаешь почему? Ты тогда не будешь «своим парнем» среди интернет-электората, а я хочу, чтобы ты оценивал всю эту армию анонимных матерщинников именно как электорат, который, по нашим оценкам, составляет миллион человек по всей стране, не меньше. Получишь назад свои деньги и еще кое-что на «раскрутку», снимешь хороший офис, наймешь людей, название для конторы придумаешь какое-нибудь ультрамодное, так, чтобы с понтами, понимаешь? И начнешь работать на полную катушку. У тебя в Интернете имя есть, ты там свой – тем ты для нас и ценен. Так что, думаю, все получится. У меня, разумеется, кое-какие соображения и у самого имеются, но я хочу сперва тебя выслушать. Сколько тебе нужно времени, чтобы подготовиться?
Гера пожал плечами:
– Не знаю… День, может, два.
– Добро, даю тебе двое суток. Сейчас у нас вторник, значит, в четверг встречаемся прямо здесь все вместе. Помимо меня, есть еще двое ответственных за этот вопрос людей: один генерал, ты его вряд ли знаешь, и всем известный Жора Поплавский. Такая вот у нас «особая тройка» образовалась. В четверг в десять часов утра на свежую голову и поговорим. Пойдет?
Гера немного замялся и с опозданием кивнул. Эта заминка не ускользнула от Рогачева, который не отводил от Германа глаз на протяжении всего их долгого разговора.
– Ты чего менжуешься? Что-то не так?
– А когда я смогу свои деньги обратно получить? Когда вы мне все вернете?
– Да не переживай ты! Готовься к четвергу, и если все пройдет нормально и окажется, что я в тебе не ошибся, то дам я тебе денег. Прямо в четверг и получишь.
– М-ммм…
– Да ты чего мычишь-то? Тебе жить, что ли, не на что?
– Ну, не то чтобы не на что, просто я привык к тому, что каждая встреча должна носить результативный характер, понимаете, Петр?
Рогачев рассмеялся, достал из кармана ключ, открыл им сейф под столом, некоторое время задумчиво глядел на его содержимое и наконец, словно обращался сам к себе, задумчиво произнес:
– Деньги, деньги… А вот если бы их не было, что тогда? – и сам тут же ответил себе: – Тогда их следовало бы придумать.
Нагнулся, вытащил из сейфа несколько зеленых пачек и через стол швырнул их Гере:
– На. Купи себе майку.
Гера аккуратно собрал пачки и распихал их по карманам пиджака:
– А при чем тут майка?
Рогачев рассеянно пожал плечами:
– А черт его знает… Вроде услышал где-то. Ладно, до встречи.
Ненависть
«Вот сука, – думал Гера, медленно шагая по коридору кремлевского офиса в сторону лифта, – подвесил меня как марионетку за ниточки и теперь станет за них дергать, кукловод хренов. Причем весь кайф за мои же деньги!!! Деньги, деньги… Все только вокруг вас, и все только для вас. А вас все меньше и меньше с каждым днем. Когда не зарабатываешь, а только и делаешь, что тратишь, то хочется превратиться в консервную банку и задвинуть себя на самую темную полку в чулане, лишь бы тратить поменьше».
С этими невеселыми мыслями Герман нажал на кнопку вызова лифта, тот не спешил, видимо, кто-то вызвал его чуть раньше. Герман хотел было поискать лестницу, но в тот момент, когда он сделал несколько шагов в сторону от лифтов, то услышал, как дверь одного из них открылась, и почти сразу незнакомый голос окликнул его по имени:
– А-а-а, вот и господин Кленовский, воробей стреляный, к нам в гости пожаловал!
Гера обернулся на это странное приветствие и увидел перед собой невысокого крепкого 50-летнего мужика с седым бобриком шевелюры, с медного цвета лицом, на котором почти не было морщин. Улыбки на этом лице, которую почему-то ожидал увидеть Герман, не было, но тем не менее мужик излучал доброжелательность, и у собеседника невольно возникали позывы к непонятной, немотивированной откровенности.
– А мы разве знакомы? – ожидаемо спросил Герман.
– Ну, я-то о тебе знаю столько, что хватит выше крыши.
– Любопытно… Я думаю, о вашей профессии не стоит даже догадываться, она и так очевидна.
Генерал Петя, а это, конечно же, был он, лукаво улыбнулся:
– Ты, Гера, зря сразу как-то ершиться начал. Со мной ерш только один канает, тот, который из белой с пивом состоит, а остальных ершей я, как правило, на донку ловлю – и в уху. Ты любишь уху-то? Чтобы, значит, на природе, на речном бережку эдак вот котелок подвесить, да с удочкой, да с пузырьком холодным, а? – С этими словами генерал Петя протянул Гере свою огромную, похожую на поле для мини-футбола ладонь и представился: – Сеченов. Сразу предупреждаю – не академик и не его родственник. Собак не режу, выходит дело.
Герман попытался обхватить его ладонь, но сразу понял, что у него ничего не получится. Так что рукопожатие вышло похожим на руку, по неосмотрительности вложенную в пасть гигантского крокодила. Впрочем, крокодил оказался в добром расположении и пасть не защелкнул, так что Гера отделался лишь легкой ломотой в правой кисти.
– А имя-то у вас есть, товарищ Сеченов? – потирая ноющую кисть, спросил немного оробевший Гера.
– Петром мамка называла, с тех пор так и зовут все. Для тебя Петр, и все. Без отчества.
Собеседники вдруг словно увидели себя со стороны и поняли, что их разговор в этом храме тишины выглядит неуместным. Генерал Петя предложил:
– Так чего мы тут стоим-то? Ты небось от Рогачева идешь?
– От него.
– Ну так пойдем ко мне зайдем, если, конечно, у тебя есть время.
Гера пожал плечами:
– Если вы действительно знаете обо мне так много, то наверняка в курсе, что чего-чего, а свободного времени у меня теперь гораздо больше, чем мне того хотелось бы.
Кабинет генерала Пети находился в противоположном крыле. Вместо секретарши в приемной у Сеченова дежурил у телефонов молодой человек, до странности похожий на того, что сидел в бюро пропусков. Гере вначале даже показалось, что это именно он и есть, но долго размышлять над этой загадкой он не стал, так как генерал Петя предложил ему кресло, сам сел в такое же рядом и откуда-то извлек забавный бронзовый колокольчик. Позвонил.
– Сам не знаю, откуда во мне этот аристократизм, – шутливо ответил Петя на вопросительный взгляд Германа и сказал вошедшему денщику: – Вань, ты давай позвони там, чтобы нам снизу закусон принесли горячий поприличнее. Рыбки там, икорки, балычку какого-нибудь, фруктов, а пока нам лимон порезанный принеси на блюдечке и сам знаешь чего еще.
Денщик щелкнул каблуками, лихо повернулся на каблуках и молча вышел. Коньяк и блюдечко все с теми же тремя кружками лимона стояли на журнальном столике спустя минуту.
Гера, увидев коньяк и поняв, к чему все идет, было взбунтовался:
– Да, Петр, да я… Да мне особо-то нельзя. Я ж только недавно на ноги встал и не поправился толком, и…
– А вот сейчас и поправишься, – прервал его генерал и, не желая больше ничего слушать, разлил коньяк по рюмкам. Коньяк генерал Петя пил по старинке из рюмок или стаканов, никаких «тюльпанов» не признавал и рюмки опрокидывал сразу, до дна. – У тебя огнестрел был не навылет, так ведь? Пей. Лучшего средства для восстановления от несквозного огнестрела еще никто не придумал…
…Гера и впрямь не пил несколько месяцев. Опасался чего-то, а вернее, боялся, что увлечется и остановить стремительно развивающийся алкоголизм уже никто не сможет, но сейчас, выпив пять-шесть рюмок коньяку, он понял, что это именно то, чего не хватало ему все это время. Коньяк согрел, во рту приятно солонило белужьей икрой, чувства и мысли пришли в полный порядок. Его собеседник не торопил и не «нагружал» беседой, словно они и вправду сидели где-то на речном берегу и, наблюдая вполглаза за плавающим неподалеку от берега поплавком, лениво перекидывались легкими фразами.
– Ну а дома как? – спрашивал генерал Петя.
– Да так все как-то, – рассеянно отвечал Гера, – штиль. Да и в жизни штиль, чего уж греха таить.