Патриот. Жестокий роман о национальной идее

– Скучно? Не любишь, когда штиль?
– Ненавижу.
– Эк ты, сразу «ненавижу». Это сильное слово, слишком сильное. И уж если ты его произнес, то сдается мне, что в тебе ненависть живет большая и, видать, свежая. К кому это ты так проникся? Старые раны?
Обостренным коньячным рассудком Гера понял, что с этого вопроса их беседа приобретает некий предметный разговор, и, не в силах противиться кипевшей в нем неприязни, принялся говорить. Он жаловался генералу Пете на свою жизнь, на свою несчастную и несправедливую судьбу, на Рогачева, который вызвал его, преследуя, по мнению Геры, цель поиздеваться над ним, рассказав, что его, Герины деньги, оказывается, находятся в целости и сохранности, но просто так возвращать он их не намерен, а собирается, по словам Геры, «поиметь его голову за его же счет». Гера привык к тому, что он сам всю жизнь объявлял другим условия, и все в нем клокотало оттого, что он вынужден теперь унижаться перед Рогачевым и, главное, непонятно за что! Герман совершенно забыл, что еще сутки назад он подумывал о призрачной возможности найти любую работенку, согласившись, на худой конец, на должность какого-нибудь коммерческого директора ООО «Вонючка» с офисом, расположенным в здании бывшей котельной, по адресу Скотопрогонный проезд, дом пять. Но не таков был этот человек, чтобы долго раздумывать над подбором слов для благодарности господу богу, который столь щедрым жестом приоткрыл перед Герой полог сцены новых возможностей. Наш герой всегда действовал исходя из текущей ситуации, и его личным девизом было спорное сочетание «Будь голодным». Дитя системы, что с него взять? Чем больше Герман думал о Рогачеве, тем большую антипатию испытывал к своему бывшему и без пяти минут действующему шефу. «Чертов баловень судьбы. Небось думает, что схватил бога за бороду и весь мир теперь у его ног». Распалившись, Гера и не заметил, как позволил своему внутреннему голосу перейти границу и обрести силу слова. А генерал Петя, который и во хмелю сохранял завидную ясность мысли, лишь внимательно слушал и со снисходительным видом кивал, а иногда и с жаром поддерживал своего молодого собеседника, и в конце концов Гера настолько проникся симпатией и доверием к своему непростому визави, что неосмотрительно оборонил:
– Отравить бы этого Рогачева, суку, да так, чтобы он перед смертью еще и помучился.
Генерал Петя шутливо погрозил Гере пальцем:
– Ну, ну… Всему, как говорится, свое время.
Герман уставился на него осоловевшими глазами:
– Вы… Вы тоже его не любите?
– Не перевариваю, – быстро и очень серьезно ответил Петя-Торпеда, «торпедировав» Геру, что называется, наповал. И, дабы закрепить успех своей очередной чистой вербовки, продолжил: – Он здесь чужой, понимаешь? Мы тут все люди государственные, целую жизнь у Родины на службе, не за ордена и мзду, а за совесть служим – и я, и президент, и много еще толковых мужиков. Я тебя со всеми познакомлю.
– И с президентом? – облизав сухие губы, спросил Гера.
– Ну а почему нет-то? Он хороший мужик, наш президент. А такие, как этот Рогачев, нас только компрометируют. Им государство порулить дает, так они сразу в облака возносятся, добро забывают, думают, что на этом свете все бабки решают…
– А разве не так? – перебил его Гера.
– Нет. Бабки тогда по-настоящему что-то решают, когда они вместе с властью из одного места растут и не из жопы, как у некоторых, а из плеч, от головы невдалеке. А Рогачев жопой думает. Он тебе предложил что-то? – вдруг неожиданно поменял тему разговора генерал.
Гера кивнул:
– Да. Толковал про контроль над Интернетом что-то. Мол, необходимо в Сети патриотизм наращивать и лояльность к власти создавать.
– А ты к Интернету-то каким боком? – словно бы между делом осведомился генерал Петя.
– Я?! Да я в Интернете лет пять рассказы пишу! Вот жаль, что вы их не читали. А народу нравится. Ну, и знаю я там всех. Основных, так сказать, персонажей сетевых, кто уважением пользуется. Да вы знаете, сколько народу в Интернете с утра до ночи пасется? Сейчас ведь читать стало нечего, так люди эти рассказы по винтикам, по буквам разбирают, комментируют. Здесь их, конечно, и обработать можно, если технологией обладать соответствующей. Можно черт знает что делать – в Сети берегов нет.
– Ах вон оно что… Значит, тебя Рогачев решил на Интернет бросить?
– Да «бросить» – это громко сказано. Должности не дает, а сулит мне мои же деньги назад и намекает еще на какие-то миражи в Каракумах. Бизнес-план требует через два дня предоставить, а я так не могу, понимаете?! Я должен мотивацию знать, у меня без нее на работу не стоит.
– Понимаю, – участливо поддержал его генерал Петя, понимая, что именно сейчас для него, старого ковбоя, настал тот самый момент, когда лучше всего набросить на жертву лассо, чтобы наверняка. – Ты, Герман, не переживай так. Я вот что тебе скажу: ты хороший парень, без всяких там экивоков тебе говорю. У тебя все получится, какие твои годы. Здесь у нас, как и везде, кухня своя, особенная, и если ты на этой кухне хочешь жрать вкусно, то придется вначале чутка картошку почистить – это я тебе так, по-солдатски говорю, без блядства вашего гламурного. Давай с тобой договоримся вот о чем: ты готовься к совещанию, я тоже приду тебя послушать. А еще знаешь… Лучше тебе со мной подружиться. Согласен?
Гера, который почувствовал в воздухе долгожданную авантюру с привкусом больших денег, почти протрезвел от радости, но виду не подал и, напустив на себя вид пресытившегося скукой человека, парировал:
– А есть ли в этом необходимость?
Генерал Петя поднял правую густую бровь и сказал в унисон:
– Хочешь на гору? Другого подъемника, кроме меня, тебе не найти. Рогачев все твои мысли присвоит – он, как говорят в творческих кругах, «прирожденный соавтор», а ты так и останешься на правах одноразовой прокладки. Станешь делиться со мной, и я обещаю тебе место в администрации.
– Где-е?!!
– Здесь, в администрации. Ну что? Согласен теперь? – Генерал протянул Гере руку.
– Согласен. – Гера растопырил пальцы, чтобы хоть как-то смягчить последствия столкновения с медвежьей лапой Торпеды. – Только как же Рогачев-то? А если он узнает? У него ко мне доверия и так меньше нуля, как говорится.
– Так это самое интересное. Постарайся вернуть свои позиции обратно, выслужись, и когда он расслабится и перестанет ожидать с твоей стороны сюрпризов, то… мы с тобой что-нибудь придумаем. Договорились?
– Договорились. Только насчет «вернуть позиции» не знаю я… Он олигарх, прожженный матерый волк, он людей до сердца видит.
– Так и ты не агнец божий. Так что попробовать нужно. Согласен? Вот и хорошо. Тогда до встречи в четверг. Да, чуть не забыл – вот тебе все мои телефоны, адрес почты, в общем, все как положено. Будем связь держать, а встречаться нам с тобой здесь ни к чему. Я скажу, где лучше, но чуть позже.
Генерал Петя позвонил в свой колокольчик, вошел денщик:
– Мою машину к подъезду, пусть парня домой отвезут, только с черного хода его проведите, чтобы не видел никто. – Проводил глазами спину денщика и обратился к Гере: – Я-то во всех этих современных штучках-дрючках не разбираюсь, но ты, когда свой доклад готовить станешь, на «Живой Журнал» внимание обрати.
– На какой журнал?
– На живой. Его американцы придумали – хорошая штука, что-то вроде личного дневника, который доступен всем. У меня и то есть такой.
Гера лишь молча поклонился и вышел. Вплоть до самой дороги к дому его не покидало ощущение, схожее с которым испытывает рыбак, неожиданно вытащивший из моря кувшин с Хоттабычем внутри.
Придя домой, он поцеловал Настю и уселся за компьютер. Настя, уловившая запах спиртного, скривилась и саркастически спросила:
– Что, возвращаешься к жизни?
Герман вдруг ощутил в глубине души то же самое чувство, которое не раз уже в течение сегодняшнего дня заставляло его быстро «возвращаться в форму», – чувство страшной, нечеловеческой ненависти, которая множилась внутри него, становясь все сильнее и сильнее. В конце концов, он знал это по себе, поток ненависти должен был прорваться наружу, и вся эта дикая злоба должна была выплеснуться на кого-то в полном объеме. Ему стоило огромных усилий не вылить на Настю этот яд, тем более что однажды он уже позволил себе дать волю своей ненависти, и лишь чудо вновь соединило его с женой. Поэтому вместо ответа Гера встал с места, достал из ящика фотоаппарат, треногу, установил ее на полу и сверху прикрутил фотоаппарат. Нажал на замедлитель: