Вероломство
Но надо быть осторожным. Рисковать нельзя. Белый, как лунь, француз прилетел в Сан-Франциско. Очевидно, ему попалась на глаза эта газетенка с фотографией Май. Теперь он увидел Май воочию.
Джед уверенно нашел вход в метро, проехал до центра, а остаток пути до Западной Кедровой улицы проделал пешком. Какие бы изменения не произошли в Бостоне за эти четырнадцать лет, Джед не сомневался, что на Бикон-Хилл всё осталось прежним.
И еще он был уверен, что прежним остался Томас Блэкберн.
После долгого перелета прохладный вечерний воздух и пешая прогулка пошли Джеду на пользу. Не так уж плохо, что он снова в Бостоне. Здесь живут воспоминания. Но дом его теперь в Сан-Франциско. Джед по привычке пошел к Кедровой улице самым коротким путем, даже не испытав искушения подойти к дому на Каштановой, где он жил с матерью после ее недолгого брака с его отцом. Теперь дом принадлежит кому-то еще, и уже давно.
Дом Элизы Блэкберн оказался в ужасающем состоянии. Достойная дама перевернулась бы в гробу. Блэкберны вечно прибедняются. Видимо, скупее их нет не только в Бостоне, но и во всей Новой Англии. Не то чтобы они любили деньги — Джед понял уже давно, что они относятся с большим подозрением к каждому, у кого они водятся. Теперь вот и у Ребекки. Не удивительно, что она никак не может остепениться.
Джед обнаружил, что звонок не работает, и тогда стукнул в дверь бронзовой колотушкой, давно не чищенной.
Ему открыл сам Томас. Из глубин дома пахнуло карри[13]. Томас прищурился на Джеда, затем удовлетворенно кивнул, как будто ждал его.
— Это ты, Джед, — сказал он.
— Привет, Томас, — протянул руку Джед, но этого оказалось недостаточно, и они обнялись. Отступив на шаг, Джед добавил: — А ты не изменился.
Томас хмыкнул и тряхнул головой, потому что он, конечно же, изменился. Ведь ему почти восемьдесят. И стал как будто ниже, и не такой стройный, и появились новые морщины, и в глазах усталость, но они все такие же синие, и Джеда он изучал все тем же колким, бескомпромиссным взглядом.
— Приятно видеть тебя, Джед.
— И мне. — У Джеда перехватило дыхание от нахлынувших чувств. — Сколько воды утекло, Томас. А ты, кажется, не удивился моему приезду.
Томас отмахнулся, но взгляд его оставался серьезным.
— Да нет, вроде. Проходи.
Они вошли в потускневшую элегантную гостиную, где сохранилась обстановка двухвековой давности — приобретенная Элизой Блэкберн мебель в стиле чиппендейл, правда, теперь сильно запущенная. Садиться не стали. После долгого, изнурительного дня Джеду не сиделось. Запах карри усилился. Джед вспомнил, что Томас всегда был большим любителем острой пищи.
— Ты видел «Успех»? — спросил Джед.
Томас кивнул:
— Да, Ребекка показывала.
Ребби. Джед жадно вчитывался в каждое слово коротенькой заметки в таблоиде, но там ничего не говорилось о том, где она живет. Видимо, в одном из новых дорогих многоквартирных домов. За двести лет она первая из Блэкбернов может швырять деньгами, и Джед надеялся, что она не упустит связанных с этим удовольствий. Но теперь не время думать о ней.
— Джед, — прервал его размышления Томас. — Джед, что случилось? Кажется, эти фотографии накликали беду.
— Да, — вздохнул Джед. — Убийца из Сайгона, тот, который стрелял в меня, увидел их и понял, что Май осталась жива.
И Джед, ничего не упустив, рассказал Томасу о визите человека со шрамом на Рашн-Хилл. Даже после четырнадцатилетней разлуки ему показалось правильным излить душу перед этим опытным, надежным стариком. Их дружба, окрепшая в те годы, когда Джед учился в колледже, а Ребекка была еще девочка и жила с матерью во Флориде, осталась в целости, хотя в 1975 между Томасом и Джедом, приехавшим из Индокитая с двумя пулевыми ранениями в плечо, состоялся разговор, затянувшийся за полночь, после которого и тот, и другой решили, что это их последняя встреча. Джед к тому времени понял, что с Ребеккой у него все кончено. Но боль от разлуки с Томасом оказалась мучительнее, чем он мог предположить. И он понял тогда — и понимал теперь — что кем бы ни был человек, стрелявший в него в Сайгоне, он намеревался убить также Май, и может попытаться это сделать еще раз.
Как и в 1975, Томас выслушал его, ни разу не перебив и ничем не выдав своей реакции. Когда Джед закончил, он спросил:
— Где сейчас Май?
— В доме моего отца, под Сан-Франциско.
— Правильно. — Томас похлопал Джеда по плечу. Глаза его сверкали даже в сумрачной гостиной. — И ты возвращайся к ней. Ты должен оставаться с Май. А я разберусь, что делать с этим человеком. Мне кажется, Май его интересует отнюдь не в первую очередь.
Джед разочарованно произнес:
— А я надеялся, что мы поговорим. Мне нужен твой совет, Томас. И ответы на многие вопросы. — Он продолжал с досадой: — Вспомни, после Сайгона я был как помешанный, просто в шоке. Я бы не раздумывая уехал в Перу и открыл бы там мясную лавку, если бы ты сказал, что это именно то, что мне нужно. Я очень верил тебе тогда, да и сейчас верю. Но Томас... Ты никогда не был со мной откровенным. А теперь мне это нестерпимо, потому что этот ублюдок стоит у моего порога. Ради Бога, поговори со мной. — Преодолев раздражение, Джед продолжал более спокойным голосом: — Ты ведь знаешь этого парня, правда?
— Уже много, много лет. — В сдержанном тоне Томаса просквозила тень печали, о какой Джед никогда и не догадывался. Томас Блэкберн казался всем человеком, невосприимчивым к боли, которая кого-нибудь другого, оказавшегося в его положении, просто измучила бы. Может быть, он был достаточно умен, чтобы скрывать переживания от тех, кому его страдания доставили бы радость. Посмотрев на фотографии покойных жены и сына, стоявшие на каминной полке, Томас продолжил: — Мне казалось, что он не выберется из Сайгона.
Джед с трудом убеждал себя не наседать на Томаса, но все-таки поторопил его вопросом:
— Кто он?
Томас помотал головой, словно отгоняя тягостные воспоминания. Явно, что этот жест предназначался не Джеду.
— Ты приехал, потому что доверяешь мне, правда?
Джед кивнул.
Томас положил руку к нему на плечо и сжал с такой силой, какой Джед не ожидал от восьмидесятилетнего старика.
— Тогда поверь мне, — сказал Томас, — что лучше всего для тебя и для твоей дочери, чтобы ты возвратился домой и дал мне возможность самому во всем разобраться. Четырнадцать лет назад ты поступил как надо. Тогда ты понял, что лучше уехать, не требуя ответов. Ради Май. Что ж, с тех пор ничего не изменилось.
— Май в безопасности, — сухо заметил Джед. — А я намерен разыскать этого парня. Мне безразлично, чем он занимался в семьдесят пятом. Я хочу знать, что он задумал сейчас. Если это не касается моей дочери, тогда Бог с ним. Но если...
— Джед, отправляйся домой.
— Не могу. Будь что будет, на этот раз я не уеду.
— Раньше ты таким не был, — решительно сказал Томас. — Ты поступал разумно.
Джед хотел было не согласиться, но услышал в коридоре шаги.
— Дед, ты не переборщил? Такое количество карри может убить даже лошадь. У меня весь рот горит... — Она замолчала, войдя в гостиную.
Джед затаил дыхание. В мандариновой блузке и узкой черной юбке она выглядела великолепно. Сразу видно, что богата и уверена в себе. Постарела, но стала еще красивее. Глаза все такие же синие, а короткие волосы такого же незабываемого каштанового оттенка. Джед с досадой понял, что за четырнадцать лет ему не удалось забыть, что когда-то любил Ребекку Блэкберн. Любил и потерял ее.
— Привет, Ребби, — вот все, что он сумел вымолвить.
— Джед...
Она произнесла это шепотом, и в этот момент Джед понял, что Томас Блэкберн прав в одном: с тех пор ничего не изменилось.
ГЛАВА 13
Ребекка приехала в Бостон в 1973 году изнурительно-жарким воскресеньем накануне Дня труда[14]. Она не была в этом городе десять лет — с тех пор, как они переехали с Бикон-Хилл. Она возвращалась в город своего детства одна, на поезде компании «Амтрак». Мать не одобрила ее выбор. «Почему именно Бостон? — спросила она. — Тебя принимают в Стэнфорде, в университете Вандербильта, в Северо-Западном. Почему ты выбрала Бостонский университет?»