Вероломство

— Какого дьявола ее туда понесло? — проворчал Уэсли Слоан. — Что за дура?
Джед, вслед за взглядом отца, посмотрел в сторону цепей, закрывавших доступ в зону строительных работ, где ветер взметал облака пыли и мусора. Девушка в ярко-красном свитере и красной шапочке влезла на столбик ограды, словно петух на жердь. У ней был фотоаппарат, которым она поминутно щелкала.
— Пойду посмотрю, — вызвался Джед.
Подойдя ближе, он разглядел каштановый хвост, дырявые джинсы и кроссовки. Должно быть, одна из четвертьмиллионной армии бостонского студенчества. Девушка спрыгнула со столба и приземлилась в зоне стройки. Под ветхой одеждой обнаружилась красивая фигурка.
— На вашем месте я не стоял бы здесь без шлема, — сказал Джед.
Она смерила его взглядом живых синих глаз. Ее худощавое, привлекательное лицо показалось ему странно знакомым.
— Боже мой, — прошептала она и ловко, точно обезьяна, забралась на столб, задержалась на секунду и спрыгнула рядом с Джедом. Красная шапочка слетела, и волосы разметались по лицу. — Что ты здесь делаешь?
— Собственно, я на пресс-конференции, — важно проговорил он, силясь вспомнить, где мог ее видеть. — Мое имя — Джед Слоан. Посмотрите, вход сюда воспрещен, и...
Она вскипела:
— Знаю я твое вонючее имя, а ты, видимо, мое позабыл!
— Ваше лицо кажется мне знакомым...
— Ах ты, задница! Еще бы знакомым...
Она сорвала шапочку и выпрямилась — кровь прилила к ее лицу. Джед вдруг узнал ее. Вероятно, в подсознании он вспомнил ее сразу, как только увидел... Лицо, глаза, вспыльчивость — все это он и не забывал. Но кого он не ожидал повстречать в Бостоне, так это Ребекку Блэкберн.
— Ребби, проговорил он.
Но она уже убегала по Атлантик-авеню и не слышала его.
Подъехали Вайтейкеры, и пресс-конференция должна была вот-вот начаться. Джеду полагалось занять место в кругу родни для непременного семейного фото. Он видел, что отец выискивал его взглядом. Квентин, загорелый, одетый в классический костюм, в котором ему можно было дать сорок лет, увидел его и помахал рукой. Джед сделал вид, что не заметил. Тетя Абигейл посматривала на часы. Ей теперь сорок пять, и, как полагал Джед, ей лестно что она — глава процветающей компании, хотя тетя ни за что не призналась бы в этом. Джед помнил ее скорее женщиной свободных взглядов, а не зашоренной, недоступной гранд-дамой, какую она из себя строила в эти дни. Что делает с людьми могущество. А может, вдовство и вытекающая отсюда ответственность. Во всяком случае, она не поймет его поступка.
— Ну и пусть, — пробормотал он. Обойдутся без него. Тетя Абигейл как-нибудь переживет.
Джед пустился за Ребеккой. Он догнал ее на углу широкой улицы, где она нетерпеливо ждала, когда можно будет перейти дорогу, запруженную транспортом.
— Я помню, — сказал он, подбежав к ней, — то время, когда ты не могла перейти улицу без помощи взрослых.
— Поздравляю! — съязвила она.
Он улыбнулся:
— Привет, Ребби.
— Освежил память? — с сарказмом спросила она.
— Лишь только ты назвала меня задницей.
— Но когда мы виделись в последний раз, мне было восемь, и я не употребляла ругательств.
Теперь ей, должно быть, девятнадцать.
— Да, но ты ругаешься теперь так, как я всегда себе это представлял. Хочешь, угощу тебя чашечкой кофе?
— Я и сама могу себя угостить.
Они зашли в кафе и сели напротив друг друга, сжимая в руках чашки с обжигающим, крепким кофе. Десятилетие, минувшее с того дня, когда Джед чуть не плакал, глядя на грузовик, увозивший Блэкбернов с Западной Кедровой улицы, словно улетучилось куда-то. Они поговорили о Сан-Франциско и Флориде, об ее пятерых братьях и его двух единокровных сестрах. Джед сказал что-то смешное, и в ее хохоте он услышал отголосок смеха той девочки, с которой играл, ссорился, выручал из беды и которой уступал давным-давно, но не по прошедшим годам, а по тому, как сильно они изменились. Особенно она. Джед заметил у Ребекки мягкий южный говорок.
— Как твой дед? — поинтересовался он.
— Замечательно. — Она не отвела взгляд, но Джед почувствовал, что у нее было такое искушение.
— Для того, чтобы остаться на Бикон-Хилл, ему потребовалось немало мужества.
— Выходит, ты считаешь, что моя мама струсила?
— Нет. Для того, что она сделала, тоже нужно своего рода мужество. Блэкберны прожили на Западной Кедровой улице двести лет, но все думали, что Томас продаст дом и уедет куда-нибудь подальше. Думаешь, легко ему жить по соседству с тетей?
Ребекка прищурила синие глаза:
— Томас?
Джед улыбнулся:
— Он сам просил его так называть.
— Когда?
— Я учился на первом курсе в Гарварде. Еще перед поступлением встречался с ним украдкой. Мама не возражала, но тетю Абигейл хватил бы удар, если бы она узнала. Мы подружились, а когда я поступил в Гарвард, Томас иногда приглашал меня поужинать с ним и его постояльцами. Обычно подавали что-нибудь такое, от чего в животе начинался пожар.
— Вечером, по воскресеньям?
— Обычно, да. А что такого, Ребби?
Она пожала плечами:
— Думаю, я просто ревную. Столько лет я прожила без него, по вине матери, ну и отчасти по своей. А ты общался с ним, пока меня не было.
— Мне кажется, я понимаю тебя. Я вырос, почти не видя отца, но это даже пошло на пользу. А Томасу нет еще и семидесяти. Господи, да он нас всех переживет. — Джед спохватился, вспомнив, что говорит с Ребеккой Блэкберн. — Прости...
— Не извиняйся. Время исцелило раны. Теперь я не сержусь на деда за то, что случилось с отцом и твоим дядей. Конечно, мне хотелось бы больше знать об этом, но...
— Но Томас ничего тебе не рассказывает...
— Да. И я не могу его заставить. Должно быть, ужасно жить с грузом такой вины. Неважно, что случилось, но, думаю, папа не хотел бы, чтобы все так повернулось. Смотри, ты опоздаешь на пресс-конференцию.
— Нет проблем, быстро проговорил Джед. Ему не хотелось уходить. — Кстати, что ты там делала? Ведь не могу же я тешить себя мыслью, что ты пришла из-за меня!
Ребекка засмеялась:
— Нет, я фотографировала. Занимаюсь в университете фотографией. А вообще-то пришла из-за дизайнерской студии, с которой сотрудничает твой отец. Хотелось задать им пару вопросов.
— Это можно устроить. Ты специализируешься в дизайне?
— В политических науках и истории.
— Как водится у Блэкбернов.
Она покачала головой:
— Я учусь «не на том» берегу.
— А я как раз подумал вот о чем, — сказал он ни с того, ни с сего, и соврал, потому что обдумывал эту идею с того момента, как понял, что Ребби не пошлет его к черту в ответ на его предложение. — Сегодня будет что-то вроде приема по случаю закладки нового здания. Я никого не думал приглашать. Вот если только ты не против?
Усевшись поглубже, Ребекка разглядывала его с прославленной блэкберновской беззастенчивостью.
— В качестве твоей девушки?
Он смущенно покашлял:
— Да, конечно.
— Если бы ты предложил мне нечто подобное, когда мне было восемь лет, я бы отлупила тебя. — Ребекка сдернула закрученную резинку с хвоста и встряхнула распущенными волосами. Джед приподнялся на стуле, совершенно ослепленный. — С удовольствием пойду. Надеюсь, вечеринка будет класс?
Он засмеялся.
— Как водится.
— Тогда надо раздобыть платье.
Она собралась уходить, но Джед положил ладонь на ее запястье.
— Ребби, я рад, что ты не сердишься на меня.
В ее улыбке он с удивлением обнаружил и нежность, и память о прошлом.
— Разве я могу?
У Ребекки не было вечернего платья. Короткая джинсовая юбка, да. Штаны, свитера, водолазки, кроссовки, гетры, да. А вечернего платья нет. Но Софи за час до прихода Джеда предложила решение. Решением был Алекс, студент театрального факультета. Софи заявила, что Алекс подберет ей наряд, и, несмотря на слабый протест Ребекки, Алекс уже рылся в ее шкафу.
Но недолго он этим занимался.
— Твой прикид никуда не годится, — заявил он. Одежда с плеча доярки. Удивительно, куда подевались вилы?