След мустанга
Полли тоже подошла к костру и осталась стоять рядом, накинув на плечи одеяло.
— Это ты, Ник? — спросила она.
— Уезжай, — сказал Ник. — Не жди рассвета. Уезжай сейчас.
— Ты можешь сказать, что тут у вас творится? — спросила Полли и коснулась его руки. — Тетушка Лиз отказалась от подарков. Темный Бык не обнял меня и ничего не подарил отцу. Что случилось? Почему барабан?
— Пророк из Аризоны встречался с духами.
— И что сказали духи?
Ник молчал. Из-за него вышел индеец с обритой головой. Его лоб пересекала над бровями красная блестящая полоса. Краска была совсем свежая.
— Женщина! Слушай и передай своим, — сказал он. — Духи не хотят, чтобы твои братья рыли землю у скалы Белого Мула. Это принесет нам всем смерть. Нам и нашей земле.
— Рано или поздно все мы умрем, — сказала Полли. — В этом тоже будут виноваты мои братья?
— Духи говорят, что мы вернемся на землю после смерти. А твои братья останутся в вечном огне. Мы хотим вернуться на землю, где можно жить. А твои братья убивают землю. Я все сказал.
Он закрыл глаза, показывая, что разговор окончен, круто развернулся и зашагал прочь. Его широкая спина блеснула в отсветах костра и скрылась в темноте. Индейцы ушли, но Ник остался, потому что Полли продолжала держать его за руку.
— Ники, Ники, подожди, объясни мне…
— Я не могу объяснить.
— Зачем вы привезли сюда инженера и мистера Грубера? Что с ними будет?
— Не знаю. Темный Бык приказал привезти сюда тех, кто роет нашу землю. С ними будут говорить наши соседи.
— А потом их отвезут в город?
— Я не знаю. Они несут нам смерть, Полли. Здесь рыли землю двадцать лет назад, и тогда умерли все. Те, кто рыл, умерли первыми. Потом умерли их начальники. Потом умерли те, кто воровал у них лошадей и еду. Здесь под землей живет смерть, и ее нельзя выпускать.
— Так сказали духи, да?
— Какие духи, Полли? Ты думаешь, я такой же дикарь, как эти шайены и навахо? Они язычники, они поклоняются своим идолам. Пусть они верят духам, если им так хочется. Но эта земля и в самом деле прячет под собой смерть. Лучше бы тебе уехать отсюда поскорее.
Он вырвал свою руку и убежал к огням лагеря.
К ним подошел Ахо. На его рубашке белели прилипшие сухие травинки.
— Ники прав. Надо уходить. Утром будет драка. Кайова будут защищать инженера, а шайенам нужна его кожа.
— Кожа? Зачем? — спросил Кирилл. — В чем он так провинился?
— Ни в чем. Но они обдерут его, а землемер передаст кожу в экспедицию.
— Но зачем? Чего они хотят этим добиться? Напугать землемеров?
— Мне все равно, чего они хотят, — сказал Ахо, отряхивая рубашку. — Но нам надо уходить. Иногда люди теряют голову при виде крови. Они превращаются в волков. В ненасытных волков. Надо уходить, если вам дорога ваша кровь. Иначе ее выпьет безумная стая.
— Жаль фотографа, — сказал Кирилл. — Он может не выдержать, когда они возьмутся за инженера.
— А мне жаль вас, — сказала Полли. — Вы еще и крови не увидели, а уже превратились в зайцев.
— Старый Лукас не доверил бы свою дочь зайцу, — спокойно ответил Ахо.
— Мы никуда не уедем, — твердо сказала Полли. — Мы — свидетели. При нас никто не посмеет это сделать.
«Да, мы свидетели, — мысленно повторил Кирилл. — И поэтому никуда не уедем. Просто не успеем».
13
Индеец засвистел, лошади понесли, Илья Остерман ударился головой об угол коляски, и свет померк в его глазах…
Свет померк только на миг, но когда глаза Ильи открылись, он уже был где-то в другом месте. Он лежал, судя по всему, на земле. Под щекой была колючая трава, а в грудь больно давили жесткие комья глины. Прямо перед глазами белели какие-то полоски. Остерман стянул с переносицы пенсне и ясно увидел голые ребра лошадиного скелета.
Он сел, дрожа от холода. Перед ним вздымались из жухлой травы выбеленные ноздреватые кости. Чуть дальше он увидел огромный череп с изогнутыми, невероятно широкими рогами.
По мере того, как прояснялось его сознание, он начинал видеть не только то, что было перед носом. Он увидел опрокинутую набок пролетку. Одна лошадь медленно брела, волоча за собой обрывки упряжи, и что-то выискивала в траве.
Второй не было видно, но Илья слышал, что она всхрапывает где-то рядом. Он с трудом поднялся на ноги и увидел ее. Лошадь лежала на боку, неестественно запрокинув голову назад.
Передняя нога была поджата под бок, а другой ногой лошадь судорожно водила по земле, и копыто уже пропахало в рыжей глине глубокую дугу. Заметив человека, кобыла принялась всхрапывать громче, и копыто задвигалось быстрее.
Медленно обведя взглядом вокруг себя, Илья зябко повел плечами — уж больно неуютный тут был вид. Повсюду, до самого горизонта, из серой травы, из рыжей земли, из-за каменных гряд выглядывали белые кости. Ребра, позвонки и рогатые черепа сотен, тысяч, миллионов погибших быков.
И никаких признаков жилья или хотя бы дороги.
Илья выругался сразу на всех языках, какие знал. Стоило пересечь половину континента, чтобы заблудиться в самой его середке!
Солнце стояло низко над горизонтом, придавленное к нему горами свинцовых туч.
«По крайней мере, теперь я знаю, где восток, — подумал Илья. — Или запад, если сейчас вечер».
Нет, не вечер. Солнце поднималось, и скоро его лучи стали теплыми.
«Значит, я провалялся тут всю ночь… Башка трещит, как с похмелья…. Ну, и куда теперь? Следы! Должны остаться следы! Я буду идти по своим следам!» — сказал он себе и кинулся к пролетке. Приняв ее за конечную точку маршрута, он сможет в конце концов выйти в начальную.
Ему хватило нескольких шагов, чтобы убедиться в ошибочности этой теории. Следов на земле было много, даже слишком много. Но они никак не выстраивались в прямую линию.
«Лошади! — вспомнил он. — Лошади всегда возвращаются в свою конюшню! Я буду идти за ними, и они приведут меня в город! Больше того, я могу даже не идти, а ехать на одной из них!»
Он подошел к лежащей кобыле и подергал за обрывок сыромятного ремня, похлопал по дрожащей шее — но она не поднялась, а лишь жалобно заржала в ответ.
Илья шагнул к другой лошади, но та повернулась задом и угрожающе взбрыкнула, обдав его песком. А потом двинулась вперед, изредка оглядываясь.
«Она идет домой», — решил Остерман и поспешил было за ней. Пронзительное ржание за спиной заставило его остановиться. Он увидел, как вторая кобыла пытается встать с земли — и не может. «У нее сломана нога», — догадался Илья. — «Она умрет здесь от жажды и голода. Если, конечно, ее не загрызут койоты. Интересно, есть ли здесь койоты? Наверно, есть. И не только койоты. Чтобы обглодать такое бесчисленное стадо, сюда, наверно, сбегались волки и медведи со всей Америки».
Ему стало не по себе при мысли о волках и медведях, но он вовремя вспомнил про свой револьвер системы «Айвер Джонсон». Остерман разыскал в опрокинутой пролетке саквояж, достал оттуда револьвер и жестянку с патронами. Вставил в барабан патроны. И посмотрел на лежащую лошадь.
— Тебя придется добить, — сказал он. — Лучше получить пулю в лоб, чем медленно сдыхать от жажды. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя живьем начали грызть койоты?
Он навел ствол на голову и увидел, как влажно блестит лиловый глаз, наполненный слезами.
— Ты уж извини, — сказал Илья, отвернулся и нажал на спуск…
Когда он смог раскрыть глаза и подняться с земли, лошадь была уже далеко. Она немного прихрамывала, но шла довольно резво, и вторая кобыла шагала рядом, словно они по-прежнему были в одной упряжке.
Илья почесал ушибленный бок, подобрал с земли револьвер и поспешил за ними, перешагивая через кости и черепа.
* * *Никогда еще он не видел такого неба. Неба было слишком много. Небо постоянно менялось. Сначала оно было светящимся и ярким, и редкие одинокие облака величаво проплывали по туго натянутому ослепительно голубому шелку. Потом облака сомкнулись в ряды и окутали прерию огромным темным покрывалом, свинцовым с одного края, а с другого — золотым. Далеко впереди виднелась полоска голубого неба, и Остерман шел к этой полоске, пугаясь сгустившейся тьмы, и вдруг что-то затрещало вокруг, захрустело, что-то больно щелкнуло по макушке, и с неба обрушился град величиной с добрую фасоль.