Рассказы

Ее и его «общепризнанности» должны были, вроде, покориться друг другу. Но это была та редкая логичность, которой Эсмеральда, при всей своей рассудительности, не подчинилась. Выходило, что ростом Георгий куда выше Андрея, внешностью ярче, а на поверку — ниже и неприметнее. Но поделать с собой она ничего не могла. Привыкшая действовать согласно указаниям разума, она впервые оказалась бессильной.
Давно поняла она, что необходим эталон, к которому Георгий ее должен стремиться. Андрей таким эталоном и сделался.
— От физических недугов мир задыхается! — настойчиво утверждал он. — Профилактика в условиях технического разгула почти нереальна. Да всего заранее и не предусмотришь… Значит, нужны лекарства на любые случаи жизни. Или человечество скончается от прогресса.
Спасать человечество он замыслил еще в юные годы… Эсмеральде были безразличны его побудительные мотивы: глобальная справедливость, интересы земного шара… Но она понимала, что лекарства в эпоху несметных и агрессивных болезней — это наивыгоднейшее приложение сил. И вслед за Андреем увязалась на фармакологический факультет. Естественно, вместе с будущим мужем.
Андрею утешительно было бы принять ее поклонение за любовь, а поступление на тот же факультет объяснить желанием Эсмеральды не расставаться. Но тяготение к правде и справедливости мешало самообману. Из бегло произносимых словечек, присловий он выбрал не «так сказать» и не «значит», а «справедливости ради»: «Справедливости ради, не могу промолчать…», «Справедливости ради, не могу согласиться!»
— Учись у него целеустремленности… — наставляла Эсмеральда Георгия. — Учись у него увлеченности!
Но увлечься в полную силу Георгий сумел только ею.
«Взялся за гуж — не говори, что не дюж», — эта поговорка в семье их не произносилась, но подразумевалась все время. Завоевал королеву, становись королем!
Он дюжил в том смысле, что подражал эталону.
— Учись у него… Учись!
Но научиться таланту Георгий не мог. Позже она догадалась, что мужу могут служить чужие таланты, чужие чины и звания.
Чины и звания сникали в обществе Эсмеральды. С их помощью она старалась привести карьерный рост мужа в соответствие с его физическим ростом.
Иногда общение Эсмеральды с чинами казалось Георгию слишком близким и тесным:
— По-моему, ты сегодня кокетничала. А потом вы удалились вдвоем… — изнемогал от подозрений Георгий, одновременно изнемогая и от страха перед женой. Завидные мужские приметы сочетались с младенческой беззащитностью. — Может, у ревности глаза велики? Тогда извини. Но удаляться вдвоем… Это не чересчур?
— Для чего чересчур? Чересчур ради тебя? Чересчур ради дела? Я бы предавала тебя, если б поступала иначе. Тем более, что ничего не было! Мы же не в спальню удалились, а в коридор.
Было или нет, он проверить не мог. Доподлинно это всегда известно только двоим. А жена с мужем и муж с женой адюльтерными секретами почему-то не делятся. Даже под клятвой не сознаются… Будь то рядовой гражданин, или президент сверхдержавы, или французская королева из «Трех мушкетеров». Но директором научно-исследовательской лаборатории Георгий стал. Как и профессором…
…Талант не приобретешь и не купишь. Эсмеральда, однако, все прочней убеждалась, что воспользоваться ради мужа чужими возможностями, при ее возможностях, не составляет труда. Ей было бы проще устроить собственную карьеру. Но руководящие кресла были ее недостойны: красота призвана руководителями руководить, воодушевлять их. И пользоваться плодами их власти.
Георгий Андрею завидовал. И хоть знал, что дружеские связи в связи иные обычно не трансформируются, ревновал Эсмеральду к способностям и удачам Андрея, коими жена — ему в назидание! — неумеренно восторгалась.
— Зависть должна становиться не двигателем внутреннего сгорания (в прямолинейном значении!), а двигателем карьерным, — вразумляла Георгия Эсмеральда.
— Что мне ему завидовать! — отвечал он, осознавая дежурность и бессмысленность этой фразы.
— Тебе вообще терзаться нелепо… Андрей бы с удовольствием поменялся с тобой местами. Потому что у тебя, милый, есть я. Ты согласен? — Еще бы ему было не согласиться! — И не хорохорься, пожалуйста. Уймись… Я же с тобой рядом. — В действительности, она находилась не рядом, а вела за собой. — Не терзайся, но учиться у него продолжай! Кроме должностей, которые есть и будут, у тебя ведь еще и научные звания… Так что учись, чтобы им соответствовать. Не только же гении ходят в профессорах.
— Он тоже не гений!
Это утверждение оставалось без реакции и поддержки. Согласно штатному расписанию, Эсмеральда являлась советником мужа, а согласно «расписанию» всей их совместной жизни — его наставником. «Фурия для Юрия» — втихаря звали ее завистницы и отвергнутые страдальцы.
Георгий достойно представлял свою научную лабораторию на многочисленных спортивных соревнованиях: он был мастером по поднятию тяжестей (в том числе и жену в прямом и переносном смысле носил на руках), был боксером среднего веса, что вполне отвечало его весу в научной области. Последнее угнетало Георгия, потому что происходило на глазах у жены.
— Ты хочешь что-то сюрпризное мне доказать? — спросила она. — Тебе представился счастливейший случай: изобрети вакцину — и спаси город заодно с человечеством! Жажду, чтобы тебя нарекли Георгием-Победоносцем.
Андрея же она оберегала, как оберегают реликвию и эталон от опасности разрушения. Или от похищения. Она не забывала ничего, что у нее хоть когда-нибудь похищали: ни серег, ни лайковых перчаток, ни пляжных туфель… Если Андрей с тоски надумывал вдруг жениться, Эсмеральда подвергала его случайную кандидатуру такой словесной бомбежке, что от нее оставались руины.
Вакцину создал Андрей.
Она и не ждала, что награду завоюет Георгий. У него было только одно победоносное обретение: жена Эсмеральда. Но это влекло за собой и другие, пусть не столь масштабные, достижения. От него требовалось лишь устремляться в свершенные женою прорывы… Владение им научной лабораторией и научными званиями Эсмеральда временно считала достаточным. Ее даже устроило и то, что вакцину открыл Андрей… А не кто-то другой, пока еще в нее не влюбленный.
Уникальность вакцины проявилась в том, что она умела приспосабливаться к разным видам и хитростям гриппа. В каждом конкретном случае ее надо было чуть-чуть трансформировать, натравить на особенности микроба. И тогда она была способна любое нашествие эпидемии ослабить, лишить наступательной наглости. Похоже, она претендовала на качества вакцины универсальной. Оставалось доказать, может быть, самое главное: прививка, ограждая от заболевания, сама не станет его причиной.
Предприниматели, как им и положено, предпринимали… разнообразные ухищрения, чтобы укоротить проверку вакцины на собаках и кошках. «Братья меньшие» не подвели, не захворали. Дошла пора и до «братьев старших»… Андрей потребовал, чтобы вакцину испытали на нем самом.
— Что ж, докажите, что, обеспечивая иммунитет, вакцина обеспечит человеку безопасность и от самой себя, — сказал председатель комиссии, прибывшей из министерства. — Мы должны быть уверены, что впрыскиваем не болезнь, а спасение от болезни.
— Это надо доказать… справедливости ради, — согласился Андрей.
Подписку о невыходе из квартиры у Андрея не брали, но на две недели его погрузили в вакуум строжайшей изоляции, словно под домашний арест… Чтобы гриппозный микроб, несмотря на свою изворотливость, не сумел проникнуть к нему, — и вакцина, в результате, была впрыснута безупречно здоровому человеку. Испытывать свои открытия на себе — противочумные, антихолерные или антигриппозные — было для открывателей не геройством, а обычным поступком.
Истинный дар, безусловно, неповторим. Но только в сфере своей даровитости, а не во всех житейских историях. Как и другие, вполне обыкновенные, его одноклассники, Андрей был сражен Эсмеральдой в первый же миг ее появления. Уверенность при решении ученических контрольных работ и работ последующих, научных, с мужской уверенностью в Андрее не сочеталась. Он не был тщеславен… Но все же мечтал, чтобы слухи о его победах до Эсмеральды как-нибудь долетали. Он старался уберечь город от агрессии гриппозных набегов, но в не меньшей степени жаждал, чтобы Эсмеральда была потрясена его научным открытием.