Шкатулка группенфюрера
– Фамилия-то твоя как?
– Строганов Феликс Васильевич.
– Вот нарвался, блин! Думал, чего это Костя-бармен подмигивает, не иначе как клиента хочет увести, а оно, видишь, как обернулось.
– С прибылью тебя, Василий. Выметайся.
– Это, в каком смысле, – не понял Сипягин.
– Вывески читать умеешь – «Дама треф».
– Ну что же, Строганов, можешь на меня рассчитывать. Своего процента я не упущу.
Вежливый немец позвонил в час пополудни. За что я ему был благодарен. Я успел не только выспаться, но и кофе попить. Нервы у герра Шульца, судя по всему, оказались железными и фатальная неудача с господином Степанковым его не смутила. Как и подобает истинному арийцу, да ещё и внуку группенфюрером, он шёл к цели, не считаясь с потерями.
– Девять вечера вас устроит, господин Строганов?
– Вполне, – отозвался я. – Только учтите, Эрнст, в эту пору у нас рано темнеет, и прогулки становятся небезопасными.
– Я все учел, Феликс. Спасибо за предостережение.
– Вы не назвали места встречи.
– Я позвоню вам в двадцать тридцать. За полчаса вы успеете добраться.
– Как вам будет угодно, герр Шульц.
– До встречи, господин Строганов.
Немец явно осторожничал, что, впрочем, в его положении было понятно. Он прибыл в наш город недавно, а я прожил здесь всю жизнь. Как ни крути, а преимущество оказалось на моей стороне, немудрено, что Шульцу захотелось хоть немного подравнять шансы. Справки о моей персоне он, конечно, навел и получил благоприятную информацию. Благоприятную в том смысле, что с Феликсом Строгановым можно иметь дело. И что милицию на встречу с провинившимся иностранцем он точно не приведет. Не того поля ягода. Впрочем, правоохранителей Шульц, скорее всего, не боялся. Им просто нечего было ему предъявить. В убийстве Степанкова он участия не принимал, и как бы там Сипягин не кивал на соблазнившего его немца, вряд ли показания кругом виноватого человека стали бы всерьез рассматривать в суде. После разговора с Сипягиным мне стало понятно, почему следователи так упорно стоят на своей версии о нечаянном ограблении заблудившегося в чужом городе человека. Грабителей они, скорее всего, не найдут или повесят убийство на первых же подвернувшихся под руку придурков. Докапываться в данном случае до истины оказалось невыгодным как правоохранительным органам, так и родственникам покойного. Все-таки зять московского банкира погиб при весьма сомнительных обстоятельствах, бросающих тень не только на него самого, но и на его семью. Педофилов у нас не любят, и это еще мягко сказано. Поэтому даже если бы я сошел с ума и отправился в прокуратуру с доносом на Сипягина, то этим своим неразумным поступком не столько обрадовал, сколько огорчил бы занятых людей. Не говоря уже о том, что у меня не имелось под рукой ни единого доказательства причастности Сипягина к данному преступлению. А сам Василий не настолько глуп, чтобы откровенничать со следователями.
День я провел в хлопотах по дому. Нельзя сказать, что за время моего отсутствия квартира потеряла свойственный ей блеск, но хозяйская рука и рука домработницы, это далеко не одно и то же. К тому же за два года я успел забыть о многих вещах, меня окружавших, и теперь с удивлением обнаруживал незнакомые мне вроде бы предметы в самых неожиданных местах. Я так увлекся разбором завалов, что едва не прозевал звонок Шульца. А между тем пунктуальный немец позвонил мне ровно в двадцать часов тридцать минут, как и было обещано. Мне пришлось спешно облачаться в приличествующий случаю прикид, ибо времени для того, чтобы добраться до ресторана «Березань», у меня оставалось в обрез. Кроме всего прочего, я не сразу вспомнил, где этот чертов кабак находится, хотя название мне показалось знакомым. Спас меня от конфуза детектив Чернов, к которому я обратился за помощью.
– Недалеко от речного порта, – буркнула нелюбезно трубка чуть хрипловатым голосом Виктора. – Гиблое место. Советую быть настороже.
Совет бывалого человека я принял с благодарностью, после чего увеличил скорость своего «Лексуса» до явно неразумных и неодобряемых ГИБДД пределов. К счастью, ни один гаишник мне навстречу не попался, и я благополучно проскочил не только Центральный район, но и мост, связывающий воедино две половины большого города. Я распахнул дверь «Березани» ровно в девять вечера, подчеркнув тем самым, что и жителям Азии не чужда европейская точность. Ресторан оказался заполнен на три четверти, но даже в этом скопище разгоряченных водкой и вином людей я без труда обнаружил иностранца, занесенного в наши палестины ветром авантюризма. Искатель сокровищ поправил очки в золотой оправе и жестом указал мне на стул.
– Феликс Строганов, – назвал я себя, хотя в этом не было, пожалуй, никакой необходимости.
– Эрнст Шульц, – вежливо отозвался мой визави. – Я заказал водку. Думаю, ее сейчас принесут.
– Я бы выпил кофе, но в данном случае это не принципиально. Хотелось бы знать, герр Шульц, какими средствами вы располагаете?
– Товар у вас при себе?
– Товаром, Эрнст, у нас при конспиративных встречах называют героин, а у меня при себе только антиквариат. Прошу.
Я выложил на стол свой кинжал, Шульц, неожиданно для меня, – свой. На первый взгляд, это были братья близнецы, однако уже через несколько секунд я без труда определил подделку.
– Работа Сипягина? – спросил я.
– Да, – кивнул озабоченный немец. – По-моему, этот человек просто помешался на оружии и, представьте себе, утверждает, что его халтурные поделки ничем не отличаются от оригинала. Сначала он принес мне один кинжал, потом другой, а сегодня утром третий.
Шульц неожиданно для меня засмеялся. Смех был искренним и даже приглашающим собеседника повеселиться. Надо признать, что чисто внешне Эрнст производил приятное впечатление. Рослый, хорошо сложенный блондин с ухоженными руками и вполне симпатичным на взгляд русского человека лицом. Очки в золотой оправе добавляли ему солидности и, скорее всего, именно по этой причине он их носил. Во всяком случае, принесенный мною кинжал он рассматривал невооруженным глазом.
– Кинжал подлинный, – сказал, наконец, Шульц на удивление ровным голосом. – Вы себе не представляете, Феликс, какие чувства я сейчас испытываю.
– Семейная реликвия? – вежливо полюбопытствовал я.
– Да, – коротко бросил немец.
– Кинжал, насколько я знаю, является ключом к шкатулке, которую вам пока не удалось обнаружить.
– Вы забыли о перстне, – усмехнулся Шульц.
– Я знаю, у кого он находится, и догадываюсь, где искать шкатулку.
– Хотите войти в долю, господин Строганов?
– Пока что просто набиваю себе цену. Все будет зависеть от суммы, которую вы готовы предложить мне за ключ к кладу с сокровищами.
– Я же сказал, что речь идет всего лишь о семейной реликвии, – нахмурился мой собеседник.
– Бросьте, Эрнст, я не такой простак, чтобы поверить вам на слово. Вы убили человека ради обладания вещью, которая вряд ли стоит дороже ста тысяч евро. Я имею в виду шкатулку. Воля ваша, но вы не похожи на маньяка.
– Я предлагал Ильину двести тысяч, но даже не соизволил ответить на мое письмо.
– А вы уверены, что оно до него дошло?
– Уверен. Господин Степанков приехал в ваш город за кинжалом и перстнем, об этом он рассказал Сипягину после нажима с нашей стороны. Мы могли бы договориться, но Василий перестарался. Идиот.
– Два миллиона евро, – назвал я покупателю свою цену.
– Вы с ума сошли, Строганов!
– Я ведь и без вашей помощи могу прибрать шкатулку к рукам, герр Шульц, – пожал я плечами.
– Вы не знаете шифра! – вырвалось у немца.
– Я попытаюсь его разгадать.
Шульц прекрасно говорил по-русски, практически без акцента. Наверняка он успел овладеть и богатым запасом наших ругательств, но нордическая выдержка взяла верх над рвущимися наружу эмоциями. Немец промолчал там, где русский непременно бы разразился целым градом нецензурных выражений.
– Как долго вы готовы ждать, господин Строганов?