История и фантастика
— Есть такая поговорка: «The show must go on» [144]. Авторские встречи должны быть интересными, а интересными они бывают тогда, когда между автором и залом возникает живое взаимодействие. Существуют различные способы это вызвать. Я применяю всякие, в том числе, если требуется, и наступательные. Но никогда — независимо от «многочисленных рассказов», невесть откуда взятых, — я не иду на встречу как на «конфронтацию и пробу сил». Упомянутые вами рассказы об этом — вздор и неправда.
— Почему вздор? Я, например, читаю лекции на двух гуманитарных факультетах; на каждом по сто двадцать человек, что дает двести сорок человек ежегодно. Если обучение продолжается пять лет — получается что-то порядка тысячи студентов. Большинство из них увлекаются литературой, поэтому ходят на все мыслимые авторские встречи. Потом часто делятся со мной впечатлениями. Вы считаете, что они выдумывают? И зачем бы?
— Не знаю. Зато знаю, что такое мои авторские встречи и как они проходят. Относительно моих авторских встреч я знаю больше, чем кто-либо другой. Я, видите ли, был на всех.
— Вы не отказываетесь от литературных встреч, зато явно пренебрегаете телевидением. Не знаю, означает ли это, что вы принципиально не желаете выступать перед телекамерами? Вроде бы не означает, потому что, например, в моей программе вы выступали дважды (признаю: без энтузиазма). Стало быть, есть какой-то тайный принцип, руководствуясь которым, вы либо принимаете, либо отвергаете игру со СМИ. Вы можете его объяснить?
— Объясню, а как же, самое время это сделать, поскольку о моей «контестации телевидению» и враждебности именно к этому средству информации начинают ходить легенды. Контестация, насколько я помню словарное определение, это резкое, бурное и совершенно демонстративное выражение протеста. Если так, то я ни против чего не протестую. Тем более против телевидения. Я не испытываю неприязни к ТВ как институту или явлению. Оно мне просто безразлично. Зато я отрицательно отношусь к своему участию в этом явлении. Я недружественен к ток-шоу, предложениями участвовать в которых меня бомбардируют. Шоу, во время которых я слышу от ведущего «интеллектуальные» вопросы: откуда я беру замыслы, верю ли в НЛО, не сатанист ли я, почему вместо того, чтобы писать о современной Польше, я убегаю в мир сказок, сколько зарабатываю, почему так много и кто за этим стоит.
Другое дело — мой прагматизм. Я считаю вредным, когда кто-то вычеркивает из моей биографии целый день, зачастую вынуждая совершать длительную поездку, чтобы в результате создать материал, который идет в эфир сорок секунд, и при этом я произношу с экрана бессмыслицы, потому что зачастую зрителя потчуют вырезанными при монтаже и вырванными из контекста кусками. Подчеркиваю, я в большей степени имею в виду впустую потраченный день, нежели бессмысленные фразы. В конце концов, нечленораздельная болтовня с телеэкрана стала столь повсеместной, что уже никого не волнует.
— Так или иначе, я вынужден задуматься над вашим отношением к телевидению, хоть вы и говорите, что это «СМИ для бородатых женщин и метателей ножей»», тем не менее свободное время — что нам известно по многочисленным интервью — вы часто проводите перед телевизором. Где ж тут логика? Разве что речь идет о передышке, переключении мозга на функцию «пауза»…
— Смотри выше. Мне кажется, я все четко пояснил. Нет? Тогда повторяю: ТВ — средство информации для бородатых женщин и метателей ножей. Писатели высказываются через свои книги, а не на ток-шоу и не в «Пегасах». А время перед экраном телевизора я действительно провожу премило и с приятностию. Смотрю фильмы, «Дискавери» и МТВ [145], избавляясь от ток-шоу, «Пегасов» и жалких излияний политиков пренебрежительным нажатием кнопок на пульте.
— «Интернет — Великая Книга Мудрости Человеческой», а телевидение — «вульгаризация и обезьянник», утверждаете вы. Боюсь, это какая-то иллюзия. На телевидении при всей его глуп ости тем не менее существует элементарная система контроля качества и содержания передач. Так что нельзя говорить об абсолютной фальши, некомпетентности и игре интересов. В интернете же нет ничего подобного, там любой кретин и психопат, дорвавшийся до компьютера в сумасшедшем доме, может написать все, что ему заблагорассудится, создавать авторские интернет-сайты, публиковать проекты обустройства мира путем изничтожения яйцеголовых (встречал я и такие). Нет такого сумасбродства, извращения и глупости, которых не найдет в интернете. В литераторских благах — как норма — разнузданное графоманство и порнография. Наглые, самоуверенные, самовлюбленные, необъятные, как океан. Откуда у вас такой странный взгляд, будто это лучше, чем ТВ?
— Я уже давно заметил, что в ваших вопросах неизменно содержатся ответы. Вы подсказываете их более или менее настойчиво, либо это происходит как бы непреднамеренно. Сейчас перед нами второй случай, поэтому вместо того, чтобы обойти его молчанием, я отвечу: телевидение глупо, а система его контроля — подчеркиваю: контроля! — потчует нас не только кичем и фальшью, но и глупостью и некомпетентностью. И мы с этим ничего поделать не можем. Мы бессильны. В интернете же — власть в наших руках. Мы и руль, и корабль, и клиент, и хозяин. Мы выбираем то, что хотим, черпаем из тех резервуаров, черпать из которых чувствуем потребность, желание или жажду, — а таких резервуаров неисчислимое множество. В телевидении — особенно польском — я вынужден, ибо не имею иного выхода, пялиться на продукцию разнузданных графоманов и опыты идиотов, эксгибиционистов, кретинов и психопатов. Либо — Господи, прости — политиков, с шармом соединяющих в себе все перечисленные прелести. В интернете же я могу выбирать — поэтому, хоть там и есть, признаю вашу правоту, нанос пленки из грязной и зловонной лавы, я чихаю на нее и спускаюсь вглубь. В полную сокровищницу богатств.
— Но в этой сокровищнице бриллианты тщательно перемешаны с мусором, а не укрыты на дне, поэтому шанс наткнуться на них не больше, чем отыскать на городской свалке. Сюда всякий может выкинуть любой бред на тех же правах, что и эпохальное произведение. Впрочем, вы сами сказали: «Писать в интернете принялись все те, кто не послал бы родителям даже открытки с каникул». Как это согласовать? Вы неожиданно воспылали страстью к полуграмотным невеждам и неучам? Недавно вы также сказали: «Умение писать грамотно угасает. Я скорблю. Я считаю, что все патологии берутся от нечтения»». И как же вы в таком случае видите будущее писательства? Совершенно ясно, что оно связано с интернетом, с чем я полностью согласен. Уже сегодня количество авторов, свирепствующих в блогах, достигает нескольких десятков тысяч. Раньше манускрипты лежали где-то на чердаках и в чуланах, а впоследствии внуки заворачивали в них селедку. Сегодня же потоки графоманства нам вливают через мониторы компьютеров прямо в квартиры. И к чему это приведет?
— Мне кажется, вы не вполне понимаете сущность интернета. Чувствуется школярский подход к проблеме, поучающий, что информация и знания — блага элитарные, заколдованные территории, доступные избранным в изолированных святилищах. Вы вздрагиваете от необходимости согласиться с тем, что существует легко и повсеместно доступная информация, не имеющая по определению никаких ограничений. Доступная каждому. Активному и инертному. Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Школяр даже и подумать не может, чтобы в почтенных библиотеках почтенных учебных заведений среди вручную иллюминированных Библий, кодексов, древних книг и первоизданий затесались, например, порнография и гнусные расистские листовки. Для вас одно противоречит другому, одно подрывает смысл другого. Вид лежащей рядом с «Генриковской книгой» [146] брошюрки под названием «Horror Anal Sex» [147] приводит вас в остолбенение и заставляет со свистом втягивать воздух. Я же равнодушно прохожу мимо «Секса», не моргнув глазом миную блоги, графоманскую пачкотню и страницы для безграмотных. И обращаюсь к поискам древненемецких текстов Вальтера фон дер Фогельвейде и старочешских хроник Вавжинца из Ежезове. Потому что нигде, кроме как в интернете, их не найдешь.