Война 2017. Мы не Рабы!

– Думаю, что американцы, подобно немцам, чтят букву инструкции и поэтому запустят авиацию за час до выхода колонны.
Зашел хозяин дома Захаров, он рассказал, что за местными полицаями прибудет завтра автомобиль с их новым начальством, и тогда уже поставят их вдоль дороги. Где именно – никто не знает.
– Ты мне вот что скажи, Захаров. – У Миненко был загадочный вид. – Точно, что их никто не знает? Я имею в виду начальников полицейских?
– Точно. Прежних арестовали, те там что-то много украли, вот новых и поставили.
– А сбор у полицаев где?
– Вот здесь. – Захаров на карте указал развилку примерно в паре километров. – В шесть ноль-ноль завтра. Наши придурки поедут на Пашке – это шеф местной полиции.
– Понятно. – Миненко кивнул. – Какая машина у этого начальника гестапо?
– «Жигули» третьей модели, красная, как пожарная машина.
– Да, такую машину ни с кем не спутаешь. – Миненко злорадно потер руки и вышел из дома, на ходу доставая мобильный телефон.
– Эй, Иван, ты тот телефон достал? А то… это… раньше времени устроишь салют.
– Все нормально. Тот самый, что мне сейчас нужен.
Минут через пятнадцать он вернулся, улыбаясь своей обычной лучезарной улыбкой, подмигнул мне, а когда Захаров вышел за хлебом на кухню, наклонившись к уху, рассказал:
– Коль этих полицаев никто не знает, то их завтра возьмут тихо, переоденутся и встанут на дорогу.
Я оценил изящество задуманного и просто показал ему большой палец. Не сговариваясь, мы решили не посвящать Захарова в этот план. Не то что не доверяли ему – просто односельчане, пусть и подонки, а все равно жалко. Русский человек – жалостливый, лежачего бить не будет.
Так и русские женщины одинаково совали последнюю краюху хлеба и кому-то из советских пленных, когда их гнали немцы, и пленному немцу, когда тот шел в колонне под конвоем советского солдата.
Поэтому от греха подальше лучше при Захарове молчать, а то будет добрый дядька корить себя за смерть недоумков. В том, что они не доживут до обеда, отчего-то я не сомневался ни секунды.
Был ли я готов к тому, что вот так просто Миненко решает чьи-то жизни, что мы точно так же планируем убить массу незнакомых нам людей? Нисколько. Только внутри было возбуждение. Я старался его гасить. Только вот выпить много нельзя, а от никотина и в горле уже першит, и глаза слезятся. Часов в одиннадцать вечера мы легли спать. Надо было вставать часа в три.
 
6
 
Сказать, что мы с Миненко спали, – соврать. Крутились на постелях, вслушивались в ночные шорохи, то вдруг собаки забрешут на другом конце деревни, то одиночная машина осветит стену… Всякий раз машинально ощупывали пистолет. Эх, нервы, и почему вы не как канаты стальные?
Пора! Пора! В путь!
Мы встали без будильника, ополоснули лица, не брились. Не знаю откуда, но вдруг всплыло в памяти, что худая примета бриться в день боя. Накануне – можно, в день – не смей. Вперед!
Мы сели в «Москвич», которым управлял Иван Николаевич.
Не знаю отчего, но зубы начали выстукивать дробь. Я вставил сигарету, изжевал фильтр, чтобы не слышал Миненко, как я волнуюсь. Бейсболка быстро напиталась потом, и он, не удерживаемый ничем, струился по лбу, по лицу. Я сдернул ее, все-таки армейское кепи удобнее. Вытер пот рукавом.
– Потеешь, полковник? – без иронии, серьезным голосом спросил Миненко.
– Потею, – честно признался я. – А ты?
– И я потею, – ровным голосом ответил Иван.
– Не видно.
– И не увидишь. Выучка. Эх, водочки бы!
– Хорошо бы. Но позже!
Через полчаса приехали на место. Здесь, как было намечено ранее, был наш КНП – командно-наблюдательный пункт.
Он находился на возвышении, но в километре от дороги: нам было все видно, примерно километр дороги просматривался уверенно, но быстро вмешаться в бой не смогли бы. Да и до нас было бы сложно дотянуться. На месте уже было трое молодых людей. Как пояснил Миненко, это были связисты. И в армии служили как связисты, и в гражданской жизни тоже были связистами.
Минут через пятнадцать пошли доклады:
– Мусульмане на исходной.
– Бандиты выдвинулись, через полчаса займут позицию.
– Наша первая группа на исходной.
– Наша вторая, третья группа на месте.
– Саперы отошли, мины установлены.
– Все группы на исходных позициях.
По мере поступления информации я делал пометки на карте. Пока все шло, как мы планировали.
Посмотрел на часы. Полшестого.
– Наши видят полицаев. Спрашивают: «По плану?»
– Да. – Мой голос сух, отрывист.
– По плану, – шелестом слышу я голоса связистов. Под тентом под разлапистой липой стоят мобильные станции и на приеме большие армейские станции типа Р-159, около десятка сотовых телефонов.
Мы сидим на корточках в тени деревьев. Надеюсь, что нас не видно. Поступает доклад, что полицаев сменили наши. Каюк полицаям.
Через полчаса послышался шум техники. Три «Хаммера» с пулеметами на крышах. Едут медленно, крутят стволами. По обговоренному плану, разведку мы пропускали беспрепятственно.
Доклад от мусульман, что к ним направляется группа разведки противника в количестве пяти человек. Зубы предательски начинают выбивать очередную дробь. Сигарету в зубы. Не зажигаю, дым может выдать нас…
Жую фильтр. Дыма, дыма табачного хочу! Глоток дыма!!!! Смахиваю пот. Оглядываю присутствующих. Все напряжены, видно, как у одного из связистов темнеет от пота рубашка на груди. Тишина в эфире, тишина вокруг. Мы не замечаем ни трелей птах лесных, ни стрекотания кузнечиков. Только слушаем, не начнется ли бой, не начнется ли крик чей. Тишина. Эта тишина мотает нервы на кулак. Эта тишина маскирует не только нас, но и противника, который также слушает тишину и смотрит на нас, думая, что за группа идиотов расположилась молча. Тихо.
Шорох станции. И вслед за ним слышим грохот техники. Сначала несколько «Хаммеров» с пулеметчиками, затем БТР. Один, два, три, четыре. Пыль, поднимаемая каждой машиной, заволакивает их завесой. Потом пошла и колесная техника. Штаб? Узел связи? Не знаем.
Связист оборачивается, и по губам читаю: «По плану?» Киваю. Секунд через десять сначала содрогнулась земля, за поворотом виден столб пыли с комьями грязи, а посередине искры, и тут же звуковая волна донесла до нас раскатистый звук мощного взрыва.
Я поднял глаза. Я так привык: когда проводили учения, то смотришь на панель перед собой. Там и огромный планшет с картой, и приборы, датчики показывают, что и как и где происходит. Тут же наносится изменение обстановки на карту, телефоны, станции звучат привычной музыкой, привычным ритмом, и ты принимаешь решение, отдаешь команды… А тут? А сейчас все в бою. А ты здесь сидишь, как мартышка, как не пришей кобыле хвост, пятое колесо в телеге! Точно так же и обезьяна могла с умным видом кивать башкой, мол, все по плану. А я как командир? Что сейчас могу сделать? Вперед, рваться в бой? Где, с кем? Тьфу! Бля!
И тут же вслед за взрывом противотанковой мины раздались автоматные очереди наших и отрывочные – американцев.
Спустя минуты наши стали стрелять короткими очередями. А потом грянуло еще несколько взрывов. Два? Три? На слух пытался определить. Они почти слились в один.
– Саперы, – лаконично, но с бешеными от возбуждения глазами доложили связисты. Противопехотные мины. Сколько хватало взгляда – по всей дороге шел нешуточный бой. Над дорогой поднимался дым от выстрелов, пыль, со стороны, где должны были атаковать бандиты, поднимался черный дым то клубами, то закручивающимся столбом. Горела какая-то техника.
Связист обернулся:
– Вертолеты взлетели. Пять минут, и у нас.
Я обернулся к Миненко. Иван улыбался. Но это была не улыбка – оскал. Волосы прилипли к черепу, глаза горят, и улыбка-оскал вполлица. Маска смерти – мелькнуло в голове.
– «Вертушки» взлетели, – кручу пальцем над головой для верности.
– Сейчас!!! – Он кивает головой, достает мобильный телефон, жмет кнопки.