Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

— Неужели c'est pour tout de bon,  [386]что тебе предлагают этого князя К[урагина] в женихи? — спросил он. — Мне жена говорила, я не верил.
Княжна покраснела.
— Да, говорят. — Они были дружны, расположены любить друг-друга, но, долго не видавшись, между ними было что то лишнее, неясное. Они больше были расположены любить друг друга, чем любили.
Княжна не была откровенна.
— Он не стоит твоего башмака. Я ничего не говорю. Но я бы хотел тебе больше счастья.
— Ах, André, не всем такое счастье, как тебе, моя судьба странная. Я знаю, что mon père любит меня. Но право мне тяжело иногда становится.
— Знаю, знаю.
— Ежели бы я могла уйти куда нибудь и посвятить себя богу.
— Зачем мрачные мысли.
— Я вчера говорила с Лизой. Ежели б я меньше других любила, я бы готова была погубить себя и выйти за первого встречного.  [387]
— Ваше сиятельство, — перебил их в этом месте разговора Пухлов, — имею просьбу.
— Кто это? — спросил брат у сестры по французски.
— Papa l'а renvoyé, il a été intendant; on dit qu’il est très méchant.  [388]
Пухлов, унижаясь, стал объяснять, что он не виноват, что на него наговоры и просил заступничества.
Князь Андрей вдруг похолодел.
— Что отец делает, то хорошо и, ежели вы хотите итти в военную службу, России нужны люди, чем унижаться, как теперь дворянину. Извольте итти.
— Слушаю-с, — сказал Пухлов, — а я думал милости, — и ушел.
— Как ты строг, однако, — сказала сестра.
— С этим народом нельзя иначе.
Они вернулись, все встали. После поздравлений и завтрака никто не знал, куда деваться, как это бывает в торжественные дни. Анатоль до неприличия лип к m-lle Bourienne, так что André прямо должен был сказать ему, что это нехорошо>
M-lle Bourienne была в нерешительности: бежать, как уговаривал ее Анатоль, или остаться.
Старые два князя в кабинете имели конфиденциальный разговор о судьбе своих детей (несмотря на то, что министр князь Василий уважал невольно отставленного князя).
— Eh bien, mon Prince,  [389]— своим скучающим тоном, — у вас товар, у меня купец, comme je vous l'écrivais dernièrement, qu'en pensez vous? Vous avez vu le jeune homme.  [390]
Князь В[олконский] говорил князю Василию ты по старой привычке.
— Ну, что ты хочешь этим сказать?
— Я говорю, князь, согласны ли вы бы были une liaison plus intime entre nos familles, c'est à dire un mariage entre nos enfants.  [391]
— Согласен ли я? Это я после скажу. А первое, я предоставлю решить это дочери. Но в этом случае я и спрашивать не стану, твой сын дрянь. Его надо сечь еще, — сказал он решительно.
— Ну, однако.
— И даже я тебе очень рад, но сыну ты своему скажи, чтоб он убирался, а то я его выгоню вон. Вот что.  [392]
— Я знаю, вы вспыльчивы, ну что ж, не будем говорить.
— И не будем, пойдем обедать.
За обедом говорили о войне, то есть все слушали, что наверху стола говорили два князя. Они перебирали корпуса, начальников. Князь Николай Андреич говорил, что набор тяжел, что полководцев нет. Князь Василий заступался за Кутузова. Князь Андрей заступался тоже. Отец его презрительно усмехнулся и стал рассказывать силы, средства и искусство Наполеона, которые он, сидя в деревне, лучше знал, чем он, полковник.
Анатоль напился совсем пьян и, когда отец его позвал к себе и распек его и велел уехать, то он нагрубил отцу и объявил, что он на этом уроде ни за что не женится, и на другой день уехал.
————
Через неделю князь Андрей собирался ехать, коляска стояла у крыльца. Отец проводил его до коляски и долго целовал и сам заплакал. Он не благословлял и сказал даже, что находит это пустяками, что человек всё делает сам, а бог ничего.
— Ну, прощайся с женой.
Маленькая княгиня повисла и огромным животом прижалась к мужу, но и тут она была ему противна. Он чуть не заплакал, прощаясь с Marie. Кирил камердинер вскочил и коляска уехала.
Старый князь не выходил на другой день и был болен.
————
Не один князь Андрей прощался перед войной. Война чувствовалась тогда во всем, полки шли, подводы наряжались, ехали генерал-адъютанты, великие князья и сам государь проехал. Ему чинили дороги. Исправник в имении князя, где была знаменитая грязь, стал [бить]  [393]на отчаянность, навозил и раз[возил]  [394]грязь. Государь прокатил, как по шоссе.
В народе ходили толки о [Наполеоне], говорили, что он уже побил австрийцев. (Как всегда молва предсказывала [это]).
Между помещиками шли отставн[ые]. Пухлов пристроил свою жену к двоюродным и пошел в Азов [и как] провиантский чиновник нажил уже состояние. Письма просительные [за] сыновей надоедали всем генералам. Вся Россия хотела быть адъютантом. Слышно было, что Кутузов с войском уже перешел границу. Гвардия, говорили, выступит. Все подписывались на газеты. Все ждали успеха. Правительство было молодо и все надеялись.
Но хотя дошли слухи о побитии австр[ийцев], слуху этому порадовались. Тем лестнее будет русским побить Наполеона, победителя австрийцев. Вот гвардия великолепная, богатая, прошла с обедами и угощениями, вот государь уж там, курьеры и эстафеты летят чаще, полки ближе и ближе приближаются к границе и все ждут, все ждут, кто новых наборов, кто <победы и славы>.
  
** № 13 (рук. № 46).
 
<12 Ноября 1805 года русские войска под командой Кутузова,  [395]сделавшие отступление к Брюнну под напором всей армии Мюрата, в Ольмюце готовились на смотр австрийского и русского императоров. Гвардия  [396]ночевала за  [397]пятнадцать верст, вступала в Ольмюцкой лагерь прямо на смотр в десять часов утра.
С вечера в армии, стоявшей лагерем, был отдан приказ чистить амуницию.  [398]Кутузовская армия стояла уже под Ольмюцом, соединясь с Буксевденом, и ожидала гвардию. Лагерь занимал огромное поле, кавалерия занимала деревню. Ночь  [399]12 ноября была ясная и с первым морозом не выше трех градусов. В одном из домов предместья города  [400]собралось человек пятнадцать пехотных и кавалерийских офицеров в трактире.
— Господа, завтра царской смотр, гвардия пришла,  [401]в часу отсюда, — сказал батальонный адъютант, входя в комнату.
— Врешь! Кто тебе сказал? Приказ вышел? — послышалось с разных сторон.
Офицеры сидели группами. У одного стола метался банк. Банк метал казначей Киевского полка, раненный в руку, понтировал сильнее всех гусарской офицер или юнкер, нельзя было разобрать, потому что шинель была на нем солдатская, с солдатским крестом, а сабля офицерская.
Гусар этот  [402]был  [403]запачкан и очень молод. Ему было лет шестнадцать на вид.  [404]Игроки, кто лежал, облокотившись лежа на стол, пристально и тупо следя за банкометом записывающим и, придерживая левой рукой над столом колоду, правой загребающим деньги. Кто переминался на месте, кто, оправляя волоса и гладя лицо, отходил от стола и, шевеля губами, прохаживался по комнате, стараясь опомниться, кто рвал понтерки и бил кулаком по столу, кто считал на коленках деньги, кто шутил (как один высокой, старый уланской офицер) старой,  [405]десять лет повторяющейся шуткой, никого не смешившей. Кто требовал вина и в одно время, не глядя, выпивал и, загибая карту, ставил. Банкомет, с раздраженным вниманием собрав все силы, старался спокойно следить за всем. Молодой гусар, стоя у стола и поставив  [406]ногу на скамью, играл весело.  [407]Он играл счастливо, около него на столе лежала хорошая кучка золотых.