Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты

— Эй динер! — крикнул он, нарочно по-русски выговаривая ди с тем выражением покорителя, с которым военные любят обращаться к жителям. Банкомет ждал гусара.
— Что будете ставить граф? — спросил он. Гусар не отвечал и заметив, что  [408]хозяин подошел не сейчас к нему, а к двум австрийским офицерам,  [409]которым он нес глинтвейн, он, не отвечая банкомету и не снимая ноги, повернулся к  [410]хозяину и в смелых  [411]глазах его и в особенности в выражении сжатых губ  [412]блеснула та черта вспыльчивости и решительности,  [413]которая страшна очень у молодых людей.
— Динер, — закричал он. — Ну!......  [414]Хозяин всем телом повернулся, расплескал глинтвейн и подошел к нему.
— Вот так то! — сказал он. И начал по немецки  [415]вполне хорошим выговором. — Hören Sie mal... bringen Sie mir... Nu, was soll ich nehmen... — Он видимо нарочно медлил — ну, ich will nichts. Gehen Sie.  [416]— Хозяин ушел. В это время вошел офицер с известием о приходе гвардии. Опять банкомет ждал, потому что граф гусар прислушался и стал расспрашивать, где ночует гвардия и какие полки, пришел ли Измайловский. Банкомет раздосадовался.
— Я мечу. Готово.
— Измайловский пришел? Вы говорите, в стороне за городом? — расспрашивал он. — Атанде, — проговорил он, видимо на что то новое решившись. Гусар счел свои золотые. — У вас сколько в банке?
— Вот видите, — отвечал с досадой раненный банкомет.
— Сочтите, — повторил гусар.
— 2300 гульденов, да вот запись 1800... — сказал банкомет недовольный, но однако исполняя требование противника.
— Ну, запись... ваше дело, — сказал гусар, видимо практичный в игре, несмотря на свою молодость.  [417]Он отсчитал из своих золотых столько, сколько было на столе, поднял с полу валявшуюся понтерку, это была семерка, и двинул всё на середину стола.
— Два с боку, — сказал он, оставшиеся от его денег два золотых положил в карман и надел фуражку.
— Бита, — сказал кто то. Граф повернулся и пошел в лагерь.
— Соколов, поедем к гвардии, — крикнул он одному Павлоградского полка офицеру.
— Поедем! — Они вместе стояли в палатке. Соколов согласился. Только что они вернулись в грязный лагерь в свою палатку, загроможденную двумя кроватями, одной на колушках, другой на вьюках, и Простой велел седлать лошадь, казачьего подъездка, как вошел вахмистр и доложил, что эскадронный командир велел готовиться к  [418]завтрашнему смотру.
— Нельзя ехать, Простой.
— Вздор, коли бы драться так так, а то смотр, чорт его дери, я поеду, ты оставайся.
— А спросят?
— Ну говори, что хочешь.
— Ну чтож, ты выиграл или проиграл?
— Вот, — сказал Простой, показывая, — два червонца только осталось. А много был в выигрыше, чорт с ним. Марков, — обратился он к вахмистру, — на, выпей водки.  [419]Коли я не поспею, скажи что болен. — Он сел на  [420]старую казачью лошаденку и нагайкой погнал рысью по каменистой, освещенной месяцем дороге к Ольмюцу.
В темноте приехал он к деревне, в которой стояла гвардия. Два раза его не хотели пропускать  [421]часовые, но он объявлял, что он послан к великому князю, раз он наткнулся было на самого великого князя и наконец попал по. показаниям солдат на кашеваров Измайловского полка, узнал, где 4-я рота, и добрался наконец до  [422]квартиры прапорщика князя Горчакова.  [423]>
  
** № 14 (рук. № 46).
 
Не один князь Андрей тогда простился с семьей, оставил беременную бесчувственную жену и весело и бодро скакал куда то туда, где ему казалось, что его ждет слава, а где его ждала может быть смерть. Много было семей, оплакивавших своих сыновей, мужей, братьев. Nicolas Простой, еще прежде князя Андрея, с свойственным ему несколько напыщенным энтузиазмом, в гусарском юнкерском мундире, как будто с болью отрываясь, перецеловал мать, сестру, Соню, Лизу и, гремя шпорами и содрогаясь мускулами сильных молодых ног под натянутыми панталонами, сбежал вниз и, говоря всем  [424]встречным кстати и некстати: «прощай, прощай!», вскочил в телегу и трагически махнул рукой и закричал: пошел!
В день его отъезда J[ulie] О[хросимова] как бы нечаянно случилась у  [425]Ростовых. Когда Nicolas прощался со всеми, она подошла к нему и с восторженной улыбкой подала ему руку:
— Желаю вам славы,  [426]— сказала она ему. — Я понимала вас и надеюсь, что вы.
Nicolas был в восторженном состоянии, в котором ему хотелось всем говорить значительные речи. Сам не зная почему, он, целуя руку J[ulie], сказал ей таинственным тоном.
— Да, всё узнается, когда придет время. — Nicolas сам не знал, что означала его фраза, a J[ulie] поняла ее по своему и на основании этой фразы писала княжне, что при прощании с Nicolas Ростовым были сказаны важные слова.
Nicolas Ростов догнал полк в Радзивилове и уже с полком выступил за границу.  [427]Он, хотя и не участвовал, но от товарищей слышал о Кремском поражении Мортье и слышал канонаду, он под Шенграбеном с полком ходил в атаку и упал с убитой под собой лошади. Он испытал весь ужас ночного отступления и всю гордость сознания, что oн в числе четырех тысяч удержал сорокатысячную армию Наполеона.
Борис Горчаков стоял с Бергом. Гвардия, как известно, шла, как на гуляньи. Ранцы везли на лошадях, офицерам были готовы обеды везде. Полки шли в ногу и офицеры шли пешком. Так шел Борис с своим товарищем.  [428]В то время, как  [429]Ростов, привязав лошадь, как буря ворвался к ним, они чистенькие, Берг в шелковом халате, а Борис в венгерской курточке, которую он купил дорогой, сидели в чистой квартирке, отведенной им, перед круглым столом. Борис на диване с ногами, Берг на кресле, пили чай и играли в шахматы.
— Нет, Юлий Карлыч, теперь я не поддамся, — говорил Борис, — ретируйтесь отсюда с царицей. — Юлий Карлыч держался за царицу и курил из длинной трубки, стоявшей на полу.
— Это что за гром! — сказал он, оборачиваясь, как влетел Федор Простой.
— Ты откуда?  [430]
— Гвардия? пети зенфан але куше дормир (это говорила дома барышня приживалка, обоим одинаково знакомая), — закричали они друг на друга, говоря глупые слова и помирая со смеху без смешной причины, но только от радости. Берг даже улыбался, хотя чувствовал себя чужим между этими двумя друзьями.
— Ах вы, полотеры проклятые! чистенькие, свеженькие точно  [431]с гулянья, — кричал  [432]Ростов так громко, что хозяйка высунулась из двери посмотреть на крикуна. — Ну рассказывай, когда видел моих. <Проходили> через Спасское? Что Наташка моя милая?