Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика
Кривой пономарь выпустилъ веревку изъ рукъ и с
ѣ
лъ подлѣ
церкви, молча вперивъ старческій равнодушный взглядъ въ подвигавшіяся пестрыя толпы народа; отецъ Поликарпъ вышелъ изъ своего домика и, поднятіемъ шляпы отвѣ
чая на почтительные поклоны своихъ духовныхъ дѣ
тей, прошелъ въ церковь. Народъ наполнилъ церковь и паперть, пономарь пронесъ въ алтарь мѣ
дный кофейникъ с водой, полотенце съ красными концами и старое кадило, откуда вслѣ
дъ за этимъ послышалось сморканье, плесканье, ходьба, кашляніе и плеваніе.Наконецъ движеніе въ алтар
ѣ
утихло, только слышенъ былъ изрѣ
дка возвышающійся голосъ отца Поликарпа, читающаго молитвы. Отставной Священникъ, слѣ
пой дворникъ и бывшій дворецкій покойнаго Хабаровскаго князя, дряхлый Пиманъ Тимофѣ
ичь стояли уже на своихъ обычныхъ мѣ
стахъ въ алтарѣ
. На правомъ клиросѣ
стояли сборные пѣ
вчіе-охотники: толстый бабуринскій прикащикъ октава, особенно замѣ
чательный въ тройномъ «Господи помилуй», его братъ Митинька, женскій портной, любезникъ и первый игрокъ на гармоникѣ
– самый фальшивый, высокій и пискливый дискантъ во всемъ приходѣ
, буфетчикъ – второй басъ, два мальчика, сыновья отца Игната, и самъ отецъ Игнатъ, 2-й Священникъ, бывшій 36 лѣ
тъ тому назадъ въ архирейскихъ пѣ
вчихъ.На паперти толпа заколебалась и раздалась на дв
ѣ
стороны: человѣ
къ въ синей ливрейной шинели, съ салопомъ на рукѣ
, стараясь, должно быть, показать свое усердіе, крѣ
пко и безъ всякой надобности толкалъ и безъ того съ торопливостью и почтительностью разступавшихся прихожанъ; за лакеемъ слѣ
довала довольно смазливая и нарядная барынька, лѣ
тъ 30, съ лицомъ полнымъ и улыбающимся. За веселой барыней слѣ
довалъ супругъ ея, Михаилъ Ивановичь Михайловъ, человѣ
къ лѣ
тъ 40. На немъ былъ черный фракъ, клетчатыя брюки съ лампасами, цвѣ
тной пестрый жилетъ и цвѣ
тной, очень пестрый шарфъ, на которомъ лежалъ огромной величины выпущенный не крахмаленный воротникъ рубашки. Въ наружности его не замѣ
чалось ничего особеннаго, исключая нешто длинныхъ, курчавыхъ, рыжеватыхъ волосъ съ проборомъ по серединѣ
, которые чрезвычайно отчетливо лежали съ обѣ
ихъ сторонъ его бѣ
лесоваго, ровнаго и спокойнаго лица. Вообще онъ ходилъ, стоялъ, крестился и кланялся очень прилично, даже слишкомъ прилично, такъ что именно это обстоятельство не располагало въ его пользу.Прибывшіе супруги стали около амвона. Прихожане съ почтительнымъ любопытствомъ смотр
ѣ
ли на нихъ: они съ спокойнымъ равнодушіемъ смотрѣ
ли на прихожанъ. – Обѣ
дня все еще не начиналась.– Гаврило, – сказала шопотомъ барыня.
Гаврило выдвинулся впередъ и почтительно пригнулъ свое ухо съ серьгой къ устамъ барыни.
– Попроси батюшку вынуть за упокой, вотъ по этой записк
ѣ
; да спроси отца Поликарпія, скоро-ли начнется служба?Гаврило живо растолкалъ набожныхъ старушекъ съ книжечками и пятаками, столпившихся у боковыхъ дверей, и скрылся.
– Батюшка вел
ѣ
лъ сказать, что очень хорошо-съ, а начнется скоро, – сказалъ онъ, возвратившись. – Кривой пономарь, хотя нетвердою отъ старости, но самоувѣ
ренною походкою, съ такимъ-же точно видомъ сознанія своего значенія, съ какимъ ходитъ Секретарь по Присутствію и актеръ за кулисами, вышелъ за лакеемъ и сталъ продираться сквозь толпу. Уже много пятаковъ и грошей изъ узелковъ въ клетчатыхъ платкахъ и мошонъ перешло въ потертый комодъ, изъ котораго отставной солдатъ давалъ свѣ
чи, и уже свѣ
чи эти, переходя изъ рукъ въ руки, давно плыли передъ иконами Николая и Богоматери, a обѣ
дня все не начиналась. – Отецъ Поликарпій дожидался молодаго Князя Нехлюдова. Онъ привыкъ ожидать его матушку, дѣ
душку, бабушку; поэтому, несмотря на то, что молодой Князь не разъ просилъ его не заботиться о немъ, отецъ Поликарпій никакъ не могъ допустить, чтобы Хабаровскій помѣ
щикъ, – самый значительный помѣ
щикъ въ его приходѣ
, – могъ дожидаться или опоздать.Кривой пономарь вышелъ за церковь и, приставивъ руку ко лбу, сталъ съ усиліемъ смотр
ѣ
ть на Хабаровскую дорогу. По ней тянулись волы, но не было видно вѣ
нской голубой коляски, въ которой онъ привыкъ видѣ
ть полвѣ
ка Хабаровскихъ Князей.– Что, в
ѣ
рно ужъ къ достойной? – спросилъ пономаря молодой человѣ
къ, проходя мимо него.Зам
ѣ
тно было, что пономарь былъ опечаленъ и изумленъ появленіемъ Князя не въ вѣ
нской коляскѣ
, a пѣ
шкомъ, съ запыленными сапогами, въ широкополой шляпѣ
и парусинномъ пальто. <Можетъ быть, даже онъ раскаивался въ томъ, что такъ долго поджидалъ такого непышнаго Князя.>– Н
ѣ
тъ, батюшка, ваше сіятельство, все васъ дожидали, – и онъ принялся звонить.Молодой челов
ѣ
къ покраснѣ
лъ, пожалъ плечьми и скорыми шагами пошелъ въ церковь, ломая на каждомъ шагу свою шляпу, чтобы отдавать поклоны направо и налѣ
во мужикамъ, снявшимъ передъ нимъ шапки. Толпа на паперти опять заколебалась, и супруги оглянулись назадъ, но любопытная барыня ничего не увидала, кромѣ
мелькнувшей выше другихъ коротко обстриженной русой головы, которая тотчасъ же скрылась отъ ея взоровъ въ углу за клиросомъ. Михаилъ Ивановичь не оглядывался больше, но его супруга нѣ
сколько разъ посматривала по тому направленію, по которому во время обѣ
дни, которая тотчасъ-же и началась, преимущественно кадилъ отецъ Дьяконъ.Молодой челов
ѣ
къ стоялъ совершенно прямо, крестился во всю грудь и съ набожностью преклонялъ голову, и все это онъ дѣ
лалъ даже съ нѣ
которою афектаціею. Онъ съ вниманіемъ, казалось, слѣ
дилъ за службой, но иногда задумывался и заглядывался. Разъ онъ такъ засмотрѣ
лся на 6-лѣ
тняго мальчика, который стоялъ подлѣ
него, что повернулся бокомъ къ иконамъ и сталъ ковырять пальцемъ воскъ съ высокаго подсвѣ
чника. Хорошенькій мальчикъ съ свѣ
тлыми, какъ ленъ, волосами, поднявъ кверху головку, разинувъ ротъ, смотрѣ
лъ своими голубыми глазенками на все его окружающее.– А это что? – говорилъ онъ, дергая за сарафанъ подл
ѣ
него стоящую женщину и указывая на Дьякона.Молодаго челов
ѣ
ка вывели изъ задумчивости слова: «Миколѣ
». Онъ оборотился и, какъ видно было, съ величайшимъ удовольствіемъ принялъ подаваемую ему свѣ
чу. Дотронувшись ею до плеча какого-то мужика, онъ передалъ ее, прибавивъ твердо и громко: «Миколѣ
».П
ѣ
вчіе пѣ
ли прекрасно, исключая концерта, который совсѣ
мъ было упалъ отъ несогласія отца Игната съ Митинькой; даже бабуринскій прикащикъ, покраснѣ
въ отъ напряженія, не могъ покрыть своей октавой страшную разладицу. Нѣ
сколько стариковъ, старухъ и крикливыхъ дѣ
тей причащались Святыхъ тайнъ. Г-жа Михайлова выставляла нижнюю губку и очень мило морщилась, когда грудные младенцы кричали около нея. Она удивлялась, какъ глупъ этотъ народъ: зачѣ
мъ носить дѣ
тей въ церковь? Развѣ
грудной ребенокъ можетъ понимать что нибудь. Только другимъ мѣ
шаютъ. Вотъ ея нервы, напримѣ
ръ, никакъ не выдерживаютъ этаго крика. <Г-жа Михайлова, у которой ея собственный ребенокъ оставался дома на рукахъ кормилицы, не принимала въ соображенье, что у крестьянскихъ женщинъ не бываетъ кормилицъ, и что онѣ
кормятъ своихъ дѣ
тей и на работѣ
и въ церкви.>Священникъ показался съ крестомъ въ царскихъ дверяхъ.
Господа Михайловы и за ними люди позначительн
ѣ
е – прикащики, однодворцы, дворовые, дворники – подвинулись ближе къ амвону, чтобы, какъ водится, приложиться къ кресту однимъ прежде другихъ. Молодой человѣ
къ вмѣ
стѣ
съ толпой тоже невольно придвинулся къ амвону. Отецъ Поликарпій обратился съ крестомъ къ нему, какъ будто не замѣ
чая Г-жу Михайлову, которая уже крестилась, быстро пододвинувшись къ нему такъ близко, что касалась его ризы.