Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика
– A разв
ѣ
не знаешь, гдѣ
онъ? Мнѣ
дѣ
льце важное до него есть.Описаніе нищеты под
ѣ
йствовало на Шкалика, должно быть, не такъ, какъ ожидала Марья Григорьевна; онъ презрительно посматривалъ на нее и, говорилъ ей уже не «вы», а «ты».– Говорятъ, на съ
ѣ
зжей сидитъ. Намедни, слышно, они у Настьки гуляли; такъ тамъ драка какая-то съ семинарскими случилась. Говорятъ, мой-то ВасилійѲ
едоровичъ въ сердцахъ одному палецъ откусили что-ли. Богъ ихъ знаютъ.– Онъ теперь трезвый, я-чай?
Женщина помолчала немного, утерла глаза щиколками руки и ближе подошла къ лошади Шкалика.
– Алекс
ѣ
й Тарасычь! вамъ вѣ
рно его надо насчетъ бумагъ. Вы сами знаете – онъ вамъ ужъ писалъ, такъ, какъ онъ, никто не напишетъ. Ужъ онъ кажется самому Царю напишетъ. Сдѣ
лайте такую милость, Алексѣ
й Тарасычь, продолжала Марья Григорьевна, краснѣ
я и кланяясь, – не давайте ему въ руки ничего за труды: все пропьетъ. – Сдѣ
лайте милость, мнѣ
отдайте. Видите мою нищету.– Это ужъ тамъ ваше д
ѣ
ло. Мое дѣ
ло заплатить.– В
ѣ
рите-ли, со вчерашняго утра у дѣ
тей куска хлѣ
ба въ ротѣ
не было, хоть бы вы… – но тутъ голосъ Марьи Григорьевны задрожалъ, лицо ее покраснѣ
ло, она быстро подошла къ корыту, и слезы покатились въ него градомъ.– А пускаютъ ли къ нему? – спросилъ Шкаликъ, поворачивая лошадь.
Марья Григорьевна махнула рукой и, рыдая, принялась стирать какую-то салфетку.
Вс
ѣ
, кто только зналъ Василья Феодоровича, отзывались о немъ такъ: «О! умнѣ
йшій человѣ
къ, и душа чудесная, только одно…»Такое мн
ѣ
ніе основывалось не на дѣ
лахъ его, потому что никогда онъ ничего ни умнаго, ни добраго не сдѣ
лалъ, но единственно на утвердившемся мнѣ
ніи о его умѣ
, краснорѣ
чіи и на томъ, что онъ будто-бы служилъ въ Сенатѣ
. «Заслушаешься его рѣ
чей», говорили его знакомые и въ особенности тѣ
, которые обращались къ нему для сочиненія просьбъ, писемъ, докладныхъ записокъ и т. п. Въ сочиненіи такого рода бумагъ для безграмотныхъ людей и состояли съ незапамятныхъ временъ его средства къ существованію въ то короткое время года, въ которое онъ не пилъ запоемъ или, какъ, смягчая это выраженіе, говорили о немъ, – не бывалъ болѣ
нъ. —Мы не беремся р
ѣ
шать вопроса, дѣ
йствительно ли существуетъ эта болѣ
знь, къ которой особенно склоненъ извѣ
стный классъ русскаго народа, но скажемъ только одно: по нашему замѣ
чанію, главные симптомы этой болѣ
зни составляютъ безпечность, безчестный промыселъ, равнодушіе къ семейству и упадокъ религіозныхъ чувствъ, общій источникъ которыхъ есть полуобразованіе.Хотя у[мн
ѣ
йшій] человѣ
къ зналъ отчасти гражданскіе и уголовные законы, но въ бумагахъ, сочиняемыхъ имъ, ясность и основательность изложенія дѣ
ла большей частью приносилась въ жертву риторическимъ цвѣ
тамъ, такъ что сквозь слова «высокодобродѣ
тельный, всемилостивѣ
йше снизойдти, одръ изнурительной медицинской болѣ
зни» и т. п., восклицательныя знаки и розмахи пера, смыслъ проглядывалъ очень, очень слабо. Это-то, кажется, и нравилось тѣ
мъ, которые обращались къ нему. Лицо его, украшенное взбитымъ полусѣ
дымъ хохломъ, выражало добродушіе и слабость; никакъ нельзя было предполагать, чтобы такой человѣ
къ могъ откусить палецъ семинаристу.У[мн
ѣ
йшій] человѣ
къ небритый, испачканный, избитый и испитой, въ одной рубашкѣ
, лежалъ на кровати сторожа и не былъ пьянъ. Онъ внимательно выслушалъ разсказъ Шкалика о дѣ
лѣ
его съ Княземъ. Шкаликъ обращался съ ВасиліемъѲ
едоровичемъ съ чрезвычайнымъ почтеніемъ. Узнавъ, что заболѣ
вшая отъ побоевъ баба была взята въ устроенную недавно Княземъ больницу и уже выздоровѣ
ла, что отъ Князя никакого прошенія не поступало, а должно было поступить такого-то содержанія (Шкаликъ досталъ отъ конторщика черновое прошеніе), что свидѣ
тель былъ только одинъ, у[мнѣ
йшій] человѣ
къ сказалъ, что никто, кромѣ
его, не можетъ устроить этаго дѣ
ла, но что онъ, такъ и быть, берется за него, тѣ
мъ болѣ
е, что Шкалику выгоднѣ
е, вмѣ
сто того, чтобы платить 50 р. какому-то (Рюрику) 9 мужлану, заплатить ему хоть 15. «Такъ-то, братъ Алешка», – сказалъ онъ, приподнимаясь. – «Такъ точно», – отвѣ
чалъ Шкаликъ. Послѣ
этаго умнѣ
йшій человѣ
къ, не слушая обычныхъ лестныхъ словъ Шкалика насчетъ своего высокаго ума, впалъ въ задумчивость. Плодомъ этой задумчивости были двѣ
бумаги слѣ
дующаго содержанія: 1) По титулѣ
: такого-то и туда прошенія, а о чемъ тому слѣ
дуютъ пункты. 1) Проѣ
зжая туда-то и туда-то, нашелъ на полянѣ
такой-то и такой-то сѣ
но мое расхищеннымъ (ночью должно было разломать два стога и увезти во дворъ); 2) похитителями были хабаровскіе крестьяне, въ чемъ я удостовѣ
рился, заставъ ихъ на мѣ
стѣ
преступленія. 3) Увидавъ, что гнусный и преступный замыселъ ихъ открыть, они возъимѣ
ли намѣ
реніе лишить меня жизни, но всемилостивѣ
йшее Провидѣ
ніе спасло меня незримымъ перстомъ своимъ и т. д.; 4) и потому прошу, дабы съ злоумышленными похитителями онаго сѣ
на, и грабителями поступлено было по законамъ. Къ подачѣ
надлежитъ туда-то, сочинялъ такой-то и т. д.2-ая бумага – отзывъ на прошеніе, которое могъ подать Князь.
Въ числ
ѣ
похитителей сѣ
на, означенныхъ въ прошеніи моемъ, поданномъ тогда-то, преждевременно разрѣ
шившаяся безжизненнымъ плодомъ женщина Аѳ
енья Болхина не находилась, а поэтому въ несчастіи, ее постигшемъ, я не могъ быть причиненъ. Но, какъ слышно, произошло то отъ побоевъ мужа ея, наказывавшаго ее за распутное поведеніе. Боясь же открыть свое преступленіе помѣ
щику своему, студенту, князю Нехлюдову, имѣ
вшему къ выше упомянутой Аѳ
еньи особенное пристрастіе (что видно изъ того, что она была тотчасъ же взята для пользования на барскій дворъ), вышеупомянутый крестьянинъ Болха ложно показалъ, что она находилась во время покражи моего сѣ
на и буйства, произведеннаго хабаровскими крестьянами такого-то числа на Савиной полянѣ
, и что я могъ быть причиною несвоевременнаго ея разрѣ
шенія и т. д.У[мн
ѣ
йшій] человѣ
къ получилъ тотчасъ же обѣ
щанные 15 р., изъ которыхъ только полтинникъ, и то съ бранью перешелъ въ руки притащившейся съ дѣ
тьми въ слезахъ Марьи Григорьевны, а на остальныя же умнѣ
йшій человѣ
къ и министръ продолжалъ быть болѣ
нъ, т. е. пить запоемъ. Шкаликъ съ радостной улыбкой получилъ, въ замѣ
нъ 15 р., двѣ
краснорѣ
чивыя, драгоцѣ
нныя бумаги. Эти-то бумаги находились уже въ его кармазинномъ карманѣ
, когда онъ послѣ
обѣ
дни глубокомысленно говорилъ князю: «Всѣ
подъ Богомъ ходимъ, Ваше Сіятельство».Глава
[6].Размышленія Князя
. 10Юный князь скорыми шагами шелъ къ дому. Прихожане съ любопытствомъ поглядывали на него, зам
ѣ
чая отрывистые жесты, которые онъ дѣ
лалъ, разсуждая самъ [съ] собой. Онъ былъ сильно возмущенъ. «Нѣ
тъ! – думалъ Николинька, – безстыдная ложь, отпирательство отъ своихъ словъ, вотъ что возмущаетъ меня. Я не понимаю, даже не могу понять, какъ можетъ этотъ человѣ
къ послѣ
всего, что онъ мнѣ
говорилъ, послѣ
слёзъ, которыя казались искренними, такъ нагло отказываться отъ своихъ словъ и имѣ
ть духу смотрѣ
ть мнѣ
въ глаза! Нѣ
тъ, правду говорилъ Яковъ, онъ рѣ
шительно дурной человѣ
къ, и его должно наказать. Я буду слабъ, ежели я этаго не сдѣ
лаю. – Но правъ ли я? Не виноватъ-ли я въ томъ, что онъ теперь отказывается? Зачѣ
мъ я требовалъ эти проклятыя деньги? Мнѣ
и тогда что-то говорило, что не годится въ такомъ дѣ
лѣ
вмѣ
шивать деньги! Такъ и вышло. Можетъ, онъ точно раскаявался, но я привелъ это хорошее чувство въ столкиовеніе съ деньгами, съ скупостью, и скупость взяла верхъ. Точно, 50 р. для Болхи значитъ много, и хотя не полное, но все-таки было вознагражденіе, а для него пожертвованіе 15 рублей было доказательствомъ его искренности. – Разумѣ
ется, ежели-бы я теперь пересталъ требовать деньги, онъ охотно-бы помирился и опять поцѣ
ловался-бы, – вспомнивъ эту, сдѣ
ланную имъ смѣ
шную сцену между Шкаликомъ и Игнаткой, Князь вздрогнулъ и покраснѣ
лъ до ушей, – но что же бы это было за примиреніе? комедія. Довольно и разъ сдѣ
лать глупость. – Главное то, – продолжалъ Князь, нахмурившись и прибавляя шагу, – онъ меня одурачилъ. Я могу за это сердиться, могу желать отмстить ему, потомъ могу смѣ
яться надъ собой и своимъ сердцемъ, могу забывать и презирать его обиды. Все это будетъ очень любезно, – продолжалъ онъ иронически, – но какое я имѣ
ю право забывать не свои обиды, а зло, несчастіе, которое онъ причинилъ людямъ, которыхъ я обязанъ покровительствовать, обязанъ, потому что они не имѣ
ютъ средствъ сами защищаться. Ежели я оставлю дѣ
ло это такъ, то что-же обезпечитъ не только собственность, но личность, семейство, – самыя священныя права моихъ крестьянъ? Они не могутъ защищать ихъ, поэтому обязанность эта лежитъ на мнѣ
. Я самъ не могу защитить ихъ, поэтому я долженъ искать защиты у правительства. Да, я не съ Шкаликомъ буду тягаться, а я буду отстаивать самыя священныя права своихъ подданныхъ. Тутъ нѣ
тъ ни меня, ни Шкалика, а тутъ есть справедливость, которой я долженъ и буду служить. Николинька въ первый разъ начиналъ тяжбу. Это тревожило его. Хотя онъ и былъ юристомъ въ Университетѣ
, но имѣ
лъ самое смутное и непріязненное понятіе о присутственныхъ мѣ
стахъ. Поэтому, чтобы рѣ
шиться имѣ
ть съ ними дѣ
ло, онъ долженъ былъ вызвать въ окружающихъ должное для него понятіе о долгѣ
. —