Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика

 
Глава. Иванъ Чурисъ
. 11
 
Подходя къ Хабаровк
ѣ
, Князь остановился, вынулъ изъ кармана записную книжку, которую всегда носилъ съ собой, и на одной изъ страницъ прочелъ н
ѣ
сколько крестьянскихъ съ отметками именъ.
«Иванъ Чурисъ – просилъ сошекъ», прочелъ онъ и, взойдя въ улицу, подошелъ къ воротамъ 2-ой избы съ права.
Жилище Ивана Чуриса составляли полусгнившій, подопр
ѣ
лый съ угловъ срубъ, похилившійся и вросшій въ землю такъ, что надъ самой навозной завалиной виднелось одно разбитое оконце – красное волоковое съ полуоторваннымъ ставнемъ и другое – волчье, заткнутое хлопкомъ; рубленные сени, съ грязнымъ порогомъ и низкой дверью, которые были ниже перваго сруба, и другой маленькой срубъ, еще древнее и еще ниже сеней; ворота и плетеная клеть. Все это было когда то покрыто подъ одну неровную крышу, теперь же только на застрехе густо нависла черная гніющая солома, на верху же м
ѣ
стами виденъ былъ р
ѣ
шетникъ и стропила. Передъ дворомъ былъ колодезъ съ развалившимся срубомъ, остаткомъ столба и колеса и съ грязной лужей, въ которой полоскались утки. Около колодца стояли дв
ѣ
 старыя, старыя треснувшія и надломленныя ракиты, но все таки съ широкими бл
ѣ
дно-зелеными в
ѣ
твями. Подъ одной изъ этихъ ракитъ, свид
ѣ
тельствовавшихъ о томъ, что кто[то] и когда-то заботился о украшеніи этаго м
ѣ
ста, сид
ѣ
ла 8-л
ѣ
тняя б
ѣ
локурая д
ѣ
вчонка и заставляла ползать вокругъ себя другую 2-л
ѣ
тнюю д
ѣ
вчонку. Дворной щенокъ, вилявшій хвостомъ около нихъ, увидавъ Князя, опрометью бросился подъ ворота и залился оттуда испуганнымъ дребезжащимъ лаемъ.
– Дома-ли Иванъ? спросилъ Николинька.
Старшая д
ѣ
вочка остолбенела и начала все бол
ѣ
е открывать глаза, меньшая раскрыла ротъ и сбиралась плакать. – Небольшая старушонка, притаившись въ с
ѣ
няхъ, повязанная б
ѣ
лымъ платкомъ, изъ подъ котораго выбивались полус
ѣ
дые волосы, и въ изорванной клетчатой понев
ѣ
, низко подпоясанной старенькимъ, красноватымъ кушакомъ, выглядывала изъ за дверей.
Николинька подошелъ къ с
ѣ
нямъ. «Дома, кормилецъ», проговорила жалкимъ голосомъ старушонка, низко кланяясь и какъ будто очень испугавшись. Николинька, поздоровавшись, прошелъ мимо прижавшейся въ с
ѣ
няхъ и подперевшейся ладонью бабы на дворъ. На двор
ѣ
 б
ѣ
дно лежалъ клочьями старый почерн
ѣ
вшій навозъ. На навоз
ѣ
 валялся боровъ, сопр
ѣ
лая колода и вилы. Нав
ѣ
сы вокругъ двора, подъ которыми кое-гд
ѣ
 безпорядочно лежали кадушки [?], сани, тел
ѣ
га, колесо, колоды, сохи, борона, сваленныя въ кучу негодныя колодки для ульевъ, были вовсе раскрыты, и одна сторона ихъ вовсе обрушилась, такъ что спереди переметы лежали уже не на углахъ, а на навоз
ѣ
. Иванъ Чурисъ топоромъ и обухомъ выламывалъ плетень, который придавила крыша. Иванъ Чурисъ былъ челов
ѣ
къ л
ѣ
тъ 50, ниже обыкновеннаго роста. Черты его загор
ѣ
лаго продолговатаго лица, окруженнаго темнорусою съ прос
ѣ
дью бородою и такими-же густыми, густыми волосами были красивы и сухи. Его темно голубые, полузакрытые глаза выражали умъ и беззаботность. Выраженіе его рта р
ѣ
зко обозначавшагося, когда онъ говорилъ, изъ подъ длинныхъ р
ѣ
дкихъ усовъ незам
ѣ
тно сливающихся съ бородою, было столько-же добродушное, сколько и насм
ѣ
шливое. По грубости кожи глубокихъ морщинъ и р
ѣ
зко обозначеннымъ жиламъ на ше
ѣ
, лиц
ѣ
 и рукахъ, неестественной сутуловатости, особенно поразительной при маленькомъ рост
ѣ
, кривому дугообразному положенію ногъ и большему разстоянію большаго пальца его руки отъ кисти, видно было, что вся жизнь его прошла въ работ
ѣ
 – даже въ слишкомъ трудной работ
ѣ
.
Вся одежда его состояла изъ б
ѣ
лыхъ полосатыхъ партокъ, съ синими заплатками на кол
ѣ
няхъ и такой же рубахи безъ ластовиковъ съ дырьями на спин
ѣ
, показывающими здоровое б
ѣ
лое т
ѣ
ло. Рубаха низко подпоясывалась тесемкой съ вис
ѣ
вшимъ на ней негоднымъ ключикомъ.
– Богъ помочь теб
ѣ
, Иванъ, – сказалъ Князь. Чурисенокъ (какъ называли его мужики), увидавъ Князя, сд
ѣ
лалъ энергическое усиліе, и плетень выпростался изъ подъ стропилъ; онъ воткнулъ топоръ въ колоду и, оправляя поясокъ, вышелъ изъ подъ нав
ѣ
са.
– Съ праздникомъ, Ваше Сіятельство, – сказалъ онъ, низко кланяясь и встряхивая головой.
– Спасибо, любезный… вотъ пришелъ твое хозяйство пров
ѣ
дать. Ты в
ѣ
дь сохъ просилъ у меня, такъ покажи ка на что он
ѣ
 теб
ѣ
?
– Сошки?
– Да, сошки.
– Известно на что сохи, батюшка Ваше Сіятельство, все старо, все гнило, живаго бревна н
ѣ
ту-ти. Хоть мало-мальски подпер
ѣ
ть, сами изволите вид
ѣ
ть – вотъ анадысь уголъ завалился, да еще помиловалъ Богъ, что скотины въ ту пору не было, да и все то ели ели виситъ, – говорилъ Чурисъ, презрительно осматриваясь. – Теперь и стропила-ти и откосы, и переметы, только тронь, глядишь, дерева д
ѣ
льнаго не выдетъ. А л
ѣ
су гд
ѣ
 нынче возьмешь?
– Такъ для чего-же ты просилъ у меня 5 сошекъ? – спросилъ Николинька съ изумленіемъ.
– Какже быть-то? старыя сохи подгнили, сарай обвалился, надо-же какъ нибудь извернуться…
– Да в
ѣ
дь ужъ сарай обвалился, такъ подпереть его нельзя, а ты самъ говоришь, что коли его тронуть, то и стропилы вс
ѣ
 новыя надо. Такъ 5 сохъ теб
ѣ
 не помогутъ.
– Какого рожна подпереть, когда онъ на земли лежитъ.
– Теб
ѣ
 стало быть, нужно бревенъ, а не сошекъ, такъ и говорить надо было, – сказалъ Николинька строго.
– Вистимо нужно, да взять то гд
ѣ
 ихъ возьмешь. Не все-же на барскій дворъ ходить! Коли нашему брату повадку дать, то за всякимъ добромъ на барскій дворъ кланяться, какіе мы крестьяне будемъ? А коли милость ваша на то будетъ насчетъ 2 дубовыхъ макушекъ, что на гумн
ѣ
 лежатъ, говорилъ онъ, робко кланяясь и переминаясь, такъ тоже я, которыя подм
ѣ
ню, которыя поур
ѣ
жу изъ стараго какъ-нибудь соорудаю. Дворъ-то зиму еще и простоитъ.
– Да и в
ѣ
дь ты самъ говоришь, что все пропащее: нынче этотъ уголъ обвалился, завтра тотъ и весь завалится. Какъ думаешь, можетъ простоять твой дворъ безъ починки года два, или завалится?
Чурисъ задумался и устремилъ внимательные взоры на крышу двора.
– Оно, може, и завалится, – сказалъ онъ вдругъ.
– Ну вотъ видишь ли! ч
ѣ
мъ теб
ѣ
 за каждой плахой на барскій дворъ ходить (ты самъ говоришь, что это негодится), лучше сд
ѣ
лать твой дворъ заново. Я теб
ѣ
 помогу, потому что ты мужикъ старательный. Я теб
ѣ
 л
ѣ
са дамъ, а ты осенью все это заново и сд
ѣ
лай; вотъ и будетъ славно.
– Много довольны вашей милостью, – отв
ѣ
чалъ, почесываясь Чурисъ. (Онъ не в
ѣ
рилъ исполненію об
ѣ
щанія Князя.)
– Мн
ѣ
 хоть бревенъ 8 арш., да сошекъ, такъ я совс
ѣ
мъ справлюсь, а который негодный л
ѣ
съ въ избу на подпорки, да на накатникъ пойдетъ.
– A разв
ѣ
 у тебя изба плоха?
– Того и ждемъ съ бабой, что вотъ вотъ раздавитъ кого-нибудь. Намедни и то накатина съ потолка бабу убила.
– Какъ убила?
– Да такъ убила, Ваше Сіятельство, по спин
ѣ
 какъ полыхнетъ, и такъ она до ночи, сердешная, за мертво лежала.
– Что-жъ прошло?
– Прошло-то прошло, да Богъ ее знаетъ, все хвораетъ.
– Ч
ѣ
мъ ты больна? – спросилъ Князь у охавшей бабы, показавшейся въ дверяхъ.
– Все вотъ тутъ не пущаетъ меня, да и шабашъ, – отв
ѣ
чала баба, указывая на свою тощую грудь.
– Отчего-же ты больна, а не приходила сказаться въ больницу? можетъ быть теб
ѣ
 и помогли.
– Пов
ѣ
щали, кормилецъ, да недосугъ все. И на барщину, и дома, и ребятишки, все одна. Д
ѣ
ло наше одинокое, – отв
ѣ
чала старушонка, жалостно потряхивая головой.