Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика
Въ это время старушонка выскочила впередъ и въ слезахъ упала въ ноги совершенно сконфуженному Николиньк
ѣ
. – Не погуби, кормилецъ, ты нашъ отецъ, ты наша мать, куда намъ селиться, мы люди старые одинокіе, какъ Богъ, такъ и ты…Николинька пришелъ въ сильн
ѣ
йшее волненіе: онъ вскочилъ съ лавки, морщился, краснѣ
лъ, не зналъ, куда дѣ
ваться, и никакъ не могъ уговорить бабу перестать.– Что ты! встань, пожалуйста. Коли не хотите, такъ не надо, я принуждать не стану, – говорилъ, разчувствовавшись Николинька, и безъ всякой причины махая руками.
Невыразимо грустное чувство овлад
ѣ
ло имъ, когда онъ сѣ
лъ опять на лавку, и въ избѣ
водворилось молчаніе, прерываемое только хныканьемъ бабы, удалившейся подъ полати и утиравшей слезы рукавомъ рубахи; онъ понялъ, что значитъ для этихъ людей разваливающаяся избенка, обваленный колодезь съ лужей, гніющія ветлы передъ кривымъ оконцемъ, клевушки и сарайчикъ. Онъ понялъ, что какое бы ни было ихъ гнѣ
здо, они не могутъ не любить его. Пускай вся жизнь ихъ прошла въ немъ въ тяжеломъ трудѣ
, горѣ
и лишеніяхъ; но все-таки это было ихъ гнѣ
здо, въ немъ выражалась вся 50-лѣ
тняя трудная ихъ деятельность.– Какже ты, Иванъ, не сказалъ при мір
ѣ
прошлое Воскресенье, что тебѣ
нужна изба, я теперь не знаю, какъ помочь тебѣ
. Я говорилъ вамъ всѣ
мъ тогда, что я посвятилъ свою жизнь для васъ, что я готовъ самъ лишить себя всего, лишь бы вы были довольны и счастливы. – Слова эти ясно доказывали неопытную молодость Николиньки. Онъ не зналъ, что обѣ
щанія такого рода не прибавляютъ никакой цѣ
ны ихъ исполненію, что, напротивъ, благодѣ
янія безъ приготовленій гораздо силънѣ
е дѣ
йствуютъ на душу тѣ
хъ, которые ихъ получаютъ; не зналъ, что слова эти запомнются и въ случаѣ
неисполненія ихъ, вселятъ недовѣ
ріе въ его мужикахъ и въ немъ самомъ удвоятъ тяжелое чувство поздняго раскаянія. Онъ не зналъ и того, что такого рода изліянія не способны возбуждать довѣ
рія ни въ комъ и въ особенности въ русскомъ человѣ
кѣ
, любящемъ не слова, a дѣ
ло и не охотникѣ
до выраженія чувствъ, хотя глубоко воспріимчивомъ. – Но простодушный Николинька не могъ не излить благородное чувство, преполнявшее его душу.Чурисъ погнулъ голову на сторону и медленно моргая, съ принужденнымъ вниманіемъ, слушалъ Николиньку, какъ челов
ѣ
ка, котораго нельзя не слушать, хотя онъ и говоритъ вещи, совершенно до насъ не касающіяся и нисколько неинтересныя.– Но в
ѣ
дь я не могу всѣ
мъ давать все, что отъ меня требуютъ. Ежели-бы я не отказывалъ всѣ
мъ, кто у меня проситъ лѣ
са, скоро у меня ничего не осталось, и я не могъ бы дать тому, кто истинно нуждается. Затѣ
мъ-то я и отдѣ
лилъ заказъ и опредѣ
лилъ его для исправленія крестьянскаго строенія. Лѣ
съ этотъ теперь ужъ не мой, а вашъ – крестьянскій, и ужъ я имъ не могу распоряжаться, а распоряжается міръ, какъ знаетъ. Ты приходи нынче на сходку, я міру поговорю о твоей просьбѣ
, коли онъ присудитъ тебѣ
избу дать, такъ и хорошо, а у меня ужъ теперь лѣ
су нѣ
тъ. Я отъ всей души желаю помочь, но дѣ
ло уже не мое, a мірское.– Много довольны вашей милостью, – отв
ѣ
чалъ смущенный Чурисъ, – коли на дворъ лѣ
ску ублаготворите, такъ мы и такъ поправимся.– Н
ѣ
тъ, ты приходи.– Слушаю.
Николиньк
ѣ
видно хотѣ
лось еще спросить что-то, онъ не вставалъ и послѣ
довольно непріятнаго для него молчанія, онъ робко спросилъ, заглядывая въ пустую нетопленную печь: – Что вы ужъ обѣ
дали?Подъ усами Чуриса обозначилась н
ѣ
сколько насмѣ
шливая и вмѣ
стѣ
грустная улыбка, онъ не отвѣ
чалъ.– Какой об
ѣ
дъ, кормилецъ? – тяжело вздыхая, проговорила баба: – хлѣ
бушка поснѣ
дали, вотъ и обѣ
дъ нашъ. За сныткой нынче ходить неколи было, такъ и щецъ сварить не изъ чего, что кваску было тамъ – ребятамъ дала.– Нынче постъ голодный, Ваше Сіятельство, – вм
ѣ
шался Чурисъ, – хлѣ
бъ, да лукъ, вотъ и пища наша мужицкая. Еще слава-ти Господи, хлѣ
бушка-то у меня, по милости Вашей, по сю пору хватило, а то сплошь и хлѣ
ба-то нѣ
ту, а луку нынѣ
вѣ
здѣ
недородъ, у Михаила Брюхина за пучокъ по грошу берутъ, а покупать нашему брату не откуда. Съ пасхи, почитай, что и въ Церкву не ходилъ: – свѣ
чку Миколѣ
не на что купить.Николинька зналъ въ какой б
ѣ
дности живутъ крестьяне, но мысль эта была такъ невыносимо тяжела для него, что онъ противъ воли забывалъ истину и всякій разъ, когда ему напоминали ее, у него на сердцѣ
становилось еще грустнѣ
е и тяжеле.– Отчего вы такъ б
ѣ
дны? – сказалъ онъ, думая вслухъ.– Да какъ-же намъ и быть, батюшка, какъ не б
ѣ
днымъ? Земля наша какая? вы сами изволите знать, глина, бугры, да и то, видно, прогнѣ
вали мы Бога, вотъ ужъ съ холеры, почитай, хлѣ
ба не родитъ. Луговъ и угодьевъ опять меньше стало, которыя позаказали, которыя попридрали. Дѣ
ло мое одинокое, старое…, гдѣ
и радъ-бы похлопоталъ – силъ моихъ нѣ
ту. Старуха моя больная, что ни годъ, то дѣ
вчонокъ рожаетъ. Вѣ
дь всѣ
хъ кормить надо. Вотъ одинъ маюсь, а 7 душъ дома. – Грѣ
шенъ Господу Богу, часто думаю себѣ
: хоть-бы прибралъ ихъ Богъ поскорѣ
е, и мнѣ
бы легче было, да имъ то, сердечнымъ, лучше, чѣ
мъ здѣ
сь горе мыкать. – Вотъ моя подмога, вся тутъ, продолжалъ онъ, указывая на бѣ
логоловаго, шаршаваго мальчика лѣ
тъ семи, который съ огромнымъ животомъ въ это время робко подошелъ къ нему и, уставивъ изъ подлобья удивленные глаза на Николиньку, сморщился и изо всѣ
хъ силъ ковырялъ у себя въ носу. – Вотъ и подсобка, – продолжалъ звучнымъ голосомъ Чурисъ, проводя своей шаршавой рукой по лицу ребенка, – когда его дождешься; a мнѣ
ужъ работу не въ мочь. Старость-бы еще ничего, да грыжа меня одолѣ
ла. Въ ненастье хоть крикомъ кричи; a вѣ
дь ужъ мнѣ
давно въ старики пора, вонъ Данилкинъ [?] Ермишка – всѣ
моложе меня, а ужъ давно земли сложили. Ну мнѣ
сложить не на кого, вотъ бѣ
да моя, а кормиться надо, вотъ и бьюсь, Ваше Сіятельство.– Какъ же быть, в
ѣ
дь міръ не согласится съ тебя земли сложить.– Изв
ѣ
стно дѣ
ло, коли землей владать, то и барщину править надо, какъ-нибудь малаго дождусь, только будетъ милость ваша насчетъ училища его увольте, а то намедни Земской приходилъ, говорилъ Его Сіятельство гнѣ
ваться изволятъ, что мальчишки нѣ
тъ. – Вѣ
дь какой у него разумъ, Ваше Сіятельство, онъ еще и ничего не смыслитъ.– Н
ѣ
тъ, Иванъ, мальчикъ твой ужъ можетъ понимать, ему учиться пора. – Вѣ
дь я для твоего-же добра говорю, ты самъ посуди, какъ онъ у тебя подрастетъ, хозяиномъ станетъ, да будетъ граммоти знать и считать будетъ умѣ
ть, и въ Церкви читать, вѣ
дь все у тебя дома съ Божьей помощью лучше пойдетъ, – договорилъ Николинька, стараясь выражаться какъ можно популярнѣ
е.– Не спорно, Ваше Сіятельство, да дома-то побыть некому: мы съ бабой на барщин
ѣ
, онъ хоть и маленекъ, а все подсобляетъ: и скотину загнать, лошадей напоить. Какой ни есть, а все мужикъ, – и онъ съ улыбкой опять провелъ рукою по его лицу.– Все таки ты присылай его, когда ты самъ дома, и когда ему время, – слышишь.
– Слушаю, – неохотно отв
ѣ
чалъ Чурисъ.– Да, я еще хот
ѣ
лъ сказать тебѣ
, – сказалъ Николинька, – отчего у тебя навозъ не довоженъ?– Какой у меня навозъ? и возить нечего, 2-хъ кучь не будетъ. Скотина моя какая: кобыла, да коровенка, а телушка осенью изъ телятъ Ш[калику?] отдалъ вотъ и скотина моя.
– Отчего-жъ у тебя скотины мало, а ты осенью ей телку изъ телятъ отдалъ?