Волчья звезда
– Да?
– Никому больше не говори о том, что они делают с этими пленными.
Я поняла, что он тоже испугался. Не меньше меня, а то и больше.
– Говори, видела, как они там крутят мельничный жернов или воду таскают. Что-то в этом роде. А то старейшины и впрямь решат, что тебе нечего там делать.
Я вздохнула.
– Ладно, – сказала я, – я поняла. Поеду.
Разумеется, никакую воду эти кочевые не таскали; уж не знаю, чем там они целый день занимались – я-то училась делать Записи. Об этом я даже Скарабею говорить не стала – как бы он тоже не решил, что я порченная или что-то в этом роде. Я подумала, что, может, расскажу ему потом, когда научусь как следует; может, он все-таки поймет, что никаких особых хитростей тут нет, – и впрямь, похоже, Запись не меняется, если ее переписать правильно. Поначалу переписывать значки было страшно – даже руку сводило, и я все ожидала небесного грома или чего-то в этом роде, но, видимо, у Звездных Людей действительно была своя магия – и со временем я осмелела. Диана была мной вроде довольна – а что значки у меня получаются такие кривые, так это, говорила она, дело привычки. У нее-то, когда она бралась за дело, значки выходили ровные, совсем как настоящие. Другое дело, что Записи мне доставались все больше какие-то бесполезные – какая-то долгая история про каких-то вроде кочевых, только из морского народа, которые осаждали каких-то оседлых чуть не двадцать лет – и какое становище выдержит так долго? Кажется, там все дело было в том, что эти оседлые увели какую-то бабу, не заплатив калым, но на кой им через двадцать лет потребовалась эта баба, спрашивается? Она же уже ни на что не годилась! А когда я спросила Диану, кому нужны Записи про каких-то сумасшедших, та только рассмеялась и сказала, что это, мол, «художественное преувеличение». Я так понимаю, Тот-Кто-Рассказывал Тому-Кто Записывает, просто приврал для красоты; стыд да и только. Так вот, я, значит, сидела и переписывала эту нудную запись – Диана отметила мне кусок от и до, а сама куда-то вышла, и тут вошел этот Барсук со своим краденым именем. Мне стало страшно – он сам открыл вход, как будто так и надо. Я на всякий случай спряталась за стол с экраном – тут же ничего не было, никакого оружия, даже простого ножа!
Он окинул меня презрительным взглядом – я-то тряслась и думала, не позвать ли мне на помощь (иногда Звездные Люди как-то слышат на расстоянии), но он больше не двинулся с места, и сказал:
– Так, значит, это они тебя тут прячут! Ты тоже выкуплена?
Я ответила:
– Не твое дело!
– Не бойся, – продолжал он, – я тебя не трону. Просто хотел спросить – кто они такие?
– Новое племя.
– Откуда они пришли?
– С неба.
Он покачал головой.
– Так не бывает.
– Я сама видела.
– И сколько же их здесь?
Я сказала:
– Не знаю. Похоже, много, раз они возвели свое становище так быстро.
Он опять усмехнулся:
– Это ничего не значит. Они все делают быстро. Вернее, эти их штуки, машины. В этом-то вся их сила – в машинах. Машины все за них делают – качают воду, возят, кормят. Без них они все равно, что голые. Все равно, что улитка без панциря; наступи ногой – и все. Так сколько же их здесь? Где они проводят ночь?
– Вы тут ходите свободно. Не я. Тебе лучше знать.
– Нас держат раздельно. И запирают на ночь. И далеко не все двери тут открываются так просто.
Он вновь окинул меня холодным взглядом.
– Так значит, ты приходишь сюда по своей воле? Ваше становище с ними побраталось, да? Хорошеньких же побратимов вы себе нашли – ведь это же нелюди! Впрочем, чего ждать от оседлых?
– По крайней мере мы не бьем в спину…
Он сказал:
– Передай вашим, что они будут плакать кровавыми слезами.
Может, он и впрямь не собирался убивать меня сейчас, но мне было просто ужас как страшно. Тут дверь вновь отворилась и вошел Улисс. Кочевой тут же смолк и уставился в пол, а Улисс оглядел нас с этим своим дурацким доброжелательным видом.
– А, – сказал он, – похоже, вы уже начинаете находить общий язык?
Я уже открыла было рот, чтобы сказать все, что я по этому поводу думаю, но кочевой, укравший чужое имя, опередил меня.
– Да, – ответил он, – все в порядке, друг.
Весной в соленое озеро к востоку от становища через перемычку, соединяющую озеро с морем, заходит рыба – мы называем ее «головастик» – нагуливать жир и метать икру. И в день весеннего равноденствия все близлежащие становища выделяют своих людей для большого лова. Они ставят сети на закате в том месте, где озеро соединяется с морем, и всю ночь носятся по озеру с факелами, загоняя рыбу в протоку, а утром выбирают сети. В эту ночь те, кто остался на берегу, обычно жгут костры и пляшут, чтобы рыбакам была удача. Потом почти целый лунный месяц в округе воняет рыбой, повсюду блестит серебряная чешуя и зеленые мухи слетаются на горы потрохов, но эта ночь и впрямь замечательная, волшебная ночь, и когда я рассказала Улиссу, он прямо загорелся и сказал, что хочет поглядеть на ночной лов. Похоже, он ничего такого раньше не видел – если они и впрямь прилетели со своих звезд, значит, там у них рыба не водится, подумала я.
– Если вы захотите быть с теми, кто ставит сети, – сказала я, – Кречет не будет против.
– Хорошо, – сказал он, – тогда мы с Дианой…
– Не понимаю, при чем тут Диана? Женщины не ставят сети. Если хоть одна войдет в озеро во время лова, рыба обидится и навсегда уйдет в море. А то вы не знали?
– Понятия не имел, – сказал он. – Но ты же идешь?
– Я-то в озеро не лезу. Я буду вместе с остальными – сидеть на берегу и жечь костры. Очень мне надо, чтоб меня камнями закидали!
– Ясно, – сказал он, – ну что же, тогда она тоже посидит на берегу.
Он помолчал, потом спросил:
– А если бы мы взяли с собой Барсука и Кожана?
– А вы сами как думаете?
– Думаю, – печально сказал он, – никто из ваших им не обрадуется. А жаль – это был бы такой хороший предлог для начала мирных переговоров. Кожан у себя в племени не маленький человек…
– Это он вам сказал?
– Почему я должен им не верить?
– Потому что они никогда не скажут вам правды, кочевые. И никакой он не Кожан – тоже украл у кого-то имя.
– Дались тебе эти имена, – сказал он раздраженно.
– Это же самое важное, как вы не понимаете? У них совсем нет чести, вот ни на столечко…
– А я надеялся, ты все же переменишь свое мнение, когда познакомишься с ними получше, – печально заметил он.
– Улисс, – ответила я, – и не просите.
Что бы он там в глубине души ни думал, но внял голосу здравого смысла и взял с собой только Диану. Она осталась на берегу озера вместе с остальными женщинами и ребятней, которая, как всегда бывает в такой праздник, носилась туда-сюда, путаясь у всех под ногами. Звездная женщина держалась хорошо, с достоинством, но я-то видела, что ей неуютно – наши бабы всячески старались дать ей понять, что она тут как пятая нога зайцу. Я знала, они ее презирают – ничего из того, что положено делать приличной женщине она не умела, даже спрашивала про то, как мы выпекаем хлеб. Повсюду горели костры – весь берег был в огнях, точно звездное небо осенью; смех и голоса перекликались друг с другом, отражаясь от воды, небо переливалось всеми закатными красками, потом позеленело, потом зелень сменилась глубокой синевой и костры на берегу запылали еще ярче. В озере тоже сияли огни, отражаясь в черной воде, – факелы, фонари и масляные плошки – частью на лодках, частью в руках у загонщиков – озеро-то было мелководное, большей частью по пояс, из зарослей камыша то и дело взлетали вспугнутые птицы, но сегодня никто на них не обращал внимания. Порою низко-низко над головой летучие мыши проносились на своих мягких крыльях, привлеченные множеством насекомых, ошалевших от такого обилия света.
Диана наблюдала за всем этим завороженно, даже рот приоткрыла, в руках у нее был такой специальный Предмет, совсем крохотный, при помощи которого каждый потом может увидеть то, что видела она, – они называли его «камера». Она медленно водила этой штукой из стороны в сторону, потом, обернувшись, увидела меня, и кажется, обрадовалась – обычно-то она относилась ко мне снисходительно, как к дуре какой, но сейчас, видимо, устала от враждебности остальных.