Последнее наше "Привет" (ЛП)

Я подавилась, пролив немного вина на подбородок и шею, сунула бутылку Кеннеди в протянутую руку, и вытерла стекавшую по коже каплю. Он охотно взял вино и выпил намного больше, чем смогла я.
Он прервался, чтобы перевести дух, и бутылка оказалась почти наполовину пустой.
— М-да, не очень-то вкусно, — согласился он.
— Дешевое вино, — ответила я равнодушно, слегка улыбаясь.
— Это верно, — хихикнул он. — Хочешь еще?
Я сморщила нос и подняла палец вверх:
— Э-э, дай мне минутку, нужно присесть, — я огляделась в поисках моего пуфа. Заметив его в самом углу, я подошла и плюхнулась вниз. Когда Кеннеди опустился на свой пуф рядом со мной, я глубоко вдохнула.
— Ты кружишься, — сказал он, наклонив голову в мою сторону, глаза его блестели.
— Ты тоже, — кивнула я, наклонив голову набок.
Он сделал еще глоток и нахмурился:
— Это действительно дешевое вино.
Я засмеялась и протянула руку:
— А я выпью.
Он передал мне бутылку, и я выпила. Немного встряхнувшись, я сделала еще один глоток, но омерзительный привкус не исчезал, поэтому я раздраженно вздохнула:
— Не думаю, что смогу когда-нибудь это полюбить, — и вернула бутылку Кеннеди.
Он не стал пить. Повертел бутылку в руках, на дне оставалось еще немного вина. Он посмотрел на меня и улыбнулся – но это была другая улыбка, которой я раньше никогда не видела. Я внимательно наблюдала за ним, ожидая, что он что-то скажет.
— Ты когда-нибудь задумывалась о вечности, Уиллоу? — наконец произнес он.
Я пожала плечами.
— Как-то сложно думать о вечности, - ответила я. – Особенно когда тебе восемнадцать, и ты ни в чем не уверен.
Я понимала, что не такой ответ он хотел услышать. Как бы я ни притворялась, с ним я всегда была искренна, и Кеннеди это знал.
Он кивнул и нахмурился.
— Последнее время я часто думаю о вечности, — он не смотрел в мою сторону, и я опустила глаза.
— Какого черта, Кеннеди… — прошептала я хмуро. — Почему?
Он слегка тряхнул головой, едва улыбнувшись.
— Потому что лучше думать об этом, чем не задумываться вообще, — пожал он плечами.
— Не знаю, — Я не была уверена, прав ли он на этот счет.
Затем он взглянул на меня. Мы смотрели друг на друга какое-то время. Я не хотела его отпускать. Я не хотела прожить и дня без него. Я не могла думать о вечности. Потому что мне хотелось, чтобы он был частью моей вечности – ведь Кеннеди был моим лучшим другом.
— Прости, мне не следовало этого говорить, — прошептал он, отложив бутылку на пол. — Иди ко мне.
Я дважды споткнулась, пытаясь пересесть к нему. Уткнувшись лицом в его грудь с едва наметившимися мускулами, я вздохнула и обняла его одной рукой. Он опустил подбородок мне на макушку и крепко сжал мою вторую руку, застрявшую между нами.
— Я буду держать тебя за руку, пока бьется мое сердце, Уилл, — сказал он тихо, целуя меня в лоб. — Когда оно перестанет биться, все вокруг станет холодным. Я не хочу, чтобы в этот момент ты оказалась рядом.
 Кеннеди посмотрел на меня сверху вниз, и наши глаза встретились. Мое дыхание участилось, я не хотела слышать что-то подобное. Он говорил правду, и эта правда пугала меня.
— Ты же не хочешь умереть один, Кеннеди. Ты не можешь. Я не позволю, — шептала я.
Он вытер мои льющиеся ручьем слезы.
— Я хочу, чтобы ты запомнила меня таким. Крепко обнимающим и согревающим тебя. Ты не должна быть рядом, когда я буду чувствовать, как умираю, Уиллоу. Я безоговорочно влюблен в тебя, и у меня осталось слишком мало времени, чтобы тебе это показать.
Я возразила, шмыгнув:
— Ты просто пьян.
Он покачал головой и улыбнулся:
— Я безоговорочно влюблен в тебя, даже когда трезвый.
Я не хотела это слышать. Я злилась.
— Зачем ты мне это говоришь? Я и так это знаю. Мы это знаем. Зачем ты сейчас говоришь это вслух? — в моем голосе звучало отчаяние. — Это несправедливо.
Он притянул меня к себе и обнял еще крепче, потому что пока мог сделать это. Сейчас он был достаточно силен, чтобы обнять меня. Потом уже не сможет.
— Лучше я скажу сейчас, как сильно люблю тебя, чем не скажу этого никогда. Это и есть моя вечность, Уиллоу. Понимаешь? Ты моя вечность. Моя. Навсегда, — сказал он, слегка встряхнув меня, и посмотрев мне в глаза так, что я не выдержала его взгляда и отвернулась.
 Я сделала это. Я впервые поцеловала лучшего друга в губы. Он впервые ответил на мой поцелуй. Мы впервые прикасались друг к другу так, как никогда прежде.
— Я люблю тебя, — сказала я Кеннеди в первый раз. Наши губы соприкасались, мы оба тяжело дышали.
Мне следовало думать о том, как он счастлив сейчас, а не о том, что мое сердце разобьется, когда Кеннеди не станет. У него останутся воспоминания обо мне, и я навсегда буду его. Я хотела быть его вечностью. Больше всего на свете.
Мы растворились в его вечности, и вместе со мной он нашел свой покой. Он заслужил это. Я была разбита.
Но я любила его больше жизни.
— Ты моя первая, — сказал он мне.
Я кивнула:
— Я знаю, — и улыбнулась, прильнув к его шее. Это было правдой. В тот момент я была счастлива. — Ты тоже мой первый, — и он знал, что это так.
В доме было много пледов, но почему-то нам не удалось найти ни одного. Мы лежали на полу, согреваясь в объятиях друг друга.
— Я бы спросил, в порядке ли ты, но, боюсь, это прозвучит глупо, учитывая твое признание, — засмеялся он.
— Я в порядке, Кеннеди.
— Я знал, что так и будет.
Я поцеловала его, и нам было не просто хорошо, было прекрасно. Его руки были мягкими и теплыми. Он был теплым, и я любила его. Я прижалась ухом к его обнаженной груди, прислушиваясь к биению его сердца.
Как же я любила этот звук. Моя рука покоилась на его груди, и я могла насладиться звуком биения его сердца.
— Рано или поздно нам придется это сказать, Уиллоу, — произнес он.
— Не сейчас, — возразила я.
Он все равно собирался настоять на своем. По-другому быть не могло. Я ничего не могла изменить. Он дал мне еще один час, потому что хотел этого. Он был сильнее меня.
— Привет, — сказал он.
Я не была готова. И никогда не буду. Я сказала это лишь потому, что он хотел это услышать.
— Привет, — прошептала я. После нескольких секунд тишины я заплакала, потому что мне стало мучительно больно.
Не было слышно ничего, кроме тишины. И после ухода Кеннеди везде и всегда будет только тишина. Мысли об этом нагоняли на меня тоску.
Кеннеди обнимал меня, я все еще лежала на его груди. Я разрыдалась, когда его сердце учащенно забилось, и не могла остановиться.
Он гладил меня по спине, и постепенно я успокоилась. К тому моменту слезы почти иссякли.
Он ничего не сказал.
Я ничего не сказала.
Я залезла на ближайший пуф, пока он одевался, затем он не спеша подошел и помог одеться мне. Застежка бюстгальтера ему не поддавалась, и после пары неудачных попыток я просто отбросила бюстгальтер в сторону. Он был мне не нужен, и Кеннеди с облегчением согласился, вздохнув, но промолчал.
Когда я была полностью одета, Кеннеди последний раз поцеловал меня в губы, затем в лоб, и вышел из нашего дома, так ничего и не сказав.
Тогда мы последний раз сказали друг другу «Привет!».
Я не могла встать и убедить его остаться. Если он останется еще хоть ненадолго, то никогда не захочет уйти. Ему не хватит сил уйти.
Я знала Кеннеди лучше, чем кого-либо.
Он хотел, чтобы я запомнила его как Кеннеди, а не как умирающего в своей постели, изможденного восемнадцатилетнего мальчика. Я понимала и уважала его решение.
В любом случае мое сердце будет разбито.
Лучше видеть, как он легко уходит сейчас, чем наблюдать, как душа будет постепенно покидать его.
Я должна была быть сильной, как он, и не поддаваться слабости.
Просто я любила его, и это было нелегко.
Мне понадобится время, чтобы найти свою цель, и он это знал. Его вера в меня помогала мне идти дальше. Когда-нибудь я буду в порядке.