Как в первый раз
Дана перевернулась на живот и со стоном зарылась лицом в подушку. Сколько же можно? Воскресенье должно быть днем отдыха… от всего. А она отдыхает только от работы. Сегодня ей нечем заняться — разве что принимать заказы от возможных клиентов. Но едва ли их будет столько, чтобы отвлечь ее от мыслей о Кейне.
В этот миг зазвонил телефон. Дана подскочила на постели. Почти девять — для делового звонка в выходной, пожалуй, рановато… Кто бы это мог быть? Сердце ее едва не выскакивало из груди, в голове молотом билось одно-единственное имя; и все же, сняв трубку, она заставила себя произнести спокойно, по-деловому:
— Алло, у телефона Дана Андервуд…
— Дана, это я! — прервал ее резкий мужской голос. — Не вздумай вешать трубку!
Этого еще не хватало! Папочка собственной персоной! Со своим вечным приказным тоном. Дана поджала губы. Нет, больше она не разрешит собой командовать, не позволит отцу унижать и запугивать ее! Пусть только попробует…
Однако сейчас голос отца звучал необычно мягко:
— В прошлый раз, когда мы с тобой разговаривали, я сорвался. Прости. Обещаю, больше такого не повторится. Ты мое единственное дитя, и я хочу, чтобы мы были друзьями. Так что… — Генри глубоко вздохнул.
— Папа, я давно уже не дитя, — отрезала Дана, предупреждая, что он вступает на топкую почву.
— Знаю, знаю! — поспешно заверил он. — Хочешь быть независимой — пожалуйста. Я не против. Все, чего я хочу, — загладить эту дурацкую ссору. Может быть, позавтракаем вместе, поговорим?
Дана устало вздохнула.
— Не думаю, что нам есть о чем говорить, папа. Переделывать себя тебе в угоду я не стану, а ругаться с тобой я сейчас не в настроении.
— О какой ругани речь? Послушай, я готов даже вложить деньги в твой безумный проект!
— Мне не нужна твоя помощь. Деньги я уже достала.
Наступило молчание.
— Так что дергать за эту ниточку ты больше не сможешь, — язвительно добавила Дана.
— Перестань, ради Бога! Согласен, я наделал кучу ошибок. И, наверное, сделаю еще больше — потому что не могу понять, черт побери, чего ты добиваешься…
— А тебе не приходило в голову просто меня выслушать?
— Хорошо! Буду молчать как рыба! Ни словечком тебя не перебью! Не веришь — позавтракай со мной и сама убедишься! Ну что, договорились?
— Тебе не понравится то, что ты услышишь, — честно предупредила Дана.
— Значит, придется это проглотить. — Голос Генри смягчился, в нем появились сладкие умасливающие нотки. — Сладкая моя, я на все готов, чтобы мы снова стали друзьями!
Дана прикрыла глаза; в горле неожиданно встал горький ком. В детстве, обожая отца, она млела от его любимого обращения: «Сладкая моя!» Но жестокая и необъяснимая ненависть отца к Кейну Уильямсу навсегда отравила их отношения, вселив в них недоверие и вражду. Теперь в слове «сладкая» Дане чудились какие-то людоедские обертоны.
— Хорошо, приду, — выдавила Дана. Отец прав: надо повернуться к проблеме лицом и раз навсегда выяснить отношения. Сколько можно убегать от правды? — Буду около одиннадцати.
— Отлично! Совсем как в старые времена! — мягко надавил он.
— Нет, папа. Старые времена не вернутся, и тебе придется с этим смириться, — жестко ответила Дана и повесила трубку.
Два часа спустя она входила в роскошный особняк, выстроенный в английском стиле. Домоправительница, встретив на пороге, провела ее в оранжерею — любимое место отца.
Много лет назад Генри купил этот дом для покойной матери Даны. Из окон открывался потрясающий вид, сам по себе стоивший целое состояние. В планировке и интерьерах чувствовались основательность и безупречный вкус.
Как и в частной, очень дорогой школе для девочек, которую посещала Дана.
Как и во всем, что планировал для нее отец… пока не появился Кейн и не пустил ее налаженную жизнь под откос.
— Дана! — Теплая, радостная улыбка.
— Здравствуй, папа. Не вставай, не надо.
Он сидел за журнальным столом, заваленным воскресными газетами. Дана, подойдя, быстро поцеловала его в щеку, но от объятия увернулась. Отчуждение зашло слишком далеко, ей не хотелось обниматься с почти чужим человеком.
— Прекрасно выглядишь, милая! — похвалил Генри, глядя на нее с нескрываемым восхищением.
Дана улыбнулась.
— Ты тоже.
Для человека за шестьдесят Генри Андервуд выглядел на удивление моложаво и подтянуто. Загар, скрывающий возраст, подчеркивал пронзительную синеву глаз и белоснежную седину вьющихся волос. Он был широкоплеч и крепкогруд, а если мускулы и одрябли с годами, то обычный его наряд — серый костюм и белая рубашка — не позволяли это заметить.
— Что за розы в этом году! — заметила Дана.
Оранжерею заполняли цветущие растения дивной красоты. Отец давно увлекался разведением роз; Дана заговорила о них, зная, что эта тема интересна ему и безопасна для нее. Так и получилось. Генри с гордостью рассказывал о своих успехах по выведению новых сортов, показывал самые любопытные образчики и лучился радостью, видя, что дочери это интересно.
Домоправительница вкатила сервировочный столике обильным горячим завтраком: бекон, яйца, сосиски, грибы, помидоры, жареный картофель. Отец и дочь позавтракали с аппетитом, беседуя о разных пустяках, наконец за кофе Генри, бросив на Дану осторожно-испытующий взгляд, осмелился заговорить о том, что его действительно волновало:
— Так кто же вложил деньги в твое «Детское такси»?
— Я обратилась в инвестиционную компанию. — Она открыто и гордо встретила его взгляд. — Они согласились, что «Детское такси» — многообещающая идея, которая может принести прибыль.
— С этим я не спорю, идея отличная — но время и силы…
— Папа, это мой выбор, — резко ответила Дана.
— Но тебе уже под тридцать, — продолжал он. — Почему ты отказываешься даже думать о браке, о семье? Ты же красивая женщина, Дана! Это неестественно…
— Помнишь Кейна Уильямса? — гневно прервала его Дана. — Того, которого ты называл никчемным, ни на что не способным неудачником? Которому сломал челюсть, когда застал меня с ним в постели?
Генри нахмурился, опустил глаза и принялся старательно помешивать свой кофе.
— Это было много лет назад. И, по правде сказать…
— Я встретилась с ним на прошлой неделе. Теперь он — партнер в той самой фирме, куда я обращалась за помощью.
Отец ошарашенно уставился на нее.
С мстительной горечью Дана выложила ему все, что на этой неделе узнала от Джулии, а та — от своего мужа:
— У Кейна настоящий талант к инвестиционному бизнесу. Он, как никто, умеет разглядеть в едва начатом деле зародыш успеха. Начал он с капиталовложения в фирму «Дивный сад». Работники этой фирмы, высококлассные садоводы-дизайнеры, за один-два дня прямо на глазах у клиента превращали любой самый запущенный участок в цветущий сад. Но им не хватало денег, чтобы расширить дело.
Генри нахмурился еще сильнее.
— Я слышал о том, как «Дивный сад» вдруг пошел в гору, но не знал, кто за этим стоит.
— С тех пор Кейн провел еще много не менее удачных финансовых операций. Сейчас он — богатый человек, бизнесмен, пользующийся большим уважением в деловых кругах Сиэтла. — Глаза ее, горящие гневом, не отрывались от смущенного лица Генри. — Вот он, твой «неудачник», «охотник за богатыми наследницами»!
Генри тяжело покачал головой.
— Все эти годы… ты так и не простила меня, верно? И не забыла о нем.
— Да. — Губы Даны горько скривились. — А вот он обо мне скорее всего и не вспоминал. Какая ирония судьбы, не правда ли? Кейн Уильямс снабжает меня деньгами, в которых отказал ты!
— Черт побери! — Оттолкнув стул, Генри вскочил на ноги. — Дана, я о тебе же заботился…
Не в силах оставаться на месте, он принялся широкими шагами расхаживать по оранжерее.
— Верно. Только ни разу не спросил, хочу ли я, чтобы обо мне заботились. Ни тогда, ни сейчас.
Он замер у окна, невидящим взглядом уставившись на бьющиеся о берег волны. Снова покачал головой.
— Я защищаю свою дочь. Так поступил бы каждый.