Грейте ладони звездами (СИ)
Я не знаю, что послужило катализатором этого срыва, но зато я отчетливо вижу, насколько Доминику плохо, насколько он сломлен и несчастен, и от бесконечных тоски и нежности мое сердце невольно сжимается.
Послушай, Ник, - пытаюсь я урезонить его, - ты пьян и сам не знаешь, что говоришь... А я и без твоих подсказок знаю, насколько ты хорош, поверь мне, для этого тебе вовсе не нужно делать широкие жесты и рыцарствовать... Все «драконы» нынче живут только в твоей голове!
Я пытаюсь улыбкой развеять его мрачное настроение, но касаться больше не решаюсь. Он же вдруг вскидывает на меня свои осоловевшие глаза, а потом болезненно стонет...
О, боже, Джесс! - восклицает он под аккомпанемент своего стона, срывается с дивана и скрывается за дверью ванной комнаты. Даже сквозь захлопнувшуюся дверь, я слышу как его выворачивает в унитаз... Это продолжается какое-то время, пока наконец не повисает напряженная тишина, и я перестаю вообще что либо воспринимать, продолжая сидеть на диване все в той же позе, боясь пошевелиться, и мысли, одна отчаяннее другой, стремительным огненным ураганом мятутся ввысь, подобно огненным искрам.
Тишина давит и пульсирует, как живая, когда я осторожно приближаюсь к дверям ванной и тихонько стучу... Ответа нет. Тогда я толкаю дверь и заглядываю вовнутрь – Ник сидит на полу, свесив голову между коленей и кажется неживым.
Ник, - окликаю я парня, опускаясь перед ним на колени. - Как ты себя чувствуешь?
Он приподнимает голову и смотрит на меня мутным взглядом.
Иногда бывало и хуже.
Мы улыбаемся друг другу (кажется, его отпустило), и я тяну его вверх.
Пойдем, не будешь же ты сидеть тут всю ночь.
Да, пожалуй, будет лучше, если я пойду... Извини, Джессика!
Брось, - отзываюсь я с улыбкой, снова ведя его на прежнее место к дивану, - сегодня поспишь у меня, а завтра извинишься на трезвую голову.
Он на секунду задумывается, как бы обдумывая мое предложение, а потом говорит:
Сегодня я разругался сначала Ванессой, потом с Паулем, а теперь еще и с тобой, Джессика, - он как бы неверяще качает головой, а потом смущенно добавляет: - А поспать я могу и в машине! Я заслужил. - Он напрочь забывает, что оставил свое авто у бара.
- На улице минус десять, Ник, - усаживаю я его на диван, - не хочу быть виновницей твоей смерти от переохлаждения.
Повинуясь своей неведомой внутренней логике, все еще немного заплетающийся язык парня вдруг выдает:
Ты ходила на свидание с Рекламной улыбкой! Я узнал об этом от Пауля.
Вот значит, где собака зарыта, думается мне.
Поверь, мне это даже не понравилось, - уверяю его я, мягко толкая навзничь и прикрывая одеялом. - Это был своего рода благотворительный проект... Не бери в голову.
Он послушно ложится и закрывает глаза - мне даже начинает казаться, что парень уснул, но тут он снова зовет меня:
Джесс!
Да, Ник. Я здесь.
Скажи, я тоже твой благотворительный проект?
Странная мысль, - улыбаюсь я в темноту, хотя он того и не видит. - Если бы ты знал меня лучше, то давно понял бы, что ты... ты мой сердцевновьоживляющий проект, - шепчу ему почти на ухо, осторожно касаясь губами волос на виске.
Не знаю, слышит ли он меня в этот момент, находясь в пограничном состоянии между сном и реальностью, только вскоре его дыхание становится ровным и спокойным... Ночной дебошир в Доминике мирно засыпает!
… Мой же внутренний анализатор начинает работать с новой силой: включается, как я понимаю, режим ускоренного самокопания, который дает о себе знать навязчивым желанием прикоснуться к спящему мальчику в моей постели. Я выключаю свет и тоже ложусь... Наверное, меня немного пьянят устойчивые алкогольные пары, все еще источаемые кожей Доминика, только он вдруг кажется мне еще прекраснее и... любимее, лежа таким вот расслабленым и безмятежным, словно... ангел. Уверена, такие образы не могут просто так рождаться в трезвой голове тридцатишестилетней женщины, давно перешагнувшей черту юношеских влюбленностей. Определенно я пьяна...
Пьяна от чего, глубоким басом бубнит мой внутренний анализатор, направляя мою руку к щеке моего спящего ангела. Не от любви ли?
«Кажется, рождественские чудеса иногда случаются!» думается мне в тот момент не без иронии и я провожу пальцем от щеки к подбородку этого рождественского чуда, которое спит так крепко, что даже не шевелится. Потом мои пальцы скользят к его векам и бровям, рисуя на нежной молодой коже замысловатые дуги и полукружия, сплетенные из нежности и любви.
Наверное, именно в тот момент, когда теплая жилка Ника у основания шеи трепетно подрагивает под моими пальцами, словно азбука Морзе, отбивающая некое тайное послание прямо мне в сердце, я понимаю, что это не просто парень, в которого я могла бы однажды влюбиться, нет, это уже был парень, которого я любила... И обманывать самое себя было бы глупо да и бесполезно.
Я люблю тебя! - шепчу совсем тихо, вырисовывая пальцами нежный обриз его верхней губы и замирая от ощущения счастья в самой глубине моего сердца. - Я люблю тебя, милый мой мальчик!
Ник слегка шевелится, выпростав из-под одеяла руку с тонкими пальцами, которые совсем недавно утешали меня... Я притягиваю безвольную ладонь к своему лицу и целую тонкое запястье, потом переплетаю наши пальцы и погружаюсь в умиротворяющий сон.
Глава 15 .
«... Если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете».
**************************************
Я просыпаюсь на рассвете, ощущая привычную, но почти подзабытую тяжесть чужой руки на своем бедре – Доминик спит рядом, уткнувшись лицом в подушку.
Когда вдруг успело так случиться, что этот человек стал настолько важен для меня?!
Я осторожно выскальзываю из-под одеяла и крадусь в ванную, страшась на самом деле реакции Евы, которая могла бы увидеть нас вместе... Что она подумает и скажет, узнав вдруг о моем чувстве к брату Пауля? Оскорбит ли ее моя «переменчивость», как она может это счесть, по отношению к ее отцу? Мне страшно потерять доверие и любовь дочери, которые, как я вдруг понимаю, значат так много для меня.
Как поведет себя сам Доминик поутру?
Как мне вести себя с ним этим утром и вообще... как мне теперь быть?
От вопросов кружится голова и я, на цыпочках пробираясь из ванной на кухню, не сразу замечаю Еву, стоящую у дивана и молча взирающую на спящего Доминика.
Я мысленно стону... и наконец приволакиваю свое непослушное тело все к тому же дивану.
Ева, даже не повернув головы, едва слышно произносит:
Спит как младенец, правда? Зато когда проснется, ему потребуется аспирин...
Я не успела прибрать постель, и дочь, конечно же, видит, что спали мы вместе, пусть и под разными одеялами, и мой язык, ватным комком лежащий в гортани, никак не желает начать ворочаться.
Ева же протягивает руку и слегка сжимает мою безвольную ладонь, чем несказанно меня удивляет, а потом произносит загадочную фразу: «Я ночью ходила в туалет...», топает в ванную и принимается чистить зубы.
Что это вообще должно значить?
Тонкий намек на то, что она видела нас спящими вместе? Одобрение? Поддержку? Я падаю на край дивана и ощущаю закипающие в глазах слезы: и когда это только моя маленькая девочка успела стать такой взрослой? Есть от чего почувствовать себя старой и дряхлой, словно старуха...
Джесс! - зовет меня хриплый ото сна голос, и я, на секунду зажмурив глаза и собираясь с духом, поворачиваюсь лицом к парню. Тот смотрит настороженно и виновато, вернее даже вины в его взгляде больше, чем настороженности, но первое имеет для меня первостепенное значение... Что таится за этой его настороженностью? Желание побега или страх непоправимого?