Злой умысел

Он перевел взгляд на истца, на окружного прокурора. Интересная фигура. Бесспорно, он умен и сообразителен, слишком очевидно, что эти качества он использует для своей политической карьеры, а не для торжества правосудия. Однако сейчас, глядя на то, как окружной прокурор что-то оживленно обсуждает с одним из своих помощников, Джеффри вдруг с удивлением обнаружил, что он уже не испытывает к этому человеку никакого презрения. Для него процесс — самая обыкновенная работа, не более того.
Взгляд Джеффри скользнул на скамью присяжных, сейчас пустую. Сознание того, что эти двенадцать незнакомых людей удалились, чтобы решить его судьбу, просто доконало Джеффри. Еще ни разу в жизни не чувствовал он себя таким незащищенным, уязвимым. Вплоть до сегодняшнего дня он жил иллюзией, что его судьба находится только в его руках и он сам ею руководит. Суд наглядно показал степень его глубочайшего заблуждения.
Присяжные заседали уже два дня. Для Джеффри это были не только два бесконечно длинных, невыносимых дня, но и две ужасные бессонные ночи. Мысли его снова вернулись к процессу. Он не знал, хорошо это или плохо, что рассмотрение дела продлилось всего два дня. Рандольфа этот вопрос вообще не волновал. Ему было и так все ясно. Интуитивно Джеффри чувствовал, что обращаться к нему не стоит: если его спросишь, он, наверное, соврет, только чтобы дать ему возможность хоть немного отдохнуть за эти последние несколько часов.
Как ни старался Джеффри успокоиться и не волноваться, вскоре он начал нервно крутить свои усы, что было явным признаком беспокойства. Поймав себя на этом, Джеффри сцепил пальцы и облокотился руками на стол.
Продолжая рассматривать зал, в задних рядах он увидел Кэрол, нынешнюю свою жену, которая еще была женой, но вскоре собиралась ею не быть. Она сидела с опущенной головой и что-то читала. Джеффри отвернулся и снова уперся взглядом в пустую скамью присяжных. То, что Кэрол могла в такой ситуации спокойно читать и не обращать на него никакого внимания, раньше вызвало бы у него раздражение, но сегодня он был в какой-то степени даже благодарен ей: все-таки она пришла и хотя бы этим продемонстрировала свою поддержку. В начале всего этого процессуального кошмара они как-то раз сели и откровенно поговорили. И пришли к выводу, что всю свою супружескую жизнь прожили каждый отдельно, абсолютно не интересуясь проблемами друг друга.
Женившись на Кэрол восемь лет назад, Джеффри поначалу не придавал значения явной раскованности и непринужденности ее натуры. Кэрол всегда отличала безмерная тяга к социальной активности и карьере, в то время как сам он по характеру был более спокойным, покладистым и больше ценил семейную жизнь, чем карьерную показуху. Сначала его не волновало даже то, что Кэрол не хотела иметь детей, пока не сделает солидную карьеру в своем банке. И только много позже он понял, что постоянное увиливание от этой проблемы означает, что детей, как и семьи, у них не будет никогда. И хотя с годами ему все сильнее и сильнее хотелось иметь детей, а Кэрол всеми силами старалась избежать этого, зла на нее он не держал. Когда она заговорила о разводе, Джеффри сначала не мог смириться с этой мыслью, но потом сдался. Видимо, им не суждено жить вместе. Однако сейчас, когда дела с иском и судом приобрели вполне угрожающие очертания, Кэрол предложила не спешить с процедурой развода до тех пор, пока не будут решены все его проблемы.
Джеффри снова вздохнул, на этот раз довольно громко. Рандольф бросил на него неодобрительный взгляд, но Джеффри в этот момент было не до него. Он думал о том, как простое совпадение событий превращается порой в убедительную систему обвинений против невинного человека. Это угнетало, как и то, что в его случае все произошло невероятно быстро. После ужасной смерти Пэтти Оуэн судебная повестка с обвинением его в преступной халатности при выполнении служебных обязанностей появилась буквально на следующий день. Учитывая, что это был довольно-таки спорный случай, Джеффри не удивился, однако его неприятно поразила скорость, с которой такая повестка была выписана.
Рандольф с самого начала предупредил его, что дело будет сложным. Но Джеффри не сразу понял, что это означает. Его тут же уволили из больницы. Такое решение представилось ему глупым и необоснованно резким. О поддержке и сочувствии, на которые он так рассчитывал, теперь глупо было даже мечтать. Никто не понял причин столь поспешного увольнения. Джеффри хотел подать в суд на Бостонскую Мемориальную больницу за такой незаконный акт, предпринятый в одностороннем порядке, без предупреждения, но Рандольф посоветовал ему сидеть тихо. Он считал, надо подождать, пока не решится вопрос обвинения его в преступной халатности.
Однако увольнение оказалось только предвестником последующих бед. Адвокат истца, Мэтью Дэвидсон, довольно молодой и к тому же агрессивно настроенный, представлял здесь компанию из Сент-Луиса, специализирующуюся именно на такого рода судебных разбирательствах. Помимо этого он еще выступал от имени частной юридической фирмы, ведущей дела по общему законодательству. Ему было поручено возбудить дело против Джеффри, Симариана, Оверстрита, больницы и даже компании «Аролен Фармасьютиклз», выпускающей маркаин. Джеффри, который никогда не обвинялся в преступной халатности, его адвокат объяснил, что это был так называемый шрапнельный подход. Судебные разбиратели должны выпотрошить всех, дабы узнать, существуют ли какие-нибудь доказательства их причастности к данному делу.
В самом начале, когда он был одним из многих в этой череде допрашиваемых, Джеффри не волновался. Это служило даже своего рода утешением. Однако уже вскоре стало ясно, что остальные невиновны, а в центре обвинения остался только он, Джеффри. Момент, когда все стало на свои места, он помнил так отчетливо, словно это случилось вчера. Во время дачи свидетельских показаний на первой ступени судебного разбирательства его вызвали первым. Сначала Дэвидсон задавал только общие вопросы, но потом вдруг изменил их направленность и стал жестче.
— Доктор, — повернул он к Джеффри свое красивое породистое лицо. Вместе с последующей паузой обращение прозвучало как издевка. Адвокат подошел к нему. В безупречно сшитом черном костюме в тонкую серую полоску, шелковой рубашке нежно-лавандового цвета и с темно-фиолетовым галстуком. От него пахло дорогим одеколоном. Он внимательно посмотрел в глаза Джеффри. — Вы когда-либо принимали наркотики?
— Возражаю! — вскочив, выкрикнул Рандольф.
Джеффри казалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим, в то время как сам он просто наблюдает за этой драмой со стороны. Не верилось, что в этом многосерийном фильме он смотрит серию о своей жизни. Рандольф попытался объяснить свое возражение:
— Этот вопрос не имеет никакого отношения к рассматриваемому делу. Адвокат истца пытается скомпрометировать моего клиента.
— Отнюдь нет! — парировал Дэвидсон. — Вопрос, я бы сказал, имеет самое прямое отношение к делу, особенно учитывая данные обстоятельства. Это подтвердят показания свидетелей, которые выступят позже.
На несколько минут в зале суда воцарилось молчание. Зал был переполнен. Реклама и резонанс, который получило это дело в прессе, определенно сыграли свою роль. Люди стояли даже у задней стены.
Чернокожий судья Уилсон, плотный, ширококостный мужчина, медленно поправил свои старые очки с толстыми затемненными стеклами и прокашлялся.
— Если вы собираетесь водить меня за нос, мистер Дэвидсон, вам придется за это ответить.
— Я бы ни за что не посмел водить вас за нос, Ваша Честь, даже если бы представилась такая возможность.
— Возражение отклоняется, — кивнул судья Уилсон. — Можете продолжать, адвокат!
— Спасибо, Ваша Честь, — Дэвидсон снова повернулся к Джеффри. — Вы хотите, чтобы я повторил вопрос, доктор? — спросил он, делая ударение на последнем слове.
— Нет, — отрезал Джеффри. Он помнил этот проклятый вопрос слишком хорошо. Его взгляд с надеждой устремился к Рандольфу, но тот, уткнувшись, что-то записывал в блокноте. Пришлось повернуться к Дэвидсону. Джеффри кожей чувствовал: все трудности еще впереди.