Однажды весенней порой

- Нет. 
Джо. Как это он в четырнадцать-то лет так все понимает, так знает, что надо делать, как говорить? Он невысок для своего возраста и сложением в отца - такой же широкоплечий, с широкими ступнями и запястьями. А Бен и Элис высокие и тонкокостные - оба в мать. 
Джо аккуратно зажарил два яйца, поливая их жиром, пока желтки не покрылись тускло-кремовой пленкой. Похоже, он все умеет делать. И делает хорошо, потому что добросовестен и терпелив. Он подошел к буфету достать тарелку, остановился, поглядел на Рут. Она отрицательно покачала головой. Но ей приятно было смотреть, как Джо ест яичницу, намазывает на хлеб масло: лицо его серьезно, спокойно, и им обоим так легко вдвоем. 
Она впервые увидела Джо несколько дней спустя после первой встречи с Беном, и между ними сразу возникла симпатия и взаимопонимание. Джо рассказал ей, как заметил однажды в лесу удода и просто онемел от восторга - так необычайна и красива была эта птица в ее экзотическом оперении и с хохолком. 
- Никто мне не поверил, - сказал он, - и я пожалел, что рассказал им. Но все-таки все отправились в лес поглядеть на него. А я знал, что им его не увидеть - слишком уж много подымали они шума, этак ничего никогда не увидишь. Они же сказали, что мне это, верно, пригрезилось, а подумали-то небось, что я просто вру. Но это был удод. Я знаю, я видел его. 
На другой день он пришел к ней, в дом крестной Фрай, где она тогда гостила, и принес книгу о птицах - показать ей. 
- Эта книга принадлежала моему прадеду. - Он с величайшей осторожностью перелистывал страницы. - У нас в доме много таких вещей, только никто ими не интересуется, кроме меня. 
Книга была тяжелая, переплетенная в темно-красную, цвета вина, кожу, и перед каждой картинкой был вложен лист папиросной бумаги. Гравюры были цветные и очень точно воспроизводили тончайшие оттенки оперения птиц Рут и Джо долго рассматривали изображение удода. 
- Может, я уже никогда в жизни не увижу больше такую птицу. Они редко залетают сюда. Но я все-таки видел ее однажды. И этого не забудешь. 
Джо знал также, где водятся зимородки - над ручьем, в дальнем конце райдаловского леса, - и однажды жарким тихим послеполуднем повел ее туда и по дороге учил, как надо двигаться, чтобы никого не вспугнуть. На синеве птичьих крыл играли блики сверкающей глади ручья. 
- Я никому не говорю, где их гнезда, - сказал Джо. - Я прихожу сюда один. 
- Но ты же привел сюда меня. 
- Ну да. 
- И не боишься, что я расскажу кому-нибудь? 
Джо, полу отвернувшись, глядел за ручей, туда, где полого поднимался вверх противоположный берег. 
- Ты - нет, - сказал он. - Ты не расскажешь. 
Так между ними возник первый секрет, и Рут хотелось сказать что-то, выразить ему свою благодарность, но у нее не нашлось слов. Это было три года назад. Джо только что сравнялось одиннадцать лет, он был совсем еще маленький мальчик, с короткой стрижкой ежиком, и все же уже тогда была в нем эта удивительная мудрость и умение постигать мир. 
Джо съел яичницу, вымыл и вытер тарелку. Рут стояла возле стола. Воспоминание о том, как она возвращалась домой с рынка, и о последнем вечере, проведенном с Беном, светлым отблеском лежало на мраке, заполнившем ее мозг. Она чувствовала себя как бы отстраненной, отторгнутой от окружающего мира. Время остановилось в то мгновение в саду, когда ей передалось, что Бен умирает. И она не могла поверить, что оно когда-нибудь потечет снова. 
Джо провел кончиками своих широких пальцев по граням кристалла. 
- Розовый кварц. 
- Да. Я раздобыла его в Тефтоне. В подарок Бену. 
- Есть и желтый кварц, желтый, как масло, ты можешь купить и такой. Бывает и белый, и голубой. Но голубой редкий. 
Бен-то ведь сказал, что Джо наверняка все знает о кварцах. 
- Его тут могут нечаянно столкнуть на пол. Расколоть. Ты бы положила его на рабочий стол. 
- Нет. Пусть лежит здесь. 
Ничего не надо менять. Ничего. Она подумала, что Бен мог умереть днем раньше и никогда не увидеть кристалла, не узнать, какой она хотела сделать ему подарок. Но он узнал. 
Когда плита раскалилась, Рут решила принять ванну и стала с судорожной поспешностью стаскивать с себя одежду, которая была на ней весь предыдущий день и всю ночь, и она чувствовала себя в ней неопрятной. 
Едва тело ее погрузилось в горячую воду, ей показалось, что оно словно бы тает или уплывает куда-то далеко-далеко на этой мягкой, убаюкивающей волне, и это отвечало ее желанию; намыливая руки, ноги и живот и ополаскиваясь, она чувствовала удивительное успокоение, и ей вспоминалось при этом, как ее купали, когда она была еще ребенком. 
Она подумала: "Пока я лежу здесь и вокруг меня вода, ничего не может произойти". 
Она закрыла глаза, и сквозь веки просочился струящийся бледно-зеленый и голубой свет, а на фоне его что-то серебрилось и сияло, словно далекая звезда. Ноги ее в воде казались невесомыми. Может быть, именно так и тонут, и она, словно бы идя на дно, не испытывала ни страха, ни боли и не пыталась противиться погружению. Ей казалось, что Бен здесь, подле нее, и лицо его слегка хмурится, но не сердито, а словно бы недоумевающе. Ей хотелось протянуть руку, коснуться его лица, но он отдалился куда-то и стал для нее недосягаем. Но это не встревожило ее, она готова была лежать так в воде вечность и ждать его. 
- Рут... 
Голос донесся откуда-то из другого мира. 
- Рут. 
И стук в дверь. Она открыла глаза, но не могла сообразить, кто это зовет ее. Никто не должен был прийти сюда. 
- Ты слышишь меня? Рут! С тобой ничего не случилось? 
Джо. 
Вода в ванне совсем остыла, поверхность ее подернулась тусклой мыльной пленкой. А кожа на пальцах Рут побелела и сморщилась. 
- У меня все в порядке. 
- Я схожу напою осла. 
Рут совсем забыла про него. 
Она вышла из ванны, полностью очнувшись, и почувствовала холод. Белизна стен, белизна фаянсовой раковины и ванны, блеск оконного стекла слепили ее, резали глаза, ей захотелось защититься рукой от этого слишком яркого света; она принялась вытираться, и полотенце было грубым и жестким и царапало ей кожу. Она вернулась из своего сна, где ей было так тепло и спокойно, в эту унылую комнату. И все было слишком реальным, чтобы это вынести.