Демон ростом в два сантиметра

- Давай я только одну сделаю - для себя. 
- Нет, - твердо ответил я и вынул снимок из его руки, предварительно взяв его за запястье, чтобы он не вздумал его выдергивать. - И негатив, будь добр. Можешь оставить себе вот этот - снимок с расстояния. 
- Такое мне не нужно, - ответил он, скривив губы, и когда я уходил, он даже не пытался скрыть своего огорчения. 
Портрет я вставил в рамку, поставил на полку и отступил, чтобы посмотреть. Вокруг него было видно вполне различимое сияние. Азазел хорошо сработал. 
Интересно, подумал я, как отреагирует Рози. Я ей позвонил и спросил, можно ли мне заехать. Оказалось, что она собралась в магазин, но вот если бы я мог примерно через час... 
Я мог, и я заехал. Свой фотоподарок, завернутый в бумагу, я ей протянул без единого слова. 
- Боже мой! - воскликнула она, разрезав ленточку и разворачивая обертку. - Это что, в честь какого-то праздника или... 
Но тут она его достала, и её голос пресекся. Глаза широко открылись, и дыхание участилось. Наконец она смогла прошептать: 
- Мамочка моя! 
Она посмотрела на меня: 
- Это то, что вы снимали в воскресенье? Я кивнул. 
- Но как вы его точно схватили! Я его такого обожаю. Ради Бога, можно я возьму это себе? 
- Я принес его вам, - просто ответил я. 
Она обхватила меня руками за шею и крепко поцеловала в губы. Такому человеку, как я, не любящему сантименты, это не могло понравиться, и потом пришлось вытирать усы, но её неспособность сдержать в тот момент свой порыв была вполне простительна, 
После этого мы не виделись примерно с неделю, а потом я встретил её как-то у лавки мясника, и с моей стороны было бы просто невежливо не предложить ей поднести сумку до дома. Естественно, меня интересовало, не Собирается ли она снова полезть целоваться, и я про себя решил, что было бы грубо отказывать, если настаивает столь очаровательное создание. Однако она упорно глядела куда-то вниз. 
- Как поживает фотография? - спросил я, опасаясь, не стала ли она выцветать. Рози сразу оживилась: 
- Прекрасно! Я поставила её на магнитофон и наклонила так, чтобы с моего места за столом её было видно. Он на меня глядит так немножко искоса, с такой хитринкой, и нос у него наморщен как раз как надо. Честное слово, совсем как живой. И мои подруги глаз отвести не могут. Мне приходится её прятать, когда они приходят, а то вот-вот украдут, 
- А его они не украдут? - шутливо спросил я. Рози снова впала в то же напряженное молчание. Потом она качнула головой: 
- Не думаю. 
Я попробовал зайти с другой стороны: 
- А как Кевину эта фотография? 
- Он слова не сказал. Ни одного слова. Он, знаете ли, не очень наблюдателен. Я не уверена, что он её вообще заметил. 
- А что, если ему её прямо показать и спросить? 
Она молчала примерно полквартала, а я тащился рядом с тяжелой сумкой, гадая, не потребует ли она ещё и поцелуя в придачу. 
Внезапно она сказала: 
- На самом деле у него сейчас такая напряженная работа, что как-то не представляется случая спросить. Он приходит домой поздно и со мной вообще почти не разговаривает. Ну, вы же знаете, мужчины - они такие, - Она попыталась засмеяться, но у неё ничего не вышло. 
Мы подошли к её дому, и я вернул ей сумку. Она вдруг сказала шепотом: 
- И все равно вам спасибо за фотографию, много-много раз! 
И ушла. Поцелуя она не попросила, а я настолько погрузился в свои мысли, что осознал этот факт только на полпути к дому, когда уже возвращаться только для того, чтобы спасти её от разочарования, было бы глупо. 
Прошло ещё дней десять, и как-то утром она мне позвонила. Не могу ли я заехать и с ней позавтракать? 
Я сдержанно заметил, что это было бы несколько неудобно - что скажут соседи? 
- А, глупости, - сказала она. - Вы же такой невообразимо старый... то есть я хочу сказать, такой невообразимо старый друг, что им и в голову... Ну, а кроме того, мне нужен ваш совет. - Мне показалось, что она всхлипнула. Джентльмен всегда должен быть джентльменом, поэтому я оказался во время ленча в её солнечной квартирке. Она поставила на стол бутерброды с ветчиной и сыром и тонкие ломтики яблочного пирога, а на магнитофоне стояла фотография, как она рассказывала. 
Мы поздоровались за руку, и никаких попыток целоваться она не делала, что могло бы меня успокоить, если бы не её вид, который отнюдь не внушал спокойствия. Она выглядела совершенно изнуренной. Я съел половину всех бутербродов, пока ждал, чтобы она заговорила, но в конце концов был вынужден сам спросить, откуда вокруг неё атмосфера такой мрачной безнадежности. 
- Это из-за Кевина? 
Я был уверен, что не ошибся. 
Она кивнула и разразилась слезами. Я гладил её руку, но не был уверен, что этого достаточно. Я стал ненароком гладить ей плечо, и наконец она сказала: 
- Я боюсь, что он потеряет работу. 
- Что за глупости! Почему? 
- Понимаете, он стал такой дикий, очевидно, и на работе тоже. Он уже Бог знает сколько времени меня не целует и даже слова доброго никогда не скажет. Он ссорится всегда и со всеми. Что случилось - он мне не говорит, а если я спрашиваю, он бесится. Вчера зашел друг, с которым Кевин работает в аэропорту. Он сказал, что Кевин работает с таким угрюмым и несчастным видом, что начальство уже стало замечать. Я уверена, что его собираются уволить, но что же мне делать? 
Чего-то в этом роде я ожидал с нашей последней встречи и решил, что надо рассказать ей правду, и черт с ним, с Азазелом. Я прокашлялся: 
- Рози! Эта вот фотография... 
- О да, я знаю, - воскликнула Рози, хватая фотографию и прижимая её к груди. - Она дает мне силы это переносить. Это - настоящий Кевин, и что бы ни случилось - он всегда будет со мной. - Она начала всхлипывать. 
Я понял, что сказать то, что надо сказать, будет крайне трудно, однако другого пути не было. И я сказал: 
- Рози, вы не поняли. Вся беда в этой фотографии, и я в этом уверен. Все обаяние, вся жизнерадостность этой фотографии должны были откуда-то взяться. Так вот, их отобрали у самого Кевина. Понимаете? 
Рози перестала плакать. 
- Вы это о чем? Фотография - это просто свет, собранный линзой, и ещё эмульсия на пленке, и всякие там проявители - и все. 
- Обычная фотография - да, но эта... - Я знал ограниченность возможностей Азазела. Волшебную фотографию из ничего ему было бы создать не под силу, но боюсь, что научную сторону вопроса, некий закон сохранения жизнерадостности я бы не смог объяснить Рози.