Демон ростом в два сантиметра

- Давайте я скажу так. Пока здесь будет стоять эта фотография, Кевин будет несчастен, сердит и раздражителен. 
- Но здесь будет стоять эта фотография, - сказала Рози, решительно водружая её на место, - и я не понимаю, зачем вы говорите такие ужасы про такую хорошую вещь. Ладно, давайте я сварю кофе. 
Она вышла на кухню, и я видел, что она оскорблена до глубины души. Тогда я сделал то, что было единственно возможным. В конце концов, ведь это я сделал снимок. И опосредованно - через Азазела - на меня ложилась ответственность за его волшебные свойства. Я схватил рамку, осторожно снял задник, вынул фотографию. И порвал её пополам, потом на четыре части, на восемь, на шестнадцать и сунул клочки себе в карман. Как только я закончил, зазвонил телефон, и Рози бросилась к нему в гостиную. Я вдвинул задник на место и поставил рамку обратно. Она была бела и пуста. 
И тут я услышал, как Рози счастливо взвизгнула. 
- Кевин! - донеслось до меня. - Это же чудесно! Я так рада! Но почему же ты мне ничего не говорил? Никогда больше так не делай! 
Она вернулась с сияющим лицом. 
- Вы знаете, что сделал этот ужасный Кевин? У него был камень в почке, и он ходил к врачу, и вообще, переживал. Это же была дикая, адская боль, и могла быть нужна операция, а мне он не говорил, потому что не хотел меня волновать. Вот болван! Конечно, он ходил такой несчастный. Ему и не пришло в голову, что я ещё больше переживала, не зная, что с ним творится. Нет, серьезно, мужчин нельзя оставлять без надзора, 
- А отчего вы сейчас так радуетесь? 
- А камень вышел. Вот только что, и он первым делом сказал мне, что очень мило с его стороны - и как раз вовремя. У него такой счастливый голос, и такой радостный. Как будто вернулся прежний Кевин. Он совсем такой, как на этой фотографии... 
Рози обернулась и взвизгнула: 
- Где фотография? 
Я встал, собираясь уходить. На ходу, идя к двери, я произнес: 
- Я её уничтожил. Потому-то камень и вышел. 
- Уничтожил? Ах ты... 
Я уже был за дверью. Я не ждал благодарности, но и до убийства доводить не хотел. Не дожидаясь лифта, я поспешил вниз с той скоростью, которую мог себе позволить, и добрых два этажа до моих ушей доносился её дикий вой. 
Дома я сжег клочки. 
С тех пор я не видел Рози. Как я слышал, Кевин стал нежным и любящим мужем, и они очень счастливы, но одно письмо я все же от неё получил. Семь страниц мелким почерком, сбивчивых и почти бессмысленных. Из них я только мог понять, что она считает, будто настроение Кевина полностью объясняется историей с камнем, а что появление и выход камня так совпали по времени с фотографией - чистая случайность. 
Еще там было несколько совершенно сумасшедших обещаний меня убить, а также - абсолютно непоследовательно - повредить некоторые части моего тела, причем называемые такими словами, которые, как я готов был бы поклясться, она не только не употребляет, но и вообще никогда не слышала. 
И я так понимаю, что никогда больше она не полезет ко мне целоваться, и это, как ни странно, меня несколько огорчает. 
Айзек АЗИМОВ 
КОМУ ДОСТАЮТСЯ ТРОФЕИ 
То the Victor, 1982 
OCR & SpellCheck: Svan 
С моим другом Джорджем мне приходится видеться нечасто, но каждый раз я у него спрашиваю, как там тот маленький демон, которого он, как он говорит, умеет вызывать. 
- Один старый и лысый писатель-фантаст, - говорил мне Джордж, - сказал однажды, что любая технология, выходящая за рамки привычного, воспринимается как колдовство. Но тем не менее мой маленький друг Азазел никоим образом не что-нибудь там внеземное, а именно демон bona fide. Пусть у него рост всего два сантиметра, зато он кое-что умеет. Кстати, откуда вы про него знаете? 
- От вас. 
Лицо Джорджа вытянулось в недоуменной гримасе, и он торжественно произнес: 
- Я никогда о нем не упоминал. 
- Кроме как в разговоре, - сказал я. - Кстати, что он последнее время поделывает? 
Джордж вздохнул, набрав пару кубометров воздуха, и выдохнул их обратно, щедро насытив запахом пива. Потом сказал: 
- Тут вы нечаянно наступили на больную мозоль. От наших с Азазелом усилий недавно пострадал мой друг, некто Теофил, а ведь мы хотели как лучше. 
Он поднес кружку к губам и продолжил. 
Мой друг Теофил (так говорил Джордж), которого вы не знаете, поскольку он вращается в более высоких кругах, чем те, где вам не отказывают в приеме, - утонченный молодой человек, большой ценитель грациозных линий и божественных форм молодых женщин - к чему я, слава Богу, равнодушен, - но которому недоставало способности пробуждать у них взаимность. 
Он мне говаривал: 
- Джордж, я этого не понимаю. Я умен, я прекрасно веду разговор, я остроумен, весел, у меня вполне терпимая внешность... 
- Да-да, - отвечал я. - У вас есть глаза, нос, рот и уши, все в должном количестве и на нужных местах. Это я могу подтвердить под присягой. 
- ...и потрясающе образован по теории любви, хотя у меня не было шансов испытать свои знания на практике. И вот оказывается, что я не могу привлечь к себе эти милые создания. Вот посмотрите, сколько их тут вокруг, и ни одна не выражает ни малейшей предрасположенности завязать со мной знакомство, хотя я тут сижу с гениально-глубокомысленным выражением лица. 
Мое сердце обливалось кровью от сострадания. Я его знал ещё младенцем и помню, один раз я даже держал его на руках по просьбе его матушки, оправлявшей одежду после кормления. Такие вещи связывают людей. 
Я спросил: 
- Дорогой друг, были бы вы счастливей, если бы умели привлекать их внимание? Он ответил просто: 
- Это был бы рай. 
Мог ли я не пустить его в рай? Я изложил Азазелу все как было, и он, как всегда, не пришел в восторг. 
- Слушай, попроси лучше у меня бриллиант. Я переставлю атомы в кусочке угля, и ты получишь хороший камешек в полкарата. Но как, черт побери, я устрою твоему приятелю неотразимость для женщин? Как? 
- А если ты в нем переставишь пару атомов? - спросил я, пытаясь предложить идею. - Я хочу, чтобы ты для него что-нибудь сделал, хотя бы в память о неповторимом питательном аппарате его матушки. 
- Ладно, давай подумаю, - сказал Азазел. - Скрытые феромоны человека! Разумеется, с этой вашей теперешней привычкой мыться по поводу и без повода и ещё опрыскиваться искусственными ароматами вы вряд ли помните о естественном пути передачи эмоций. А я могу так перестроить биохимический портрет твоего друга, чтобы он производил большие дозы сверхэффективных феромонов в ответ на появление у него на сетчатке изображения какой-нибудь из этих грубых самок вашего уродливого вида.