Дуновение смерти
— Пожалуй, мог, — сказал Брейд. — Вполне мог. Ральф ставил ряд экспериментов, для которых ему приходилось растворять ацетат натрия в реакционной смеси…
— Стоп! Какой натрий?
Брейд терпеливо продиктовал, и Доэни так же терпеливо записал.
— Смесь поддерживается в состоянии кипения, — продолжал Брейд. — Затем, через определенный срок после добавления ацетата, подкисляется, образуя уксусную кислоту.
— Уксусная кислота ядовита?
— Не особенно. Она содержится в уксусе. В сущности, она и придает уксусу его запах. Однако Ральф, должно быть, сразу же взял вместо ацетата натрия цианистый натрий…
— Как же так? Разве они с виду похожи?
— Смотрите сами. — Брейд потянулся к полке, где стояли банки с реактивами цианида и ацетата натрия. Обе из темного стекла, обе около шести дюймов в высоту и с наклейками одного образца. На банке с цианистым натрием было выведено красным: «ЯД». Брейд отвинтил пластиковые крышки банок, и Доэни опасливо заглянул внутрь.
— Выходит, эти штуки так и стоят рядом на полке?
— Сосуды расставлены по алфавиту.
— А вы не запираете цианид?
— Нет. — Брейд уже испытывал напряжение: ему приходилось следить за каждым словом во избежание непоправимой ошибки.
Доэни насупился:
— Ну, проф, вы влипли. Если родственники паренька надумают поднять шум насчет халатности, университетским адвокатам придется попотеть.
Брейд покачал головой:
— Ничего подобного. Половина реактивов… ну, химических препаратов, которые вы здесь видите, — ядовита. Химики это знают и остерегаются. Вам известно, не так ли, что ваш револьвер заряжен? Но ведь вы в себя не стреляете?
— Допустим, все это годится для опытных химиков, но он-то был просто студент?
— Не просто студент. Ральф получил степень бакалавра, то есть окончил колледж четыре года назад. С тех пор он работал над диссертацией. По своей квалификации он мог работать самостоятельно, как и все наши аспиранты. Фактически они сами ведут лабораторные занятия со студентами.
— Он здесь один работал?
— Не всегда. У нас по два аспиранта на каждую лабораторию. Напарником Ральфа был Грегори Симпсон.
— Он сегодня был здесь?
— Нет. Симпсон вообще не приходит по четвергам — в лабораторию, во всяком случае.
— Так что, этот паренек Ральф Нейфилд оставался совсем один?
— Совершенно верно.
— Нейфилд был стоящим студентом? — спросил Доэни.
— Превосходным.
— Тогда как же он мог ошибиться? Я хочу сказать, если он взял цианид, он сразу мог бы разобрать, что уксусом не пахнет, и выскочить отсюда, верно?
Лицо сыщика оставалось все таким же спокойным и безобидным, и смотрел он по-прежнему добродушно, но Брейд нахмурился.
— Именно отсутствие уксусного запаха могло привести к роковым последствиям. Понимаете, при подкислении цианистого натрия образуется цианистый водород. На точке кипения воды он превращается в газ и выходит вместе с парами. Он чрезвычайно ядовит.
— Это то, что применяли в газовых камерах, там, в Европе?
— Правильно. Они подкисляли цианид и получали газ. Ну, а Ральф работал у вытяжного шкафа со встроенным вентилятором, отводящим большую часть паров. И все-таки он безусловно уловил бы присутствие уксусного запаха. На этот раз запаха не было и Ральф мог подумать, что в чем-то ошибся.
— Угу.
— Но он не убежал, а, по-видимому, сразу же нагнулся и для проверки понюхал пар. Если химик не знает состава паров, он никогда не станет вдыхать их, либо постарается вдохнуть как можно меньше. И все же я думаю, что от изумления Ральф забылся.
— Считаете, что он нагнулся, принюхался и набрал полные легкие газа?
— По всей вероятности. Когда я вошел, он сидел, склонив голову внутрь вытяжного шкафа.
— И потух, как свечка.
— Примерно так.
— Угу. Скажите-ка, проф, ничего, если я закурю, или здесь все взлетит как в пороховом погребе?
— В настоящий момент опасности нет.
Доэни закурил сигарету с блаженным видом человека, наконец разрешившего себе долгожданное удовольствие.
— Теперь, проф, давайте по порядку. Вашему пареньку нужен а-це-тат натрия (э, я уже начинаю выражаться как специалист), но что же выходит? Он тянется к полке и достает не ту банку — скажем, вот так.
Доэни с боязливой осторожностью снял с полки банку с цианидом.
— Он ставит ее сюда и отсыпает из нее, сколько требуется. Как он это делает?
— Он набирал реактив шпателем — плоской металлической лопаточкой и взвешивал в маленьком сосуде.
— Отлично. Он это сделал. — Доэни перенес банку с цианидом на стол возле вытяжного шкафа. Пристально посмотрел на нее, затем взглянул на Брейда:
— Теперь все?
— Полагаем, что все, — ответил Брейд.
— Значит, все сейчас в точности как было, когда вы вошли в лабораторию. И вы не заметили ничего странного? Совсем ничего?
Казалось, глаза сыщика хитро блеснули. Но Брейд, решив, что от крайнего напряжения становится мнительным, отрицательно покачал головой:
— Нет. А вы?
Доэни пожал плечами, почесал указательным пальцем лысеющую голову.
— Беда может стрястись повсюду, а если ее только и ждут, как у вас, то и подавно.
Он закрыл маленький блокнот, где делал пометки, и сунул его во внутренний карман пиджака.
— Ведь мы вас всегда здесь разыщем, профессор, на случай, если еще чего понадобится?
— Разумеется.
— Тогда все. А если хотите, проф, совета со стороны, от профана, как вы выражаетесь, — так держите цианид под замком.
— Приму во внимание, — дипломатично ответил Брейд. — Да, кстати, у Ральфа был ключ от этой лаборатории. Если он не понадобится, не вернете ли вы его нам?
— Ладно. Ну, профессор, будьте поосторожней, почаще проверяйте ярлычки на ваших банках. Смотрите не перепутайте!
— Постараюсь, — сказал Брейд.
Итак, он снова остался один в лаборатории, и никто не мешал ему разглядывать свое отражение в стеклах очков, а изо всех углов на него смотрела смерть.
Он вспомнил о жене. Дорис, конечно, волнуется. Она ждала его сегодня пораньше, зная, что к пяти часам придет Кэп Энсон. «Боже милостивый! Пунктуальный Кэп несомненно разворчится, оскорбившись за свою драгоценную рукопись, — с упавшим сердцем подумал Брейд. — Но что делать?»
Брейд взглянул на часы. Скоро семь, а он еще не может уйти. Сначала нужно кое-что закончить.
Он опустил грязные шторы и, помимо настольной лампы, включил флуоресцентный свет наверху. Дополнительные вечерние занятия еще не начались и в здании факультета, по существу, никого не было. Кучка студентов и зевак, привлеченных появлением полиции, растаяла с ее уходом.
Брейд был рад — рад, что он один.
Предстояло действовать быстро, и он молил бога, чтобы ему никто не помешал.
2
Дорога домой казалась долгой, хотя и заняла не больше времени, чем обычно. В темноте все вокруг выглядело чужим и неприветливым. Изменился темп уличного движения. Городские огни отражались в реке многоцветными бликами, и в этих отсветах весь город казался призрачным.
«Призрачным, как моя собственная жизнь», — думал Брейд.
Вся его жизнь — непрерывное бегство от действительности, и только. В пору постепенно утихавшего кризиса он провел четыре года в колледже на стипендию из фонда Национальной Администрации Молодежи.
«В те годы, — подумал он с горечью, — в правительственной помощи был определенный привкус благотворительности. Теперь нуждающиеся студенты — по крайней мере на физических факультетах — могут существовать на субсидии из научно-исследовательских фондов, не рискуя своим общественным положением. Некоторые из них даже плюют на все эти тонкости и перебегают от одного профессора к другому, не скрывая, что гонятся за условиями повыгодней».
По окончании университета, прослушав звонкие напутственные речи и прочитанное приглушенным басом благословение ректора, Брейд не покинул увитые плющом стены ради «схватки с жизнью». Он просто сменил одно убежище на другое — перешел в другой университет.