Постоянная должность
Минутная стрелка коснулась двенадцати, и первый студент вошел в лабораторию, развертывая на ходу черный резиновый фартук и надевая его через голову. Как полагается, он сказал: «Привет, профессор Брэйд!» — положил книги на один из столов и раскрыл не раз облитое кислотой руководство по лабораторным работам. Из книги выпали сложенные листки бумаги. Студент воззрился на них сначала с удивлением, а потом с ужасом. Он быстро прошел в тот конец лаборатории, где стоял Эмит.
— Послушайте, мистер Эмит, — волнуясь, начал студент, — по-моему, я забыл сдать отчет по прошлой лабораторной работе. Ничего, если я отдам его сейчас?!
Эмит ответил грубовато-покровительственным тоном, возможно, чувствуя, что Брэйд смотрит на него:
— Ладно, я посмотрю его позже. Но в следующим раз чтобы это не повторялось!
Брэйд рассеянно наблюдал, как Эмит взял бумаги. В лабораторию быстро входили другие студенты. Время делало свое дело. Время, которое разрезает на кусочки день преподавателя и, как на кресте, распинает его на часах. Время… Только что оно чуть не остановилось для него навсегда. Милостивый боже!.. Он вдруг почувствовал, что и лаборатория и студенты словно исчезли куда-то и он остался один на один со своими тяжелыми, запутанными мыслями.
Резко повернувшись, он вышел из лаборатории, ощущая, как ему удивленно смотрят вслед.
ГЛАВА 16
Брэйд опять взялся за телефонную трубку. Чтобы набрать номер, ему пришлось заглянуть в телефонный справочник.
— Но мне необходимо, — объяснял Брэйд. — Это очень важно и отнимет не более минуты. Нет, я действительно не могу ждать до трех часов!
Да, он не мог ждать. Он должен был узнать сейчас же, сию минуту. Ожидание было невыносимо.
Высокий слабый голосок, звучавший сейчас в трубке, был испуганным…
— Ты уверена? — спросил в заключение разговора Брэйд. — Так все и было!
Он подсказывал другие возможности до тех пор, пока ему не показалось, что сейчас он услышит плач. Он только еще раз спросил: «Ты абсолютно уверена?» затем бросил трубку.
Итак, теперь он знает все: и мотив и последовательность событий. По крайней мере думает, что знает.
Но как обосновать свои подозрения? Как нужно поступить, чтобы доказать несомненный, с его точки зрения, факт, чтобы он стал признанным фактом и для других? Он сидел, спокойно размышляя, до тех пор, пока солнце не опустилось так низко, что стало светить ему прямо в глаза, и ему пришлось встать и задернуть штору. В этот момент послышался осторожный стук в дверь. Теперь Брэйд уже сразу узнавал дородную фигуру, контуры которой неясно виднелись сквозь матовое стекло.
— Входите, мистер Доуни!
— День добрый, профессор! Узнал о звонке и решил, что мне лучше сразу прийти. Сожалею, что меня не было на месте.
— Это неважно.
— Отлично, проф. Что еще случилось? У такого человека, как вы, должны быть веские причины, чтобы названивать в полицию.
— Боюсь, что так. — Брэйд с нетерпением следил за тем, как полный детектив усаживается поудобней, и сразу выпалил:
— Послушайте, на мою жизнь было покушение!
Доуни, который полез было в жилетный карман за сигарой, замер, и из его глаз исчезло дружелюбие. Они были холодными, когда он спросил:
— Неужели? И вы пострадали?
— Нет, я спасся. Но еще одно мгновение…
— Так сказать, в самую последнюю секунду?
— Вот именно.
Брэйд внезапно почувствовал мертвящий холод. Не было никакого сомнения, что детектив смотрит на него враждебно. Нет, еще точней; впервые Доуни смотрел на него так, как будто он наконец убедился, что Брэйд и есть убийца.
Взяв себя в руки, Брэйд неторопливо рассказал, каким образом он обнаружил, что кто-то испортил его баллон с кислородом. Доуни слушал безучастно, полуприкрыв глаза веками. Только однажды он проявил интерес: когда Брэйд заговорил о жидкости, напоминавшей глицерин. Сжав руками край стола, Доуни сразу же переспросил:
— Глицерин? Это нечто вроде нитроглицерина?
Брэйд подавил раздражение:
— Нет, нет! Сам по себе глицерин довольно безопасен. Он применяется в кондитерских изделиях и в косметике.
— Безопасен? Но тогда…
— Безопасен в обычных условиях. Но если открыть этот баллон, то тогда чистый кислород создаст в небольшой камере давление около 125 атмосфер. Заметим для сравнения, что давление кислорода в воздухе составляет примерно лишь 0,2 атмосферы. Под действием кислорода высокого давления безопасный в обычных условиях глицерин вступает в бурную реакцию, выделяя значительное количество тепла…
— Вы хотите сказать, взрывается?
— Да. Кислород сорвал бы главный вентиль с баллона и вырвался наружу, превратив сам баллон в чудовищный снаряд.
Доуни глубоко вздохнул и почесал пухлую щеку жестким ногтем:
— А эта дрянь не могла попасть туда случайно?
— Нет, — твердо ответил Брэйд. — Резьбу на кислородном баллоне нельзя смазывать ни в коем случае, и я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь сделал это случайно. В прошлый четверг резервуар был в полном порядке, его испортили преднамеренно.
— Чтобы убить вас, проф? Правильно я понял?
— Очевидно. Другого объяснения не может быть. Этим баллоном пользуюсь только я, и никто другой. Еще минута — и я бы повернул главный вентиль. Фактически я был на волоске от смерти.
Доуни кивнул. Он по-прежнему держался отчужденно.
— Так вы полагаете, что тот же самый малый, который отравил вашего парня, смазал и эту штуку с кислородом?
— Наличие двух убийц в одном здании выходило бы за рамки простого совпадения, не так ли?
— Конечно. И поэтому вы считаете, что убийца не вы, поскольку вы тоже жертва?
— Видите ли…
— Но на самом-то деле вы ведь не стали жертвой, не так ли? Вы целы-целехоньки и в такой же безопасности, как если бы сидели в церкви, потому что вы все же не повернули вентиль. Так ведь? А не вы ли сами намазали этот сироп, профессор?
— Что?! Послушайте!..
— Нет, слушайте вы! Меня тошнит от всего этого, понятно? Я ошибался, когда, несмотря на все улики, считал вас невиновным. А теперь вы сами взвалили вину на себя, потому что не смогли усидеть спокойно.
Заметно оживившись, Доуни продолжал:
— Преступник может смирнехонько сидеть, ничего не делая, и считать, что полиция не найдет улик, достаточных, чтобы засудить его. Так лучше всего поступать, хотя и всего труднее. Вы так вести себя не смогли потому, что у вас чересчур развито воображение: вы из тех, кто выдумывает всякую всячину, а от этого еще больше нервничает… Другой выход уже похуже: поскорее удрать, дать тягу. Для вас он невозможен: у вас семья, положение. Бывает, у преступника остается последний выход — перейти в контратаку. Он может сфабриковать факты, оправдывающие его. Чтобы сделать такую штуку, преступник должен считать себя куда ловчее полиции. Профессору нетрудно именно так и посчитать, ведь ваша профессия требует известной ловкости мышления, не правда ли?
Брэйд решительно прервал его:
— Уверяю вас, ничего подобного в моем случае не было!
— Хорошо, проф, слышу. Но давайте все же проследим дальше. Самый обычный способ подтасовки фактов, с которым мы сталкиваемся, — это когда подозреваемый выставляет себя жертвой. Вот, например, ограбили несколько квартир, и мы считаем, что грабитель — один из малых, живущих по соседству. Глядишь, ограблена квартира самого подозреваемого. Выходит, он тоже жертва и не может быть грабителем, не так ли?
— Значит, я сам испортил баллон?
— Профессор, вы знаете, как я к вам относился. А сейчас думаю, что вы именно так и сделали.
Брэйд взял манометр и спокойно спросил:
— Тогда он вам не нужен как улика?
— Это не улика.
Брэйд кивнул. Он вытер резьбу манометра и баллона мягкой тряпкой, которую окунул сначала в спирт, а потом в эфир. Затем он обдул резьбу сжатым воздухом. «Потом я сделаю это более тщательно», — подумал Брэйд и ввернул манометр в баллон, сердито постукивая гаечным ключом.