В ловушке гарпий
— Нет. Я разыскал вас по собственной инициативе.
— Каждый раз он спрашивает об этом, и каждый раз просто из себя выходит.
Я подзываю бармена и указываю ему на стакан своего визави. Тот в ответ понимающе кивает.
— Этот номер — мое личное изобретение, — говорит Брюге. — Не люблю полицейских, но с вами, сдается мне, можно покалякать.
Я пропускаю мимо ушей характеристику, которую он мне дает, и перебиваю:
— Что же это за номер?
— Ну…, представьте себе, — начинает он, — что время подходит к девяти вечера. К половине одиннадцатого, но ни в коем случае не позже одиннадцати, я должен положить на стол шефа свои сто строчек. — Он поднимает палец и указывает себе за спину, в ту сторону, где должна находиться редакция. — Уле Петерс ждет, злой как дьявол, а у меня пока ни малейшего представления, откуда высосать эти сто строк! И, как вы думаете, что я делаю?
— Очень интересно было бы услышать!
— Сажусь в машину и медленно объезжаю город. Медленно-медленно. Есть у меня на примете несколько местечек… Обязательно что-нибудь, да случается! То полиция нравов устраивает облаву на девочек в Бертегсратене, то рокеры на кого-нибудь напали и проломили бедняге череп дубинками, то какой-нибудь идиот переехал такого же, как он, идиота! А коли ничего нет — трогаюсь в строну Юргордена или Терне… Оттуда без улова возвращаться не приходилось…
— Понятно.
— А когда нападешь на что-нибудь подходящее, оказываешься на месте раньше господ в белых касках! Достаешь фотоаппарат и получаю все, что требуется! Затем несколько обидных слов по адресу полиции и все такое прочее… Сами понимаете! Но они привыкли и пытаются даже извлечь из этого для себя выгоду, представляете? Размахивают потом в ландтаге газетой и требуют увеличения штатов! Теперь вам ясно?
— Блестяще! — говорю я. — Выпьем за ваше изобретение!
Он поднимает стакан с бренди-колой, отпивает и морщась ставит на стол. На облысевшем лбу собираются глубокие морщины.
— Ну, — спрашивает он, — вам понравилось? Какая гадость!
Поди, догадайся, к чему это относится. Но он указывает глазами на мой стакан.
— Может, попробуете колы “форте”? Ага, вот как называется это изобретение.
— Можно, — соглашаюсь я. — Но в качестве компенсации за муки, которые будут причинены моей печени, вы должны подробно рассказать, что же произошло тогда на шоссе!
— Ну, вот, — ухмыляется он, — это уже похоже на разговор. Конечно, я предпочел бы взять интервью у вас. Но раз мы начали!
— Начали вы, — вежливо поправляю я.
— Н-да… Тот вечер оказался на редкость неудачным. Пришлось впустую съездить в Юргорден. На обратном пути — тоже самое. Ну, думаю, придется запускать руку в неприкосновенный запас.
— А это что такое? — недоумеваю я.
— Есть у меня про запас два—три случая, из давнишних… Неужели не понимаете?
— Ясно.
— Я как раз раздумывал над тем, какой из них мне вытащить на свет божий, когда вошел в поворот. И едва успел ударить по тормозам, еле справился с машиной — до того все оказалось неожиданно! Первым делом я взглянул на часы: двадцать два часа двадцать восемь минут! Включил фары дальнего света и выскочил с фотоаппаратом.
— Минуточку, — говорю. — Значит, по дороге вы не встретили других машин и на месте происшествия оказались первым?
— Нет! — качает головой Брюге. — Раньше меня там оказался туристический джип. Двое мужчин и женщина…
— И что они делали?
— Мужчины пытались вытащить его из кабины… Откуда им знать, что он уже мертв! А женщина визжала как сумасшедшая. Ужасно глупо!
— И больше никто не остановился?
— Но я оказался там буквально через несколько минут после катастрофы! Никого там больше не было!
— А потом кто остановился?
— А никто! Не пожелали, мерзавцы!
И он сердито выругался, о чем я догадался только по тону, ибо не подозревал о существовании таких известных выражений в этом языке.
— А вы чему удивляетесь? — щурится Брюге. — Остановишься, а потом неприятностей не оберешься! У вас разве останавливаются?
— В общем, да!
— Ага, значит “в общем”!
— Погодите, — говорю я. — Теперь по порядку. Во-первых, туристический джип. Двое мужчин, которые пытались вытащить… раненного. И одна женщина А где же на вашей фотографии джип?
Я подаю ему вырезку. Он рассматривает ее и тычет пальцем в угол снимка, где темнеет едва различимый силуэт.
— Потом остановилась еще одна машина, — добавляет Брюге. — Впрочем, тот подлец попытался сразу же улизнуть, да я нацелился на него аппаратом и пригрозил, что ославлю через газету!
— А кто позаботился о шофере грузовика?
Брюге задумывается, потом пожимает плечами.
— Право, не помню. Наверное, кто-то из нас. Ничего особенного с ним не случилось. Правда, шока и он не избежал, но зато живой! Скулил как…
Плохо. Манолова извлекали из разбитой машины, пытались спасти. Если и были какие-нибудь улики, их могли уничтожить, или подбросить другие. К примеру, что-нибудь вроде моей находки.
Хотя в их поведении трудно усмотреть что-либо подозрительное. В подобных случаях никто не думает о последствиях, а пытается спасти раненного.
— Да-а-а, — тянет Брюге и отпивает глоток. — Знаю, что у вас на уме! За полицией в действии мне не раз доводилось наблюдать, правда, в основном я помалкивал… Вы полагаете, что авария произошла не совсем случайно, так ведь?
Я застываю со стаканом в руке.
— Почему вы так считаете?
— Не знаю…, — качает головой Брюге. — Просто так… И нас, журналистов, господь-бог наградил интуицией… Как и вас.
Не пойму, что кроется за этим его “просто так”!
— Что-то вам показалось не совсем в порядке?
— А вы считаете по-другому? Нормальный человек, не выпивший ни капли… вдруг попадает под колеса этого динозавра!
Во мне невольно просыпается раздражение.
— Но как раз здесь написано по-другому! — киваю я на вырезку. — Что во всем виноваты “эти иностранцы”! Садятся за руль в пьяном виде и т. д. и т. п.!
— Да бросьте вы! — примирительно машет рукой Брюге. — Такова уж профессия. Неужели ваши журналисты венчаны за истину?.. Погодите! — торопится он, видя мою реакцию. — Разве это так важно?
У меня зреет твердое намерение выяснить с ним вопрос о взаимоотношениях лжи и профессии, но Брюге опережает меня.
— Ладно! Вы что, намерены требовать опровержения?
— Чего-чего?
— Опровержения в газете… “Наш репортер был введен в заблуждение… Улики не выяснены до конца…” Или… погодите-ка!
За стеклами очков проблескивает идея.
— Эврика! — он с размаху опускает стакан на стол. — На первой полосе! Крупно: “Эксперт опровергает “Кронсхавен тиднинген”! С фотографиями. Интервью года! Недурно?
Его нахальство столь неподдельно, что просто обезоруживает. Я принимаюсь хохотать, раздражение улетучивается.
— Значит, вот как вы представляете себе свои завтрашние сто строк? Не выйдет1 Интервью года подождет. Расплатимся иначе!
Он щурится. Кто его знает, о чем он сейчас думает.
— Мне нужна пленка, которую вы отсняли на месте происшествия.
— О’кей! — соглашается он моментально. — Заскочим в редакцию и вы ее получите. Еще по одному “форте” за примирение?
— Нет. Если вы действительно желаете примирения, надо вставать. Я хотел бы как можно скорее получить эту пленку!
Я встаю первым. Брюге кладет деньги на скатерть и неохотно следует моему примеру. Девицы в узких джинсах бросают последние косые взгляды и списывают нас со счета.
Мы переходим на противоположный тротуар и я вновь глубоко вдыхаю запах типографской краски. Она уже легла на страницы газеты. Шустрый парнишка обходит клетушки редакции и на каждый стол кладет по свежему номеру. Коридоры уже пусты и полутемны. Лишь над дверями устало светят голубоватые люминисцентные лампы.
Я вхожу вслед за Брюге в его клетушку. Она рассчитана на двух человек. В ней два голых письменных стола, телефон и простенькие настенные часы. В принципе довольно неуютно.