В ловушке гарпий

— Располагайтесь, — приглашает он, придвигая мне легкий трубчатый стул от соседнего стола. — Сейчас поищем.
Он садится за свой стол, выдвигает верхний ящик и начинает в нем рыться.
— А вы не запираете стол на ключ? — как можно спокойнее задаю ему вопрос.
— А зачем? — ухмыляется Брюге. — Какому психу придет в голову копаться в моих рукописях?
Я-то не рукописи имел ввиду. Однако предпочитаю заметить для ясности. Тем временем Брюге вынимает несколько кассет с фотопленкой и небрежно бросает их на стол. Потом одну за другой начинает рассматривать, используя свет настольной лампы.
— Вот то, что вам надо, — говорит Брюге и протягивает мне одну из кассет.
Я с поклоном прячу ее в карман. Брюге встает, чтобы проводить меня.
— Вообще-то… — говорит он, — мне тоже здесь делать больше нечего. Вам куда? Могу подвезти.
Я не больно горю желанием любой ценой оставаться в его компании, но ловить такси в такое время — занятие не из приятных. Так что лучше воспользоваться его предложением.
И вот мы уже у него в машине. Брюге ведет совсем прилично, и не подумаешь, что выпил. Видать, это ему не впервой. Он ловко справляется с перекрестками и, наверное, выбирает улицы, на которые редко заглядывает транспортная полиция. У пансионата мы прощаемся. Я уже у двери, когда он опускает переднее стекло, высовывается из машины и кричит мне вдогонку:
— А может, дадите все-таки интервью?! С моей помощью недолго и прославиться!
Затем дает газ и резко трогается с места.
Я вхожу в фойе и направляюсь к администратору. Сейчас здесь тихо и спокойно. Никого нет, можно поговорить спокойно.
Наверное, он ждет моих вопросов. Кольмар или Ханке уже беседовали с ним, но нелишне самому выяснить кое-какие подробности.
— Можно попросить вас… на пару слов?
— Разумеется, — с готовностью отвечает администратор и выходит из-за конторки.
— Вы знали доктора Манолова, моего соотечественника?
— Трудно сказать, — неопределенно улыбается он. — Для нас гости — это, скорее, номера.
— Номера?
— В том смысле, что мы связываем с определенным лицом только номер его комнаты. Упомнить все имена просто невозможно. Но жильца из триста шестого я хорошо запомнил.
“Номер триста шестой” — вот и все! А сколь различны мы для каждого из знакомых!
— В тот… последний вечер вы дежурили?
— Да. Уходя, он оставил мне ключ.
— Вам оставляют ключи десятки людей, не правда ли?
— Нет, не совсем так, — он опять неопределенно улыбается. — Поздним вечером их не так уж много. И потом… несколько вечеров подряд он уходил в одно и то же время.
— Что-нибудь привлекло ваше внимание? Он торопился?
— Не сказал бы.
Довольно скользкая формулировка.
— Кто-нибудь ждал его? Он с кем-нибудь встретился?
— Я не заметил. В тот вечер у меня было много работы.
В его словах есть какой-то трудно уловимый нюанс. И мне необходимо немного подумать, прежде чем задать следующий вопрос.
— Значит, в другие вечера он с кем-то встречался?
Небольшая заминка. И ответ:
— Мне кажется, да. Два или три раза до… инцидента он уходил вместе со своим коллегой.
Я прошу описать коллегу, но результат получается чересчур туманным. И мне больше ничего не удается из него выжать, как ни стараюсь.
Благодарю администратора и поднимаюсь к себе в комнату.
Все вещи на своих местах. Никто не прикасался к ним можно сказать — со вчерашнего дня, ведь стрелки часов уже перевалили за два ночи.
Часы также свидетельствуют, что пока меня не подслушивают. Пока…
Я достаю из кармана кассету с фотопленкой и рассматриваю ее на свет лампы. Тридцать два кадра. Два из них мне знакомы по газете, а семь—восемь вообще к делу отношения не имеют. На них Брюге отснял уличные сценки, в том числе неизвестную мне красавицу, но совсем прилично одетую. Все остальное — репортаж с места автомобильной катастрофы. Приходится напрягать воображение, обращая в уме негативное изображение в позитивное, светлые силуэты — в темные.
На фотопленке все выглядит безжизненно. Для меня. Вот извлекают из автомобиля мертвого Женю. Кладут на асфальт. Грузовик. Шофер. Прибытие скорой помощи. Чья-то тупая физиономия на мотоцикле.
Меня интересуют снимки автомобиля и грузовика в различных ракурсах. К счастью, на нескольких кадрах — то, что мне надо, хотя и мелким планом. Завтра попрошу Ханке связать меня с фотолабораторией.
И что это за коллега, который, по словам администратора, уходил по вечерам вместе с Женей? Кто он? Ленарт?
Я раздеваюсь, ложусь и тушу свет.
Вновь перебираю в памяти итоги дня. Миниатюрный микрофон в разбитой машине. Как-то странно повернутая стопка книг на рабочем столе Жени.
Смерть Жени Манолова не результат несчастного случая. Авария была инсценирована. Я не располагаю неопровержимыми доказательствами, но люди, за которыми установлена слежка, редко погибают случайно. А он находился под наблюдением, каждый его шаг внимательно анализировался.
Эта авария была двойной ловушкой. Заранее избраны место и жертва. Предварительно обдуманы все детали. Разбитой машиной никто интересоваться не станет. Техническая экспертиза — и все. Потом на автомобильном кладбище некто купит пять—шесть машин, в том числе и эту, и увезет их на переплавку.
Все должно было бы произойти именно так. Ну, а если бы раны оказались не смертельными? Если бы экспертиза дала повод к сомнениям?
На этот случай подготовлена вторая ловушка: Мано-лов умер в результате сердечного приступа. Он подготовлен тщательно, и мне придется здорово попотеть, меряясь силами с опытным противником…
Внезапно звонит телефон.
Его резкий звон в одно мгновенье заполняет комнату и почти оглушает меня. Я застываю на месте.
Вновь звонок. Теперь я слышу его нормально. Затем осторожно протягиваю руку, будто опасаясь наткнуться на ядовитую змею, и снимаю трубку.
Линия работает, но в трубке молчание. На другом конце провода кто-то набрал номер и молчит. Может быть, ждет моего вопроса?
Но и я молчу. Не знаю, сколько длится это обоюдное молчание — секунд десять или больше. Наконец на другом конце провода кладут трубку. Кладу трубку и я. В следующую секунду включаю свет и бросаю взгляд на список служебных номеров, приколотый к тумбочке. Набираю номер администратора, хотя и подозреваю, что это ничего не даст. Вероятнее всего пансионат оборудован автоматическим коммутатором.
Так и есть. Администратор объясняет, что в гостинице установлен автоматический коммутатор. По любому городскому телефону можно набрать номер гостиницы, а затем номер комнаты. Очень жаль, но он ничем не может помочь мне.
— А мог ли кто-нибудь позвонить из гостиницы?
Его голос звучит подчеркнуто учтиво:
— Разумеется, это вполне возможно. Чем я еще могу быть вам полезен?
Я благодарю и кладу трубку. Больше мне ничего от него не надо. А вот какие, интересно, были желания у того, кто звонил? Мой номер был набран не по ошибке, ведь в таких случаях обычно приносятся извинения. Может быть кто-то хотел что-то сообщить мне, а потом раздумал? Или хотел записать мой голос? Но для этого совсем не стоило звонить в половине третьего ночи!
Нужно заснуть, причем немедленно. Утром меня ждет много работы. День обещает быть напряженным, а головная боль в таких случаях — излишняя роскошь.
Я натягиваю на себя одеяло и последнее, что помню — зеленые фосфоресцирующие стрелки часов у щеки на подушке. Потом все проваливается в темноту…