Рука в руке
Руис. Желание повторять его имя было так сильно, что девушка вздохнула. Она знала, что Жослин не спит. Он был расстроен и несчастен, потому что она испортила ему прекрасный день и он терпеть не мог, когда им пренебрегали. Ее охватило желание убежать. Набраться смелости и уехать отсюда. Вернуться в Париж. Но как заставить Жослина уехать? Под каким предлогом?
Да! Снова вернуться в рутину обыденной жизни, такой приятной и размеренной. Хранить воспоминание о Руисе, как легкий укол в сердце, что могло быть возможным, но не произошло. Снова окунуться в романтику отношений с Жослином. Снова видеть цель. Забыть Камарг, его окрестности, великолепие этого мира. Не думать, ничего не предпринимать и ни о чем не сожалеть. Но Рафаэль жалела себя, а не Жослина. Быть в объятиях мужчины, которого она любит лишь за то, что он дает ей, заставило ее испытать жалость к самой себе. Однако сейчас лучше было не поддаваться соблазну и не сравнивать Жослина с другими. Рядом с теми студентами, с которыми встречалась девушка, он был просто великолепен, умен и уверен в себе. Тогда не было особой нужды выбирать. Почему бы и сейчас не оставить этого горделивого юнца со своим сомнительным мастерством? К чему метаться? Зачем впадать в крайности?
Жослин повернулся к Рафаэль и обнял ее.
— О чем ты думаешь?
— О тебе.
По крайней мере, это было правдой. Да, о нем. О них.
— Почему ты ни разу не сказал, что любишь меня? Это более сложно, чем просить моей руки?
— Это сложно… В моем возрасте, детка, я боюсь, что у нас ничего не получится, какое бы будущее нас ни ожидало.
Она тихо прошептала:
— Ты знаешь, все это только от гордости… Жослин рассмеялся, и это было его ошибкой. Рафаэль тут же перестала его жалеть.
— Уже поздно, — сказала она. — Пора спать.
Он ничего не ответил. А она решила больше не корить себя за эту поездку с Руисом и уснула.
4
Среда, 14 сентябряЖослин проснулся поздно и вышел к обеду около часу дня. Он чувствовал себя немного уставшим, но был в отличной форме, готов к новому дню. Сегодня утром Рафаэль казалась еще более загоревшей после того, как она провела почти целый день у бассейна. Руис поехал в гости к друзьям в Арле, его ждали лишь к ужину. Удушающая полуденная жара не проникала сквозь толстые стены. Жослин наслаждался отсутствием Руиса за семейным обедом.
После того как гости доели испанскую паэлью и допили красное вино, Виржиль предложил Жослину пройти к нему в кабинет выпить чашечку кофе.
— Мария составит компанию Рафаэль, — сказал он. — Давай поговорим наедине. Расскажи мне немного о себе и своей жизни. Когда ты у меня, мы только и говорим, что о быках. Я плохой хозяин…
Виржиль улыбнулся и зажег одну из своих маленьких черных сигар, которые очень любил.
— Виржиль, когда я у тебя в гостях, мне интересно, что происходит у вас. Я приезжаю узнать новости о Камарге, Васкесах, их сыновьях и быках. Мне нечего рассказывать тебе.
— Ты живешь в Париже. Любовницы, путешествия… Почему ты ничего не рассказываешь? Ты доволен своей жизнью, Жослин?
— Конечно, доволен. Только думаю, что тебе будет неинтересно слушать о ней.
Виржиль налил в бокал немного коньяка, протянул его Жослину и сказал:
— Дай мне представить ее хоть на несколько минут.
— Представить что? Мою последнюю сделку в Виллервиле? Ты знаешь, где это? Нет, и тебе это не нужно. Десять особняков на северном побережье Франции. Довиль, Онфлер, ты слышал о них когда-нибудь? Так вот, это там. Две комнаты, балкон, кухня, море в трехстах метрах. И все это за какие-то десять тысяч евро с предварительной резервацией. Ты все это представляешь?
Виржиль засмеялся и ответил:
— Но девчонки все еще бегают за тобой, не так ли?
— Девчонки! Да мне уже пятьдесят, как и тебе!
Они рассмеялись, как старые заговорщики.
— Мне всегда казалось, что ты зря прожигаешь свою жизнь, — сказал Виржиль. — Ты с детства был таким. Пока ты три года подряд приезжал к нам, я пытался переубедить тебя, неисправимого парижанина, измениться. Стоит признаться, что это было довольно сложно, учитывая, что твой отец даже со мной не здоровался. Я хотел тебя изменить… Смешно! Ты всегда был неисправим… Теперь получил то, что заслужил.
— Да, и я сожалею об этом… Иногда у меня появляются амбиции и желания, но, глядя на тебя, я понимаю, что это ничего не стоит. Ты сам всего этого достиг…
— Ну да! Только этого… Я бы пожалел тебя, если бы ты не был всегда таким довольным. Как тебе удалось так жить и не сойти с ума? Я никогда не понимал… Теперь, когда я добился того, о чем мечтал, я хочу стать на тебя похожим.
— Стать сумасшедшим?
— Конечно!
Улыбка не сходила с лица Виржиля, пока он говорил.
Он любил Жослина со всеми его недостатками.
— Ты — истинный горожанин, — сказал он со своим неподражаемым акцентом, — И ничего с этим не поделаешь.
— А ты витаешь в облаках. Я не согласен с тобой: мы никогда не станем похожи. Тем лучше.
Некоторое время они молчали, внимательно глядя друг на друга.
— Ну а Рафаэль? — неожиданно спросил Виржиль.
— А что Рафаэль? Я привез ее к тебе, этим все сказано. Тебе она нравится?
— Она красивая, даже очень. Утонченная, наблюдательная… Любит развлечься, даже больше тебя. Немного бестактная, но вежливая… И молодая! Очень! Ты на ней женишься?
Жослин покраснел, и как раз этого Виржиль меньше всего ожидал от него. Он расхохотался своим громовым смехом, могучие плечи сотрясались от каждого вздоха.
— Эх, Жослин! Ты такой счастливый! Что еще, если не это, могло бы заставить меня покраснеть в таком возрасте? И так сильно. Конечно, ты женишься на ней, если она этого хочет…
— Как ты думаешь, она согласится?
Виржиль перестал смеяться и внимательно посмотрел на Жослина.
— Как я думаю? Здесь я ничем не могу помочь тебе, старик!
Жослин поднялся и заходил по комнате. Он сказал Виржилю, что Рафаэль не была достаточно счастлива с ним. «Иметь собственную жизнь» — это выражение она использовала довольно часто и с какой-то грустью. Он рассказал, как она заставила его смириться с ее независимостью. Надо согласиться, девушка несколько использовала его. Он признал, что не всегда понимал перепады ее настроения, что она почему-то никогда не рассказывала о своей семье, да и в целом у них было мало общих тем для разговора, и он объяснял это большой разницей в возрасте. Однако считал ее искренней. Рассказал Виржилю о ее недавнем признании в желании иметь детей, и это уже не вызвало смех, как прежде. В своем длинном монологе Жослин поведал другу свои страхи, сомнения и надежды — свою любовь к Рафаэль.
Видя его таким, Виржиль был не в состоянии прервать друга. Обрадовавшись, что наконец-то Жослин устал держать себя в рамках и решил выговориться, Виржиль внимательно слушал его долгое признание и только под конец сделал ему знак сесть.
— Ты прав, — согласился он. — Сделай это сейчас, если ты уверен. Мое время любви и рождения детей прошло с Марией. У меня нет желания начинать все сначала. Ну а ты новичок в этом деле.
— Нуда, как же! Вчерашняя прогулка верхом вымотала меня. Руис, видимо, решил посмеяться над нашим поколением…
— Быстро ты сдался! Нам с ним не привыкать — это наша работа. Не завидуй ему. Ты тоже хорошо справляешься.
Виржиль удивился, почему это Жослин вдруг заговорил о Руисе, но тот продолжил:
— Ты знаешь, иногда я чувствую себя неловко рядом с твоим сыном. Он очень изменился. Зря я так долго не приезжал. Ты знаешь, я видел Пабло и Мигеля в прошлом году, поэтому не заметил большой перемены.
— Руис — особенный, — сказал Виржиль, наливая себе еще коньяка.
Потом он добавил:
— Тебя смущает…
— Он как петух, — прервал его Жослин.
— Что?
— Да, он ходит с торжествующим видом.
— Он всегда был такой! За шесть лет все, что добавилось в нем, так это пятнадцать сантиметров роста и двадцать килограммов веса. Поэтому тебе кажется, что он изменился. В остальном же… Он должен быть таким. Если он не будет считать себя лучшим, бык победит его. Нельзя выходить на арену с чувством неполноценности. Нужно быть отважным. Если не получается, надо верить, что ты такой! Поэтому он старается держать голову высоко и считает себя главным.