Рука в руке

Жослин продолжал успокаивать девушку. Он хотел избавиться от стоящего перед ним образа Руиса, лежащего под могучим телом быка Миура, хотел снова возненавидеть Руиса. Он желал увести Рафаэль прежде, чем Виржиль выйдет из лазарета, чтобы они не встретились. Его мучили противоречия, он был переполнен отвращением и болью.
От горя и слез глаза Рафаэль опухли, макияж тек по щекам. Он наклонился к ней и прошептал, что им нужно уезжать, что хоть живым, хоть мертвым Руис не останется в Севилье, и только Васкесы могут помочь ему сейчас. Жослин уводил ее все дальше от толпы и места драмы. Его удивило, что она вдруг перестала сопротивляться и вообще реагировать; он крепче сжал ее руку и повел за собой.
Рафаэль ничего не видела сквозь слезы. Позади арены виднелся силуэт соборов Святой Богородицы и Святой Вероники, которые так и не защитили Руиса. Но разве может Бог защитить глупцов от самих себя? Рафаэль заняла у Руиса две недели его жизни. Три недели назад, сидя в гостиной Жослина и рассеянно листая книги о корриде, она улыбалась. Для нее тогда еще не существовало Руиса Доминике Васкеса. Пятнадцать дней безумия изменили ее жизнь и мир вокруг.
Руис… То, чего он хотел, произошло: он стал легендой.
— Руис!
Это первое слово, которое Рафаэль произнесла с тех пор, как рог Бунтаря вошел в тело тореадора. Бык восстал? Она забыла моменты счастья рядом с Руисом. Теперь перед глазами девушки была только картина смертельного боя. Она не могла себе представить будущее без цветов Испании, без ее слепящего солнца, без острой опасности и темноглазого героя, давшего обет вечной любви. Будущее стало для нее невыносимым. Мысль о Руисе терзала ее сердце. Рафаэль все время плакала, пока шла под руку с Жослином. Она была не в силах взглянуть в лицо реальности. Солнце скрылось за горизонтом, и в Севилье заканчивался еще один день. Праздничный день. Роковой для Руиса день…
  
11
 
26 и 27 сентября
Жослин старался сделать все, чтобы убедить Рафаэль покинуть Испанию.
Они провели кошмарную ночь в гостинице в Севилье, где Жослин подыскал комнату. Под действием снотворного, которым Жослин щедро напоил Рафаэль, она погрузилась в глубокий сон. И пока девушка спала, Жослин отправился бродить по отелю, чтобы узнать последние новости. Потом он прогулялся по набережной Гвадалквивира и очень устал. Он боялся, что кто-то увидит, как он выбрасывает нож в темную воду реки. По радио Жослин узнал, что на следующий день после корриды Руиса отвезли в больницу в Мадрид в очень тяжелом, но не безнадежном состоянии. К своему большому удивлению, он почувствовал облегчение. Ему, эгоисту, стало немного спокойнее. Хотя в глубине души он желал Руису скорейшей смерти, порой все же думал о Виржиле и Марии. Он чувствовал отвращение ко всему, особенно к себе самому. Он оставил Рафаэль отсыпаться, а когда она проснулась, неохотно, с чувством обреченности сообщил ей новость о Руисе. Он не смог купить билеты на следующий день, и они провели еще одну ночь бок о бок, почти не разговаривая друг с другом.
Во вторник утром, когда Жослин ушел по делам, Рафаэль отправилась в собор. Она зашла туда с таким чувством, будто это — единственное место во всей Севилье, где она могла бы вернуть к жизни Руиса. Она знала, что должна молиться. Просить, чтобы Дева Мария защитила его, чтобы он смог еще не один раз убить быка на корриде. Она подошла к статуе Девы, одетой в белый атдас и украшенной драгоценными камнями. Рафаэль начала шепотом молиться. Руис жив. Возможно, это ненадолго, но он жив. Опасность миновала. Рафаэль боялась даже представить себе картину смерти Руиса. Может, это произойдет в другом месте и в другое время. Но сейчас Руис будет жить. Все будет хорошо.
После долгих поисков Жослин наконец увидел Рафаэль в тени собора. Он остановился в нескольких футах от нее и стал наблюдать за девушкой. Он видел ее со спины, с опущенной головой, погруженную в молитву. На ней было помятое платье, то же, что и в воскресенье. Сердце Жослина разрывалось от жалости к ней. Ему было невыносимо видеть ее плачущей. Напрасно он пытался думать о Руисе без ненависти — его душила бессильная злоба. Он никогда бы не подумал, что в один прекрасный день сможет оказаться в соборе, наблюдать, как Рафаэль молится Деве Марии, и ненавидеть девушку за это. Он сделал несколько шагов вперед и вошел в собор. Рафаэль не шевелилась. Он знал, чего она просит. Спасти жизнь Руису. И что потом? Жослин с нестерпимой болью понял, что потерял Рафаэль навсегда. Он стоял так близко к ней, что отчетливо слышал ее шепот. Так она верила в Бога?! И как давно?
Жослин решил дотронуться до нее, чтобы дать понять, что он рядом. Ему не по душе была роль, которую он получил помимо воли. Он не помогал Рафаэль и не утешал ее. Он хотел, чтобы она любила его, но это было невозможно. Он был не в силах признаться себе, что действительно хочет, чтобы Руис пропал из их жизни и воспоминаний. Но и Васкес, и детские годы — это тоже все его воспоминания… Он подошел к Рафаэль и потряс ее за плечо, будто хотел разбудить. Она встала и молча последовала за ним. Теперь у них не было ничего общего. Только совместная обратная поездка в Париж.
Жослин чувствовал сильное желание покинуть готический собор, потому что сейчас он ненавидел Испанию. Уважать горе Рафаэль было выше его сил.
Для этого нужно было, чтобы Руис умер. Но, учитывая сложившиеся обстоятельства, Жослин понимал, что будет и дальше играть роль в этой пьесе. К сожалению, только лишь молчаливую.
Он молчал до прибытия в Руасси. Рафаэль попросила Жослина проводить ее домой. Глядя сквозь стекло машины на улицы Парижа, девушка была будто в тумане; кошмар остался позади. Но даже если Севилья вдруг станет очень далекой и недоступной, Руис все равно жив. Он лежал в больнице Мадрида, где мать присматривала за ним. Быка убили. Руис был жив, и у Рафаэль больше не было слез, чтобы плакать.
Жослин замер в нерешительности на пороге ее квартиры, но Рафаэль попросила его войти. Она открыла сумку, которую он принес, и была очень удивлена, обнаружив там одежду, купленную в Валенсии.
— Это будто произошло в другой жизни, — прошептала она. — Ты нашел этот магазин? На Альфонсо XIII?
— Да… Я был там, пока ты спала, — Жослин пристально посмотрел на Рафаэль и сел напротив нее.
Квартира была крошечной. Девушка посмотрела вокруг и вздохнула.
— Какими воспоминаниями ты будешь удерживать меня? — спросила она печальным голосом.
Жослин нахмурился и встал. Он пошел на кухню, взял бутылку виски и два стакана.
— Воспоминаниями? К чему это? Послушай, Рафаэль, мне кажется, что сейчас мы не способны рассуждать здраво. Эти последние два дня были адом…
Рафаэль посмотрела на него, затем положила голову на подушку и закрыла глаза.
— Если бы тебя не было в Севилье, — начала она, — не знаю, что бы я делала… Ты всегда был очень добр ко мне.
— Потому что я люблю тебя. Но не стоит благодарить меня, я не имею права на твое уважение. В Ниме Виржиль утешал меня, а в Севилье мне пришлось утешать тебя. Но я не святой, Рафаэль, и ты не жертва. Я еще раз говорю, что тебя люблю, и у меня нет гордости, когда это касается тебя. Но, увы, я не смогу все сразу забыть.
Она открыла глаза.
— Я только хотела сказать тебе, что ты был очень добр ко мне эти два дня.
— Хватит благодарить меня! — взорвался Жослин. — Ты не спрашиваешь, что я делал в Испании.
— Нет, — она отставила стакан, даже не пригубив его. — Нет, я спрашиваю тебя. Ты приехал найти меня? Или снова избить его, или что-то в таком духе? Бык уже сделал это за тебя. Доволен?
Жослин швырнул в стену бутылку виски, которую до сих пор держал в руках. Звук разбившегося стекла заставил Рафаэль вздрогнуть.
— Очень доволен! — заорал он.
Наступила тишина. Рафаэль смотрела на Жослина, который ходил взад-вперед по комнате, то засовывая сжатые кулаки в карманы, то вытаскивая их.
— Извини, — прошептала она.