Вампир поневоле

Вампир взвыл, как Витас, решивший подработать сигнализацией на автостоянке, и начал судорожно выдергивать палец у меня изо рта. Разумеется, это ему не удалось.
И вдруг этому хмырю ни с того, ни с сего надоело извиваться, как гадюке, и он, коротко взвизгнув, двинул мне под дых. От боли я разжал зубы и начал хватать ртом воздух. За руки меня по-прежнему держали дружки этого начинающего «стоматолога», так что я даже согнуться не мог. Так и стоял, выпрямившись, как гордый дуб…
– Твафь!!! – процедил мой палач.
О, так это ж наш с Вовкой «комарик» с разбитой челюстью!
– Сам такой! – не остался я в долгу, отдышавшись.
«Правильно поется: если в сердце дверь закрыта, надо в печень постучаться!» – успел подумать я, увидев двигавшийся мне куда-то в лоб ба-а-альшой кулак. Потом перед глазами замельтешило с добрую сотню звездочек, и я отключился…
Ночь. Шаги едва слышны. Этот город такой же, как все остальные: люди, оборотни, «ночные охотники»… И нигде нет ее. Как и того, «благодаря» кому она стала на этот путь…
Город ничем не отличается от других. Вот только… Раньше никто не отваживался напасть… Неужели я на верном пути?!
И не было обращенных…
Впервые за столько лет… Это хорошо или плохо?..
Ох, болять мои крылья! А точнее, голова… Причем болит так, что мозги через уши лезут… Я медленно расклеил глаза. Все плыло и качалось, как на теплоходе. У меня аж морская болезнь началась, но я смог взять свой желудок в кулак и собраться чуть ли не по частям.
Обстановочка в комнате, где я находился, была шикарной: лепнина на стенах и потолке, мраморные колонны… Любой новый русский от зависти бы помер. Комната пуста, лишь в дальнем углу притаился офигенный стул с гнутыми ножками, обитый какой-то тканью…
С трудом повернув голову, я разглядел, что весь пейзажик портит избитая Вовкина морда: под глазом расцветает синяк, бровь рассечена, губы разбиты… Сам Вовка был крепко прикован к стене… Впрочем, я и сам находился рядом с ним в такой же позе и стоял на ногах лишь благодаря все тем же оковам: наручникам шириной сантиметров пятнадцать, накрепко прикрученным к стене у меня над головой.
В этот момент Вован раскрыл глаза и покосился на меня:
– Шо смотришь? Хреново выгляжу?
Я даже слова сказать не мог, так отвратно себя чувствовал. Так что я лишь уронил голову, а потом поднял ее, что и было правильно расшифровано Вовкой как кивок. Он ухмыльнулся:
– Ты еще их не видел…
– А ты видел?
Надо же! Осилил такую длинную фразу!
– Нет, но представляю…
Юморист.
В этот момент где-то сбоку оглушительно заскрипела дверь (сигнализация, блин!) и в комнату – хотя какая на фиг комната! зала, не меньше! – вошел высокий парень лет двадцати трех– двадцати четырех. Черный строгий костюм, красная, цвета венозной крови рубашка и тонкая смоляная ниточка усов над верхней губой. Все впечатление портил тонкий длинный белесый шрам, начинающийся у внешнего уголка левого глаза, проходящий через всю щеку мимо уголка рта и скрывающийся на подбородке. Хотя, с другой стороны, моя мама всегда балдела от Жофрея де Пейрака. А у него физиономия была разукрашена еще похлеще. А-а, кто поймет этих женщин!
– Пиж-жон! – тихо фыркнул Вова. – Хоть бы галстук надел, Бандерас недорезанный!
Парень, похоже, услышал Вовкину критику, но, поджав губы, промолчал и остановился перед нами. За его спиной топтался «беффубый» «шкафчик», тревожно пряча глаза. Еще тройка бритоголовых накачанных амбалов осторожно проползла в комнату и остановилась возле дверей.
«Бандерас», как его вполне удачно окрестил Вован, чуть приподнял над плечом руку, и «комарик» тут же услужливо подал ему толстенную кубинскую сигару. Уже зажженную. Хлопец неспешно затянулся, выпустил струю дыма, затем тщательно затушил сигару о собственную ладонь (меня аж передернуло), бросил себе за спину окурок, тут же подхваченный «комариком» и выброшенный в открытую зарешеченную форточку, – и лишь потом обратил свой «светлый» взор на меня с Вовкой.
Через некоторое время пареньку наскучило глазеть на наши избитые физиономии: он полез во внутренний карман пиджака и вытащил оттуда пару белоснежных перчаток. Натянув их, «Бандерас» осторожно, одним пальцем поднял мне верхнюю губу. Я угрожающе щелкнул зубами. Он, скорее от удивления, чем от испуга, отдернулся. Вовка подавился коротким смешком.
Затем он повторил ту же операцию с Вовкой, медленно стянул перчатки и бросил их на пол. Один из придверных амбалов немедленно подскочил к нему, схватил перчатки и выбежал из комнаты, унося их в мусор. Остальные же услужливо подтащили «Бандерасу» тяжелый стул и вновь замерли у входа. Парень неспешно опустился в кресло, закинув ногу на ногу, и обратил взор на «комарика», который замер чуть спереди и сбоку, опустив взгляд в пол.
– Так ты говоришь, – лениво, с легким певучим – непонятно, то ли болгарским, то ли эстонским акцентом начал «Бандерас», – что эти два ребенка, у которых даже клыки толком не сформировались, смогли помешать тебе позавтракать?
«Комарик», не поднимая взгляда, молча кивнул.
– И после этого ты еще на что-то претендуешь?! – не меняя тихого, скучающего тона, поинтересовался этот пижон. – Вон с глаз моих. И чтобы я тебя в ближайшие пятьдесят лет не видел.
– Но…
– Убирайся.
«Комарик», тихо вздохнув, вышел из комнаты, а «Бандерас» вновь посмотрел на нас с Вовкой:
– Итак, кто вас инициировал? – поинтересовался он.
ЧЕГО???
А этот хмырь, не давая нам ни слова сказать, продолжил, теперь уже ни к кому особенно не обращаясь и смотря куда-то мимо нас:
– Странно, очень странно… – Он переплел пальцы и облокотился на них подбородком. – Чьи вы? – На языке крутилось «папины и мамины», но я благоразумно промолчал. – Кто вас инициировал?.. Хельга? Она оставляет на шее своих учеников длинные шрамы… Роллан? Он никогда не обращает больше одного за раз… Петр? Он бы разъяснил все правила…
К тому моменту когда вернулся амбал, выкидывавший перчатки, я наконец почувствовал, что мне полегчало. Не так, конечно, чтоб вообще хорошо стало, но, по крайней мере, я не упал бы, если с меня снять наручники:
– А ты кто вообще такой?
«Бандерас» некоторое время молча смотрел на меня, а потом по его губам скользнула поганая улыбочка:
– Меня зовут Дракула. Влад Дракула.
Ага. Бонд. Джеймс Бонд.
– Однофамилец? – внезапно хриплым голосом спросил Вова.
«Бандерас» злобно цыкнул зубом. Острым. Коренным. Похоже, даже без единой дырки:
– В мире есть только один Дракула. Я. Это имя дано мне при рождении и не принадлежит никому, кроме меня.
Да… От скромности он не умрет. Тут осиновый кол нужен.
Дракула между тем продолжил:
– Что касается вас… – В его руках как по волшебству появились два пистолета, направленные прямо на нас с Вовкой. – Можно, конечно, просто вас пристрелить: вы не знаете элементарных правил поведения, мешаете спокойно завтракать, – но это слишком кроваво. Тем более что пули серебряные, разрывные… – Эстет недоделанный. – Но… В любом случае, бесхозные обращенные всегда опасны… Вам лучше не дергаться, скорострельность этих пистолетов порядка шестидесяти… – по его губам скользнула усмешка, – …вампиров в минуту, ну а таких недоделков, как вы… штук сто, наверно, будет. Александр, Сергей, Карл, – скомандовал он своим качкам (тоже, между прочим, зубастым), – отведите их в гостевую комнату. А завтра на закате, когда их сожжет солнце, не забудьте проследить, чтобы там подмели… А то пепел, рассыпанный по комнате, это так… вульгарно…
Пистолеты, перекочевавшие в руки одному из амбалов, уничтожили у меня всякое желание рыпаться. А вот у Вовочки…
– Андрюх, – хрипло поинтересовался он, пока с меня снимали наручники, – как ты думаешь, на «недоделков» стоит обидеться?
Я покосился на более чем внушительные пистолеты и, повинуясь приказу «Бандераса», заложил руки за голову: