Зарубежный детектив

Кортеля раздражали выводы эксперта, словно молодой человек лишил его, опытного специалиста, того, чем он не без основания гордился.
— Однако не кажется ли вам странным, — сказал инспектор, — что все эти случаи совершались в определенных, схожих ситуациях? А это значит, молодой человек, что их необходимо и рассматривать во взаимосвязи и что именно тогда, когда в последнем случае машинист не остановился, погиб человек, который до сих пор не опознан.
Эксперт рассмеялся.
— Опознание — это уж ваше дело. А насчет странного... — Он покачал головой. — Для науки, извините, не существует этого слова. Может быть, еще пока не объясненное, но странное?.. Это беллетристика, — заявил он с пренебрежением. — Майор Беганьский рассказывал мне, что вы принадлежите к числу людей трезвых, но несколько усложняете дела. А я, извините, здесь испытываю некоторую метафизическую тоску. Если, например, в трех разных местах города происходят три автомобильные катастрофы с одинаковым исходом, вы что, будете искать общую причину?
— Необязательно. В некоторых случаях это одна и та же ошибка водителя или аналогичная ситуация...
— Вы скажете: случай. Так ведь? Железнодорожные специалисты безуспешно разыскивали общие причины и конструировали разнообразные, в основном бездоказательные гипотезы. На самом деле все просто. Взгляните, пожалуйста, на этот набросок: шоссе идет параллельно железной дороге. Вы видите? В сорока метрах от переезда, на повороте, стоит стеклянный киоск, работающий, впрочем, только летом для туристов. Стеклянные стены отражают свет... Машина едет в том же направлении, что и поезд, выныривает из-за поворота, и свет фар падает на киоск... Отражение... Машинист видит перед собой прожекторы... Естественно, над землей и в низине, на лугах, туман, однако над шоссе и между насыпью и дорогой его нет. Такое неравномерное распределение тумана вызывает обман зрения...
— Возможно, — сказал неуверенно Кортель.
— Четыре случая — и каждый должен иметь свою причину... — продолжал эксперт.
— Однако это только гипотезы.
— Но их можно проверить на практике. Конечно, это не так просто. Все зависит от того, как расположены прожекторы, от степени видимости и, наконец, от психики машиниста. Человек, который слышал о чем-то подобном, поверит в возможность этого явления, легко поддастся обману, будто бы видит прожекторы перед собой, в то время как я увижу только отраженный свет.
Кортель молчал.
— Однако вас что-то беспокоит, — улыбнулся эксперт.
Кортель действительно был взволнован. Почему ничего подобного не случалось раньше? Почему произошло четыре случая за такое короткое время?
Они спрыгнули с насыпи: прошел поезд. Кортель с экспертом сели в машину, в перегретой «Варшаве» было душно и неудобно. Начальник районной милиции беспрерывно курил «Спорт» и рассказывал о том, как удалось схватить автомобильного вора, которым оказался сын одного из местных директоров. Инспектор молчал. Эксперт тоже сник, выглядел уставшим, и теперь его занимало только одно: хороший ли номер забронирован ему в гостинице?
— Хотите сейчас допросить этого Репку? — спросил начальник районной милиции. — Я его приглашу.
— Не надо, — бросил Кортель, — я сам пойду к нему.
Фамилию Репки начальник произносил с издевкой и очень удивился, что Главная комендатура может серьезно относиться к показаниям этого... сумасшедшего.
— Он порядочный человек, товарищи, но чокнутый. Появился здесь в сорок пятом одним из первых. Тогда был нормальным. Работал в магистрате и занимался памятниками польской старины. Над ним подтрунивали: он проводил всевозможные раскопки, прибивал к стенам таблички, собирал старые книги, но не смог хотя бы мало-мальски обставить собственное жилье. Однажды, еще до полной эвакуации немцев, его нашли избитым в каком-то закоулке. До сих пор не установлено, кто это сделал: мародеры или гитлеровцы. Но с того все и пошло. В течение нескольких лет он еще казался нормальным, только очень уж досаждал местным властям. Председатель и первый секретарь Народного совета перестали его принимать. Он вмешивался в дела людей, которых даже и не знал. Квартирные дрязги, увольнения с работы, мелкие интриги, непорядки в магазинах, черт знает что... Писал письма в высшие инстанции. Туда дали знать, что он сумасшедший. Как-то Репка повесил в Народном совете такое объявление: «Магистр Вальдемар Щепка ничего не улаживает, но принимает все дела. Рассматривает их и будирует власти. Обращайтесь к магистру Щепке-будирующему». Люди разводили руками, недоумевая: что это — издевательство над властями или признак помешательства? Но прокурор не стал вмешиваться в это дело, а объявление уничтожили. Вскоре после этого от Репки ушла жена. Он пришел в больницу, и врачи нашли, что Репка психически нездоров. Его направили в Творки, там он немного подлечился, а через некоторое время угодил туда снова. Теперь за ним присматривает его сестра, которая приехала к нему из Щецина. На что живет? На пенсию...
Вспоминая этот разговор с начальником районной милиции, Кортель незаметно подошел к дому, который требовал ремонта, и, вероятно, уже давно.
На второй этаж вела деревянная темная лестница с расшатанными перилами. Ободранная стена была вкривь и вкось испещрена бесчисленными рисунками и надписями.
Кортель вскарабкался на второй этаж и постучал в дверь под номером пять. Таблички с фамилией не было, на двери, прижатый кнопкой, висел клочок бумаги. Кортелю открыл мужчина уже солидного возраста, полный, в рубашке, распахнутой на груди. Лицо его было круглым, добродушным, голубые глаза глядели внимательно и с интересом, а седые волосы, давно, видно, не чесанные, беспорядочно торчали надо лбом. Кортель иначе представлял себе магистра Вальдемара Репку.
Инспектор показал удостоверение. Репка вытащил очки, протер их, внимательно изучил документ, проверил, продлен ли он на следующий год. И только после этого пригласил Кортеля в комнату. Беспорядок здесь царил невероятный, напоминая общественную библиотеку во время ремонта или переучета. В квартире не было почти никакой мебели, кроме полок и стеллажей с книгами и огромного старого библиотечного шкафа, некогда застекленного. Толстые старые тома лежали также на полу, в углах какие-то рукописи, на подоконнике истрепанные брошюры. Только спустя несколько минут Кортель заметил среди этого хаоса в глубине комнаты старый топчан. Два стула магистр принес из кухни.
— Все это я собираю двадцать пять лет, — сказал он. — Вы не представляете себе, сколько книг было выброшено на мусорку. Да и после немцев порядком осталось. Я уже читаю даже готику, — констатировал магистр с гордостью. — Была бы сейчас сестра дома, — добавил он, — приготовила бы нам чай. Но она просиживает днями у кумушек и жалуется на меня, что ничего не продаю из всего этого. — Он сделал широкий жест рукой. — А я не продам!
— Вы написали письмо в Главную комендатуру, утверждая, что можете опознать мужчину, который попал под поезд. Его фотография...
— Да, да, — с нетерпением прервал его Репка, — я давно вас ждал, но вы не спешили... А здесь, — он безнадежно махнул рукой, — и побеседовать не с кем. Вы бюрократизируете провинцию, лишаете людей воображения, инициативы. Здесь замечают только то, что можно потрогать рукой. Никакой фантазии, благородного порыва, поиска... Вы, впрочем, тоже... Но человек всегда на что-то надеется, вот почему я решил обратиться к вам.
Кортель прервал монолог Репки, вытащил из портфеля фотографию и положил ее перед магистром.
— Присмотритесь внимательнее еще раз к этому человеку.
Репка долго рассматривал фотографию.
— Да, — сказал он наконец, — это он. Я его сразу узнал, я бы его везде узнал. Правда, он немного изменился... после смерти. Те же скулы... Только лицо еще больше вытянулось и высохло. Будто похудел немного...
— Назовите, пожалуйста, его фамилию, имя, профессию. Если знаете, то и адрес. И вообще, все, что вы знаете об этом человеке, — сказал Кортель официально.