Зарубежный детектив
— Это ужасно, — сказал он, входя в кабинет. — Не ограбление, конечно. Убийство... Эта девушка была очень хороша собой.
— Да, — сказал инспектор. — Как вы ее нашли? По объявлению? Или через знакомых?
— Как мы ее нашли? — повторил он. — Обычно, случайно...
— Ваша жена?
— Нет, нет. Один мой знакомый, Коркашевич, сказал жене...
— Это любопытно. А этот Коркашевич знал раньше Казимиру Вашко?
— Нет, не знал, пан инспектор.
— Не понимаю, ведь он же рекомендовал ее вашей жене.
— Да, он... — Инженер Ладынь говорил с трудом, обрывистыми фразами. — Потому что я его об этом просил...
— А не могли бы вы поподробнее рассказать...
— Важно ли это? Видите ли, моя жена, как бы вам это объяснить, очень ревнива и подозрительна... Нет, нет, она прекрасная женщина, я ее, конечно, люблю, но... — он улыбнулся, — я у нее под каблуком. А впрочем, кто из нас не под каблуком? Так вот, в один прекрасный день во время прогулки в Лазенках (я люблю отдыхать там) я встретил Казю, то есть Казимиру Вашко, и пригласил ее на мороженое, а потом отвез на своей машине домой.
— До этого вы ее не знали?
— Нет. Откуда?..
Кортель отлично представлял себе эту сцену: несколько потрепанный ловелас и хорошенькая девушка. Лазенки, кафе, собственная машина...
— Упаси бог, — словно угадывая мысли Кортеля, продолжал инженер, — между нами ничего не было... Я люблю иногда побеседовать с молодой девушкой. Казя говорила мне, что ищет работу, а у нас в это время не было домработницы, вот я и попросил Коркашевича... Не мог же я признаться жене, что познакомился с Казей в Лазенках...
— Это была ваша маленькая тайна?
— Да, конечно, и единственная...
Флирт с домработницей — что может быть банальнее? Ладынь с беспокойством ждал следующего вопроса, а Кортель подумал: надо еще раз допросить тетку убитой. В котором часу Казимира вышла в тот день из дому?
— Самолет на Будапешт вылетал только в одиннадцать, — спустя некоторое время сказал Кортель, обращаясь к Ладыню.
Ладынь подтвердил это.
Инспектор ожидал, что инженер сам расскажет о своем приезде из аэропорта домой, но тот молчал.
— В аэропорт вы уезжали на собственной машине?
— Да. Машину забрал потом мой коллега, инженер Рыдзевский, в свой гараж.
— Когда Рыдзевский покинул аэропорт?
— Я уже точно не помню. Пожалуй, около девяти, потому что прошло еще два часа, прежде чем мы наконец взлетели.
— А во сколько вы приезжали из аэропорта домой?
Ладынь с минуту молчал.
— У меня это вылетело из головы. Я забыл на столе портфель и вернулся за ним, будучи уверен, что вполне успею к рейсу. Было где-то около восьми.
— Казимиры Вашко не было еще на вилле?
— Нет, — сказал Ладынь, — пожалуй, нет...
— Почему «пожалуй»?
— Я не заглядывал на кухню, — тут же ответил он.
— После этого вы не уезжали из аэропорта?
— Разумеется, нет.
Кортель протянул инженеру список предметов, обнаруженных у грабителей.
— Это легко проверить, — заявил Ладынь. — Мы с женой составили нечто похожее.
Грабители не успели ничего продать или спрятать; в списке Ладыня было только два пункта, отсутствовавших у Кортеля: бронзовое пресс-папье в форме статуэтки Будды и папка с записками инженера Болеслава Бильского.
Пресс-папье лежало всегда на столе в кабинете; вероятнее всего, убийца именно им нанес смертельный удар, а потом забрал с собой или где-то спрятал. Сообщение же о каких-то записках было для Кортеля настоящей неожиданностью.
— Где находились эти записки?
— В ящике письменного стола, — ответил Ладынь. — Я их получил утром, в день отъезда.
— Каково содержание записок?
— Понятия не имею, — буркнул инженер.
— То есть как?
Ладынь объяснил. Инженер Болеслав Бильский умер восемь лет назад. Он был талантливым химиком, руководителем института, который теперь возглавляет он, Ладынь. Вдова Бильского, женщина уже пожилая и болезненная, уехала недавно на постоянное местожительство к своей сестре во Францию. Перед отъездом она передала Ладыню бумаги своего покойного мужа, которые ей были абсолютно не нужны. Какие-то заметки, старые проекты, воспоминания...
— Могло там быть что-то интересное? — спросил Кортель. — К примеру, проекты изобретений, секретная информация...
— Шутите! — Ладынь махнул рукой. — Спустя восемь лет? Впрочем, Бильский был педантом, он ничего секретного никогда не брал домой. А предварительные расчеты? Вы же знаете, как быстро сейчас развивается химия...
«Между прочим, Болеслав Окольский интересовался химией, — подумал Кортель. — Ящик стола был открыт. Может, это он взял записки... и пресс-папье?»
— Когда вдова Бильского вручила вам эти документы?
— Я же сказал, утром в день отъезда.
— Кто-нибудь при этом присутствовал?
— Моя секретарша. Это было на работе. Я положил папку в портфель и поехал домой. Я торопился — не знал еще, во сколько отлетает самолет.
— Зельская знала Бильского?
— Нет, откуда... Зося работает у нас только три года.
— Что вы можете о ней сказать?
— О ком? О Зосе? Чудесная девушка. Трудолюбивая, честная, скромная... Все мне завидуют, что у меня такая секретарша.
— Как вы думаете, не могли ее интересовать бумаги Бильского?
— Вы в чем-то подозреваете Зосю? Пан инспектор... — Он внезапно замолчал, пальцы еще быстрее забарабанили по столу.
— А кого, по-вашему, они могли заинтересовать?
— Не знаю, — сказал он тихо. — Я, право, не знаю...
Кортель решил допросить жену Ладыня, но, разумеется, на следующий день.
Каждую минуту, даже во время разговора с Ладынем, он поглядывал на часы. Как долго еще? Время, отделявшее его от встречи с Басей, сокращалось неимоверно медленно; Кортель вышел из комендатуры раньше обычного, около шести, и вопреки своей привычке взял такси. На перекрестке улиц Королевской и Маршалковской, как всегда, была пробка.
— Вот видите, — нравоучительно начал водитель, — что стоит наша милиция... Ловит нарушителей, а на таком перекрестке никого!.. Даже светофор барахлит...
Кортель в ответ что-то проворчал, у него не было никакого настроения разговаривать. Шеф был явно недоволен результатами расследования. Допросы Желтого Тадека и Циклона не дали никаких дополнительных улик, а Болеслав Окольский как в воду канул. На специальном совещании было решено установить наблюдение за Зосей Зельской и Золотой Аней, а также за родителями Окольского. Докладывая шефу о результатах расследования, Кортель говорил, что убийство, вероятнее всего, совершил Окольский. «Я говорю «вероятнее всего», — продолжал Кортель, — потому что дело оказалось значительно сложнее. Почему родственники Вашко ничего не говорят о Пущаке? Кто взял записки Бильского из стола Ладыня? Если убийца Окольский, то это он выкрал записки покойного инженера. И, если верить показаниям Циклона и Желтого Тадека, Болек нанес смертельный удар сразу, когда вбежал в кабинет, потому что Казимира уже была там. Прошло несколько секунд, и в кабинет вбежал один из двоих: Циклон или Тадек — это нельзя еще с полной уверенностью утверждать, а Окольский убежал. Значит, у него не было времени рыться в столе инженера. Почему, наконец, Казимира лежала между рабочим столом и дверью, а все указывает на то, что убийца находился в глубине комнаты? Только показания Болека могут внести ясность в показания его сообщников...»
Майор прервал размышления Кортеля, сказав, что сначала Окольского надо поймать. Он долго и нудно говорил о черепашьих темпах следствия, о неизобретательности в их деле. «Мы любим строить гипотезы и не любим действовать», — это уже относилось к самому Кортелю.
После совещания у майора позвонил Беганьский, и Кортель тотчас же выпалил ему, что этого психа магистра могла допросить и районная милиция, а значит, в его выезде не было необходимости. Репка — обычный маньяк... А может, Главная комендатура уже знала заранее, чего стоят показания магистра, и его, Кортеля, послали подумать кое о чем?..