Эмигранты. Поэзия русского зарубежья
Часть 27 из 56 Информация о книге
Тот, кто вольно отчизну покинул,волен выть на вершинах о ней,но теперь я спустился в долину,и теперь приближаться не смей.Навсегда я готов затаитьсяи без имени жить. Я готов,чтоб с тобой и во снах не сходиться,отказаться от всяческих снов;обескровить себя, искалечить,не касаться любимейших книг,променять на любое наречьевсе, что есть у меня, мой язык.Но зато, о Россия, сквозь слезы,сквозь траву двух несмежных могил,сквозь дрожащие пятна березы,сквозь все то, чем я смолоду жил,дорогими слепыми глазамине смотри на меня, пожалей,не ищи в этой угольной яме,не нащупывай жизни моей!Ибо годы прошли и столетья,и за горе, за муку, за стыд,поздно, поздно, никто не ответит,и душа никому не простит.Арсений Несмелов
1889–1945
В этот день
В этот день встревоженный сановникК телефону часто подходил,В этот день испуганно, неровноТелефон к сановнику звонил.В этот день, в его мятежном шуме,Было много гнева и тоски,В этот день маршировали к ДумеПервые восставшие полки!В этот день машины броневыеПоползли по улицам пустым,В этот день… одни городовыеС чердаков вступились за режим:В этот день страна себя ломала,Не взглянув на то, что впереди,В этот день царица прижималаРуки к холодеющей груди.В этот день в посольствах шифровалиПервой сводки беглые кроки,В этот день отменно ликовалиЯвные и тайные враги.В этот день… Довольно. Бога ради!Знаем, знаем, — надломилась ось:В этот день в отпавшем ПетроградеМощного героя не нашлось.Этот день возник, кроваво вспенен,Этим днем начался русский гон, —В этот день садился где-то ЛенинВ свой запломбированный вагон.Вопрошает совесть, как священник,Обличает Мученика тень…Неужели, Боже, нет прощеньяНам за этот сумасшедший день!Восемнадцатому году
Идут года. На водоемах мутныхЛетящих лет черту не проведу,Все меньше нас, отважных и беспутных.Рожденных в восемнадцатом году.Гремящий год! В венце багровых заревОн над страной прозыбил шаткий шаг,То партизан, то воин государев,Но вечно исступлением дыша.______________И обреченный, он пылал отвагой.Был щит его из гробовой доски.Сражался он надломленною шпагой,Еще удар, и вот она — в куски.И умер он, взлетев ракетой яркой,Рассыпав в ночь шрапнели янтаря,В броневике, что сделан из углярки.Из Омска труп умчали егеря.Ничьи знамена не сломила гибель,Не прогремел вослед ничей салют,Но в тех сердцах, где мощно след он выбилИ до сих пор ему хвалу поют.И не напрасно по полям СибириОн проскакал на взмыленном коне,В защитном, окровавленном мундире,С надсеченной гранатою в руке.Кто пил от бури, не погасит жаждыУ мелко распластавшейся струи,Ведь каждый город и поселок каждыйСберег людей, которые — твои.Хранят они огонь в глазах бесстрастных,И этот взор — как острие ножа.Ты научил покорных, безучастныхВеликому искусству мятежа!Пусть Ленин спит в своем гробу стеклянном,—Пусть Мавзолей и мумия мертва,А ты еще гуляешь по полянам,И году прогремевшему хвала.Хвала тебе, год-витязь, год-наездникС тесьмой рубца, упавшей по виску.Ты выжег в нас столетние болезни:Покорность, нерешительность, тоску.Все меньше нас — о, Год! — тобой рожденных,Но верю я, что в гневе боевом,По темным селам, по полям сожженнымПроскачешь ты в году…Божий гнев
Город жался к берегу домами,К морю он дворцы и храмы жал.«Убежать бы!» — пыльными устамиОн вопил и все ж — не убежал!