Избранное

- Не хватило денег? - спросил Сакердон Михайлович. 
- Нет, денег хватило в обрез, - сказал я, - но я вспомнил, 
что не могу пустить ее в свою комнату. 
- Что же, у вас в комнате была другая дама? - спросил Сакер
дон Михайлович. 
- Да, если хотите, у меня в комнате находится другая дама, 
сказал я, улыбаясь. - Теперь я никого к себе в комнату не могу 
пустить. 
- Женитесь. Будете приглашать меня к обеду, - сказал Сакердон 
Михайлович. 
- Нет, - сказал я, фыркая от смеха. - На этой даме я не же
нюсь. 
- Ну, тогда женитесь на той, которая из булочной, - сказал 
Сакердон Михайлович. 
- Да что вы все хотите меня женить? - сказал я. 
- А что же? - сказал Сакердон Михайлович, напоняя рюмки. - За 
ваши успехи! 
Мы выпили. Видно,водка начала оказывать на нас свое действие. 
Сакердон Михайлович снял свою меховую с наушниками шапку и швыр
нул ее на кровать. Я встал и прошелся по комнате, ощущая уже не
которое головокружение. 
- Как вы относитесь к покойникам? - спросил я Сакердона Ми
хайловича. 
- Совершенно отрицательно, - сказал Сакердон Михайлович. - Я 
их боюсь. 
- Да, я тоже терпеть не могу покойников, - сказал я. - Под
вернись мне покойник, и не будь он мне родственником, я бы, дол
жно быть, пнул бы его ногой. 
- Не надо лягать мертвецов, - сказал Сакердон Михайлович. 
- А я бы пнул его сапогом прямо в морду,- сказал я, - Терпеть 
не могу покойников и детей. 
- Да, дети гадость, - согласился Сакердон Михайлович. 
- А что по-вашему хуже: покойники или дети? - спросил я. 
- Дети, пожалуй, хуже, они чаще мешают нам. А покойники все
таки не врываются в нашу жизнь, - сказал Сакердон Михайлович. 
- Врываются! - крикнул я и тотчас же замолчал. 
Сакердон Михайлович внимательно посмотрел на меня. 
- Хотите еще водки? - спросил он. 
- Нет, - сказал я, но спохватившись, прибавил: - Нет, спаси
бо, я больше не хочу. 
Я подошел и сел опять за стол. Некоторое время мы молчим. 
- Я хочу вас спросить, - говорю я наконец, - Вы веруете в Бо
га? 
У Сакердона Михайловича появляется на лбу поперечная морщина, 
и он говорит: 
- Есть неприличные поступки. Неприлично спрашивать у человека 
пятьдесят рублей в долг, если вы видели, как он только что поло
жил себе в карман двести. Его дело: дать вам деньги или отка
зать; и самый удобный и приятный способ отказа - это соврать, 
что денег нет. Вы же видели, что у того человека деньги есть и, 
- 40 
- Не жнаю, - ответила Марья Васильевна. 
- Когда это было? - спросил я. 
- Тоже не жнаю, - сказала Марья Васильевна. 
- Вы разговаривали со стариком? - спросил я Марью Васильевну. 
- Я, - отвечала Марья Васильевна. 
- Так, как же вы не знаете, когда это было? - сказал я. 
- Чиша два тому нажад, - сказала Марья Васильевна. 
- А как этот старик выглядел? - спросил я. 
- Тоже не жнаю, - сказала Марья Васильевна и ушла на кухню. 
Я пошел к своей комнате. "Вдруг, - подумал я, - старуха ис
чезла. Я войду в комнату,а старухи-то и нет. Боже мой! Неужели 
чудес не бывает?!" 
Я отпер дверь и начал ее медленно открывать. Может быть это 
только показалось, но мне в лицо пахнул приторный запах начинав
шегося разложения. Я взглянул в приотворенную дверь и на мгнове
ние застыл на месте. Старуха на четвереньках медленно ползла ко 
мне навстречу. 
Я с криком захлопнул дверь, повернул ключ и отскочил к проти
воположной стенке. 
В коридоре появилась Марья Васильевна. 
- Вы меня жвали? - спросила она. 
Меня так трясло, что я ничего не мог ответить и только отри
цательно замотал головой. Марья Васильевна подошла ближе. 
- Вы ш кем-то ражговаривали, - сказала она. 
Я опять отрицательно замотал головой. 
- Шумашедший, - сказала Марья Васильевна и опять ушла на кух
ню, несколько раз по дороге оглянувшись на меня. 
- Так стоять нельзя. Так стоять нельзя, - повторил я мыслен
но. Эта фраза сама собой сложилась где-то внутри меня. Я твердил 
ее до тех пор, пока она не дошла до моего сознания. 
- Да, так стоять нельзя, - сказал я себе, но продолжал стоять 
как парализованный. Случилось что-то ужасное, но предстояло сде
лать что-то, может быть, еще более ужасное, чем то, что уже про
изошло. Вихрь кружил мои мысли, и я только видел злобные глаза 
мертвой старухи, медленно ползущей ко мне на четвереньках. 
Ворваться в комнату и раздробить этой старухе череп. Вот, что 
надо сделать! Я даже поискал глазами и остался доволен, увидя 
крокетный молоток, неизвестно для чего, уже в продолжении многих 
лет, стоящий в углу коридора. Схватить молоток, ворваться в ком
нату и трах!... 
Озноб еще не прошел. Я стоял с поднятыми плечами от внутрен
него холода. Мысли мои скакали и путались, возвращались к исход
ному пункту и вновь скакали, захватывая новые области, а я стоял 
и прислуши вался к своим мыслям и был, как-бы, в стороне от них, 
и был, как бы, не их командир. 
- Покойники, - объясняли мне мои собственные мысли, - народ 
неважный. Их зря называли покойники, они скорее беспокойники. За 
ними надо следить и следить. Спросите любого сторожа из мертвец
кой. Вы думаете, он для чего поставлен там? Только для одного: 
следить, чтобы покойники не расползались. Бывают, в этом смысле, 
забавные случаи. Один покойник,пока сторож по приказанию началь
ства мылся в бане, выполз из мертвецкой, заполз в дезинфекцион
ную камеру и съел там кучу белья. Дезинфекторы здорово отлупце
вали того покойника, но за испорченное белье им пришлось рассчи
тываться из собственных карманов. А другой покойник заполз в па
лату рожениц и так перепугал их, что одна роженица тут же произ
вела преждевременный выкидыш, а покойник набросился на выкинутый 
плод и начал его, чавкая, пожирать. А когда одна храбрая сиделка 
ударила покойника по спине табуреткой, то он укусил эту сиделку 
за ногу, и она вскоре умерла от заражения трупным ядом. Да, по
койники народ неважный, и с ними надо быть начеку. 
- Стоп! - сказал я своим собственным мыслям. - Вы говорите 
чушь. Покойники неподвижны. 
- Хорошо, - сказали мне мои собственные мысли, - войди тогда 
в свою комнату, где находится, как ты говоришь, неподвижный по
койник. 
Неожиданное упрямство заговорило во мне. 
- И войду! - сказал я решительно своим собственным мыслям. 
- Попробуй! - насмешливо сказали мне мои собственные мысли. 
Эта насмешливость окончательно взбесила меня. Я схватил кро
кетный молоток и кинулся к двери. 
- Подожди! - закричали мне мои собственные мысли. Но я уже 
повернул ключ и распахнул дверь. 
Старуха лежала у порога, уткнувшись лицом в пол. С поднятым 
крокетным молотком я стоял наготове. Старуха не шевелилась. 
Озноб прошел, и мысли мои текли ясно и четко. Я был команди
ром их. 
- Раньше всего, закрыть дверь! - скомандовал я сам себе. 
Я вынул ключ с наружной стороны двери и вставил его с внут
ренней. Я сделал это левой рукой, а в правой я держал крокетный 
молоток и все время не спускал со старухи глаз. Я запер дверь на 
ключ и, осторожно переступив через старуху, вышел на середину 
комнаты. 
- 42 
Чемодан стоит передо мной, с виду вполне благоприятный, как 
будто в нем лежит белье и книги. Я взял его за ручку и попробо
вал поднять. Да, он был, конечно, тяжел, но не чрезмерно, я мог 
вполне донести его до трамвая. 
Я посмотрел на часы: двадцать минут шестого. Это хорошо. Я 
сел в кресло, чтобы немного передохнуть и выкурить трубку.