Сороковник. Части 1-4

— Скажу честно, Мишель, я здесь недавно, и абсолютно не разбираюсь ни в местной моде, ни в фасонах, поэтому полностью полагаюсь на вас. Только не нужно ничего экстравагантного, это ей не подойдёт.
— Брюнетка, блондинка, шатенка? Цвет глаз? — Блондин уже что-то строчит в записную книжечку. — Вы же понимаете, при выборе цветовой гаммы нам это нужно учесть…
— Светло-русая, глаза голубые.
Молодой человек задушевно интересуется:
— В пределах какой суммы нам уложиться, госпожа?
— Не стесняйтесь, — вмешивается мой провожатый. Я теряю дар речи. — Добавьте плюсом свои комиссионные и плату за доставку. Счёт пришлёте мне, как обычно.
Мишель почтительно наклоняет голову.
— И я бы советовал взять за основу стиль леди Абигайль-младшей, — добавляет Мага. — Они с нашей протеже весьма схожи.
— Пока мы готовим образцы для показа, позволите предложить вам кофе?
— Нет! — отрезаю я.
— Да! — мягко говорит Мага и берёт меня под руку. — Да, Мишель, с удовольствием. Дорогая, не возражай, ты ещё не знаешь, какой замечательный у них кофе.
«Белый костюм» проводит нас в небольшой демонстрационный зальчик со стенами, обитыми сиреневым бархатом, и там я едва не запутываюсь в длинном, как неподстриженный газон, ковровом ворсе. Мага поддерживает меня, и я тихо бешусь, потому что не решаюсь скандалить при персонале.
— Мага, — цежу сквозь зубы, — я сама заплачу!
— Не позорь меня, женщина, — кротко отвечает он и насильно усаживает на низкий диван. Придвигает вплотную невысокий столик, отсекая возможность вскочить, а сам устраивается в кресле напротив. — Или ты думаешь, я не в состоянии выложить несколько монет для этой несчастной девочки? Не одна ты хочешь о ней позаботиться, ты просто успела раньше. И всегда почему-то считала, что творить добро — исключительно твоя привилегия.
«…всегда считала…» Опять он за старое. Нет, нужно объясниться с ним сейчас же, иначе я увязну ещё глубже.
— Мага, прекрати! — Ёрзаю и пытаюсь отодвинуть столик, потому что тот упирается мне в коленки. — Прекрати принимать меня за другую. Я же сказала: я — не она! Мало ли, приметы какие-то совпали, бывает ведь такое!
— Бывает, — вроде бы соглашается он. И даже немного двигает стол на себя. — Именно поэтому нам и нужно пообщаться, чтобы выявить, наконец, эту разницу. Согласна?
Логика, конечно, в этом есть. Я почти успокаиваюсь.
— … или найти окончательное сходство, — завершает он. — Надо же чем-то занять время, пока Мишель весь свой штат поднимает на ноги. Не волнуйся ты так, не съем. А кофе здесь действительно хороший, зря отказалась.
Обречённо молчу. Похоже, мне его не переупрямить.
Две девушки в безукоризненно белых блузах и длинных чёрных юбках — прямо-таки офисный стиль! — быстро сервируют стол. Полированная поверхность устилается лепестками кружевных салфеток, по центру в вазочке скромно снежится одинокая хризантема. В плетёной корзинке исходит немыслимым ароматом корицы и ванили нечто свежеиспеченное.
— Вам, как всегда, господин Мага? — одна из девушек, улыбаясь и трепеща ресницами, наклоняется к моему визави. Ничего подчёркнуто эротичного в её наряде и движениях нет, но от неё так и исходит страстное желание понравиться.
— Да, милая, — спокойно отвечает он, и у меня мурашки пробегают по коже, как тогда, у Галы, где я впервые услышала этот голос. Глаза у девушки подёргиваются томной дымкой. — Для госпожи Ванессы отдельно коричневый сахар и немного корицы к кофе.
Я так и замираю. А откуда он знает про коричневый сахар?
Вторая девушка поджимает губы, досадуя, что не успела подсуетиться. Впрочем, недоброжелательные взгляды я получаю от обеих. Недоумённо смотрю им вслед… и в следующий миг его ладонь накрывает мою. От неожиданности у меня перехватывает дыхание.
Моё запястье поглаживают сильные красивые пальцы, на каждом — серебряное кольцо, украшенное чернью. На ногтях матово блестят отполированные тончайшие пластины какого-то металла, блики на них так и притягивают, глаз не отвести. И пальцы у него не холодные, как вчера ночью, а тёплые, ласкающие. Они скользят выше, под рукав и отдёргиваются, словно обжёгшись о Васютин подарок.
С меня сходит странное оцепенение. Я аккуратно высвобождаюсь.
— Что же, — ровно говорит Мага, — Васюта разве не снял свой браслет?
— Он снял, я надела, — так же ровно отвечаю. — Привыкла я к нему. А тебе что?
Как-то недобро он меня разглядывает. Как подопытную мышку. Жаль, что девушки ушли, не видят, это им вмиг головы подлечило бы.
— Ты же знала его каких-то несколько дней и за это время успела полюбить? Настолько, что именная вещь Наставника, даже снятая, вновь тебя признаёт?
— Какая тебе разница? — говорю. — Какое тебе вообще дело до нас с Васютой? Да, успела. Можно подумать…
«…ты ни разу не влюблялся?», хочу сказать, но прикусываю язык. Любовь — и желчный, рациональный до мозга костей Мага в моём представлении просто несовместимы. А ещё он злобный, мстительный, и…
И он поцеловал Галу в губы, прощаясь. Это тоже как-то не укладывается в те рамки, в которые я пытаюсь загнать его образ. Не укладывается, и всё тут! Слишком он разный, и я никак не могу сложить его кусочки, не сходится паззл, хоть тресни.
Он собирается ответить, но в это время приносят кофе. Девушка — та, вторая, которой не хватило в прошлый заход внимания со стороны гостя, не торопясь переставляет с сервировочного столика кофейник, молочник, сахарницу; смотрит на Магу вопросительно и получает в ответ ласковую улыбку. Расцветает. Что-нибудь ещё, мой господин?
— Дружок, — говорит он непосредственно, — передай Мишелю, чтобы перестали у входной двери брызгать сиренью: слишком агрессивный запах. Пусть сменит на что-нибудь более утончённое.
Она удаляется, едва касаясь туфельками мохнатого ковра и воспаряя от восторга.
Кого-то мне это сильно напоминает. Или я ошибаюсь, или, как не кощунственна сама мысль, но Мага в своём непринуждённом обаянии так же притягателен, как сэр Майкл. Тоже издержки специализации? Но кого ему обаять — мёртвых, что ли? Так они в этом не нуждаются…
Он наливает мне кофе, и я снова задерживаю взгляд на его руке, на этот раз потому, что в самом жесте сквозит нечто знакомое. Кисть, напрягшаяся под тяжестью серебряного кофейника, слегка зажата, скована. Так бывает после неудачно сросшегося перелома, думаю я, но куда-то эта мысль от меня уплывает.
— Итак, на чём мы остановились? — говорит он, как ни в чём не бывало. — Ты продолжаешь утверждать, что меня не знала?
Мы остановились не на этом, мы с этого начали. Но не буду вдаваться в подробности.
— Продолжаю. Не знала, Мага.
— Тогда дай мне шанс, — говорит он, и я едва не давлюсь. — Почему бы тебе не познакомиться со мной поближе? В конце концов, я не так уж и плох. Встретимся раз-другой, пообщаемся, узнаем друг о друге…
Отставляю чашку. В конце концов, нет смысла пить, когда не ощущаешь вкуса.
— Мага, ты вообще-то соображаешь, что говоришь? Можно, я тебе напомню об одном обстоятельстве? У меня уже есть мужчина. И это — не ты.
Он с удовольствием делает глоток. Не спеша отламывает кусок печенья.
— Я помню. Только позволь уж и мне намекнуть на одно обстоятельство, дорогуша: твой мужчина тебя бросил.
— Меня никто не бросал, — говорю я зло. — И не смей…
— Хорошо, не бросил; оставил. Формально — временно, фактически — навсегда. Разве не так? А я — я здесь. — Он разводит руками. — Здесь и сейчас. И в этом моё преимущество. И дай-ка я тебе напомню ещё одно своё преимущество.
Он наклоняется ко мне ближе. И похоже, уже на взводе, несмотря на спокойный тон.
— Я… — говорит он…
И добавляет ещё что-то. Только я не могу разобрать.
Оторопев, смотрю на него.
— Ты не поняла? — он уже бледнеет от сдерживаемого гнева, но терпеливо что-то мне повторяет. Я не слышу. Я вижу, как шевелятся его губы, но не понимаю ни слова, смысл ускользает от меня, как рыбёшки в воде — от детских ручек.