Акваланги на дне

«Проклятое безденежье!» – повторил он про себя. Нельзя сказать, чтобы члены общины ничего не жертвовали на строительство храма. Но деньги постоянно были нужны для чего-то другого – чтобы выстроить себе вот этот дом, например. Не мог же он, Муслетдин, жить в какой-то глиняной халупе, как последний нищий! К сожалению, много средств уходило и на более важные дела. Решать проблемы мирового ислама в Крыму было не только хлопотно, но и дорого. Его руководители в богатых нефтью восточных странах требовали многого, однако искренне были убеждены, что деньги на все это он сможет без труда раздобыть сам. Стоило ему там заикнуться о недостатке средств для выполнения той или другой опасной миссии, ему тут же замечали, что он плохой мусульманин и не чтит заветов Аллаха.
Верный прием, Муслетдин и сам постоянно прибегал к нему, выманивая деньги у своих членов общины. Однако когда этот прием применяют к тебе самому, впечатление немножко другое. Тем более что денег ему действительно на все дела не хватало. Ведь средства общины небеспредельны. А удерживать людей в повиновении, безжалостно грабя их при этом, можно лишь до определенной грани, дальше они возмутятся и разорвут тебя в клочья.
Конечно, спонсоров, жертвователей на святые дела приходилось подыскивать. Занятие это далеко не приятное, а при властном характере Муслетдина просто оскорбительное. Он до сих пор мстительно сжимал кулаки и злобно скрежетал зубами, вспоминая, как в первый раз подъехал к этому турку, Абу Али, как попросил у него пожертвования и как получил решительный, короткий и вовсе даже не прикрытый вежливыми фразами отказ. Потом Муслетдину все-таки удавалось раскрутить богатого турка на какие-то деньги, но всякий раз пожертвование сопровождалось такими оскорбительными замечаниями...
Но ничего! Муслетдин не дурак и не размазня, он никогда не прощал нанесенных ему обид. А Абу Али еще ответит ему за это! Кидать ему, Муслетдину, как собаке обглоданную кость, какие-то жалкие сотни долларов, да и то только после того, как наговорит множество всяких оскорблений! Это ему даром не пройдет.
Внезапно в тишине покоя мелодично звякнул колокольчик. Обернувшись, Муслетдин увидел, как от ковра старинной работы, закрывающего вход в покой, отделился старый слуга и, низко склонившись и семеня ногами, приблизился к своему повелителю.
– Ну? – нетерпеливо спросил старый татарин, видя, что слуга явился с каким-то сообщением.
– Пришел Мурад, – тихо и вкрадчиво объявил слуга. – С ним мальчишка...
– Азамат?
Слуга молча поклонился до самого пола.
– Веди их сюда, дай туфли для гостей.
Слуга снова глубоко, до земли поклонился и, пятясь задом, удалился из покоев. Через некоторое время снова мелодично звякнул колокольчик, и перед Муслетдином предстал ближайший помощник главы татарской общины Мурад, человек с перебитым носом и руками каратиста-профессионала, вместе со смазливым чернобровым мальчишкой лет шестнадцати, тем самым, что голым лежал на кровати перед турком Абу Али. При виде его Муслетдин с досадой поморщился и отвернулся к окну. Некоторое время царило напряженное молчание. Вошедшие неподвижно стояли посреди комнаты и ждали первого слова повелителя.
– Ну, с чем пришли? – наконец вполголоса, не оборачиваясь, промолвил Муслетдин.
– Все идет нормально, мой господин, – тут же заговорил Мурад. – Наш Абу Али на мальчишку клюнул.
– Пидор хренов, – едва слышно пробормотал старый татарин, хмуро глядя в окно.
– Да, но в нашем деле это же просто находка, – осторожно возразил ему Мурад. – Теперь, когда он клюнул, нам осталось только подождать немного, и можно будет раскрутить Абу Али на хорошую сумму.
– Шантаж, стало быть, – констатировал вполголоса Муслетдин, глядя на недостроенный минарет. – Ради такого высокого дела – шантаж...
Двое стоящих посреди комнаты татар не шевелились, зная, что в лирическом настроении, в каком находился сейчас их господин, беспокоить его глупыми возражениями крайне опасно.
Внезапно Муслетдин резко обернулся и посмотрел в упор на татарского мальчишку, бледного от волнения и страха.
– Расскажи, как вел себя Абу Али наедине с тобой! – властно приказал Муслетдин.
Татарчонок растерялся, поглядел вопросительно сначала на Мурада – тот дипломатично отвернулся, – потом на грозного господина.
– Я тебя не о том спрашиваю! – грозно нахмурив брови, загремел Муслетдин. – Меня не интересуют подробности ваших любовных игр. Я спрашиваю, как он вел себя с тобой? Был ласков, груб, горяч, вежлив, равнодушен?
– Мне показалось, – юношеским ломающимся баском ответил наконец Азамат, – что турок без ума от меня.
Муслетдин одобрительно кивнул.
– Хорошо. Он тебе что-нибудь говорил?
– Говорил, что я для него прекраснее любой женщины, что он не хочет отпускать меня.
– Так... – Муслетдин сморщил нос, однако вид у него был вполне довольный. – Не обижает?
– Что вы! – Татарчонок попытался улыбнуться. – Он совсем голову потерял из-за меня. Говорит, что дня без меня прожить не сможет.
– Он ничего не предлагал тебе?
– Предлагал. – Азамат стыдливо потупился. – Он предлагал мне встречаться с ним каждый день, как только у меня будет время.
– Ты согласился?
– Конечно! Ведь вы же приказали мне соглашаться на все, что бы Абу Али ни предлагал мне.
– Так, хорошо.
– Я же говорю, Муслетдин, – встрял в разговор Мурад, – что все идет как надо. Это была хорошая идея, надменному турку нашего мальчишку подсунуть.
Муслетдин удовлетворенно кивнул, отвернулся к окну, наморщил лоб.
– Это еще не все, – осмелился продолжать татарчонок. Муслетдин с гримасой недовольства на пухлом лице повернулся к нему. – Еще он предложил мне поехать учиться в Штаты.
– Куда? – изумленно переспросил старый татарин.
– В США. Буквально с началом этого учебного года.
– Красивые сказки!
– Нет, он клялся мне! И потом... – Татарчонок смущенно запнулся.
– Ну? – Муслетдин грозно нахмурил брови.
– Он показал мне документы, визу на мое имя. Там проставлен сентябрь, месяц отъезда...
– Ты уверен?
– Конечно! Я же знаю, как должна выглядеть настоящая загранвиза. Меня не обманешь.
Муслетдин и Мурад озадаченно переглянулись. Даже для Мурада эта информация была новостью.
– Это дело нужно держать под контролем, – задумчиво проговорил старый татарин. – Оно становится все интереснее.
– Будет сделано, мой господин! – сказал Мурад.
– А ты, – Муслетдин повернулся к татарчонку, – будешь рассказывать моему помощнику все, что будет говорить твой Абу Али. Понял меня? Все дословно!
– Я все сделаю, мой господин! – торопливо ответил смазливый юноша.
Старый татарин величественным жестом хлопнул два раза в ладоши, появившемуся старому слуге сказал повелительно:
– Проводи Азамата к выходу из дома.
Когда татарчонок ушел, Муслетдин снова отвернулся к окну, некоторое время созерцал недостроенную башню минарета, шевеля при этом пухлыми губами. Мурад в это время покорно стоял посреди комнаты, боясь пошевелиться.
– Ну, что скажешь? – внезапно оборачиваясь, спросил Муслетдин. – Как тебе нравится вся эта история?
– В предложении Азамату учиться в Америке есть что-то очень странное, – ответил Мурад.
– Может быть, мальчишка по неопытности что-нибудь напутал? Может быть, хитрый турок просто вешает ему лапшу на уши, чтобы мальчишка был посговорчивее?
– Не похоже, – возразил ему Мурад. – Азамат не дурак и на самом деле знает, как загранвизы выглядят.
– Откуда?
– Бывал много раз и в Турции, и в Албании.
– Так это с родителями!
– Не только, – сказал Мурад спокойно и внушительно.
Муслетдин бросил на своего помощника короткий суровый взгляд, покачал головой.
– Тогда как же все это понимать? – озадаченно проговорил старый татарин. – Разве Абу Али собирается в ближайшее время уезжать из Крыма?
– Нет, насколько я знаю. Да и как он поедет без своего любовника? Азамат не будет врать, Абу Али подсел на него плотно.